Толкование Евангелия - Борис Гладков

Но где Иуда бросил сребреники? Евангелист Матфей говорит, что в храме (Мф 27:5). Несомненно, что он должен был бросить их там же, где так холодно отвергли его покаяние; не в храме же он каялся? Ведь там в то время, кроме очередных священников, никого не было; все первосвященники были заняты судом, а он каялся именно перед первосвященниками. А так как синедрион заседал в одном из храмовых зданий, а все здания храма, притворы и дворы его назывались общим именем храма, то можно полагать, что бросить сребреники в одном из зданий храма означало то же, что и бросить их в храме. С другой стороны, если сопоставить слова стиха 3-го главы 27-й Евангелия Матфея – и, раскаявшись, возвратил тридцать сребреников, – со словами 5-го стиха той же главы – и, бросив сребреники в храме, – то можно допустить предположение, что возвращаемые Иудой сребреники не были приняты от него в зале синедриона, и потому Иуда подошел к самому храму и бросил их в него. Как бы то ни было, но первосвященники подобрали брошенные сребреники и после, на досуге, обсудили вопрос, что с ними делать.

Покупка земли у горшечника на деньги, брошенные Иудой

При всей своей развращенности они все-таки признали невозможным употребить в пользу храма это орудие гнусного подкупа, потому что это цена крови (Мф 27:6), и потому купили у одного горшечника участок земли для погребения странников. И долго земля эта называлась землей крови.

Евангелист добавляет к своему повествованию, что во всем этом сбылось предсказание пророка Иеремии. На самом деле, не Иеремия, а Захария говорил: И они отвесят в уплату мне тридцать сребреников. И сказал мне Господь: брось их в церковное хранилище, – высокая цена, в какую они оценили Меня! И взял я тридцать сребреников и бросил их в дом Господень для горшечника (Зах 11:12–13). Полагают, что указание на Иеремию вместо Захарии есть следствие ошибки переписчика, в древнейших же списках сделана ссылка на Захарию.

Различные мнения о личности Иуды

О личности Иуды высказано много разнообразных мнений. Секта каинитов, например, считала, что из всех двенадцати апостолов один только Иуда вполне понимал назначение своего Учителя, – только он один и знал, что слава Иисуса – в Его страданиях и смерти за род человеческий; поэтому своим предательством он содействовал спасению людей, и за это его надо почитать, а не презирать. Мнение это настолько не согласуется со всем, что нам известно из Евангелия об Апостолах вообще и об Иуде в частности, что едва ли надо и возражать против него. Но раскаяние Иуды, его убеждение в том, что за предательство нет ни прощения, ни спасения, осуждение самого себя на смерть за этот грех и приведение самоубийством в исполнение этого приговора – все это доказывает, что голос совести не был окончательно подавлен в Иуде его сребролюбием; настало время, когда и его совесть вступила в свои права, когда начались и его страдания. Но тут-то он и обнаружил полное непонимание своего Учителя: он был убежден, что для него нет прощения, между тем Христос притчами Своими о немилосердном должнике и о блудном сыне старался внушить всем Своим слушателям вообще и в особенности Апостолам, что нет такого положения в греховной жизни человека, когда бы прощение было невозможно. Да, и Иуда мог бы получить прощение, если бы в своем покаянии обратился к Богу. Если он почему-либо не мог тогда же со слезами пасть к ногам Иисуса и молить о прощении, то ничто не могло мешать ему постоянно и неотступно молить о том же Отца Небесного. Но он не прибег к этому средству, он забыл слова блудного сына притчи – встану, пойду к отцу моему и скажу ему: отче! я согрешил против неба и пред тобою (Лк 15:18). Он не пошел к Отцу (и в этом его ужасная, пагубная ошибка), а хотел уйти от своей совести, от ее преследований; но куда бы он ни уходил, куда бы ни убегал, всюду преследовал его призрак креста; совесть все громче и громче обличала его, угрызения ее становились все мучительнее… он не выдержал этой пытки и с отчаяния повесился.

Думаю, что Иуда повесился не вслед за осуждением Иисуса, а несколько позднее. Он мог еще надеяться, что Пилат оправдает Невинного, и потому мог ждать окончания его суда. Когда же Пилат отдал Иисуса во власть синедриона и Иисуса повели на Голгофу, тогда только Иуда мог потерять всякую надежду на освобождение своего Учителя, тогда только он мог с отчаяния покончить с собой. Но об этом будет сказано в следующей главе.

Глава 43

Иисус на суде Пилата. Иисус у Ирода. Вторичный суд Пилата. Бичевание Иисуса. Предание Пилатом Иисуса во власть синедриона

Когда Иуда удалился из залы суда, все множество (Лк 23:1) членов синедриона отправилось к Пилату куда повели и Иисуса.

Суд Пилата

Пилат был язычник, и потому члены синедриона не вошли в его дворец, боясь оскверниться от такого общения с ним. По закону (Числ 9:6–11) еврей становился нечистым для совершения в установленное время пасхи только от прикосновения к мертвым; но фарисеи считали всех язычников и даже вещи, принадлежащие им, такой нечистью, от прикосновения к которой еврей становился оскверненным и, вследствие этого, лишался права есть пасху одновременно со всеми. В тот день предстояло им есть пасхального агнца, и они, из боязни сделаться нечистыми для такого дела, не вошли к Пилату. Заведомо Невинного осудить на смерть, по мнению их, можно было, это их не осквернило, но случайно занести на своих сандалиях пыль из дома язычника – это было бы ужасно для фарисея! Забыли они, как Господь обличал их, гордящихся своей внешней чистотой, но внутри преисполненных всякой мерзости.

Синедрион был не в дружелюбных отношениях к Пилату, не мог рассчитывать на его сочувствие, и потому, опасаясь противодействия с его стороны, явился к нему в полном составе своем.

Пилат вышел к синедриону на площадку перед своим дворцом, среди которой находилось судейское место; место это называлось по-гречески Лифостротон (Ин 19:13), и здесь, под открытым небом, Пилат творил суд.

Выйдя на Лифостротон, Пилат спросил первосвященников: в чем вы обвиняете Человека Сего? (Ин 18:29).

Они сочли нужным показать Пилату, что подобный вопрос обижает их, доказывает недоверие к ним правителя; между тем, явившийся в полном составе синедрион заслуживает иного к нему отношения. Поэтому первосвященники ответили Пилату: если бы Он не был злодей, мы не предали бы Его тебе (Ин 18:30).

Из такого ответа Пилат мог усмотреть, что синедрион не признает за римским правителем права пересмотра постановленного им приговора, а требует лишь покорного утверждения и исполнения. Гордый римлянин не мог допустить такого унижения своей власти и потому сказал первосвященникам: «Если так, если вы считаете, что я должен осудить приведенного вами Человека, не зная даже, виноват Он или нет во взводимом на Него преступлении, то возьмите Его вы сами, и по закону вашему судите Его (Ин 18:31), как знаете».

«Да мы уже осудили Его, – отвечали первосвященники, – и присудили к смерти, но сам же ты знаешь, что вы, римляне, отняли у нас право казнить смертью, что мы без твоего согласия не можем привести в исполнение постановленный нами смертный приговор. Нам не позволено предавать смерти никого» (Ин 18:31).

Приводя эти слова первосвященников, Евангелист Иоанн ссылается на предсказание Иисуса о том, какой смертью Он умрет. Если бы у синедриона не было отнято право предавать смерти осужденных, то к ним применялась бы еврейская казнь – убиение камнями; а так как, с отнятием этого права от синедриона, оно перешло к римской власти, по законам же римским казнь была двоякого рода: для римских граждан – отсечение головы мечом, а для прочих лиц – распятие на кресте, то Иисус и предсказывал, что Его распнут.[97]

После таких предварительных препирательств первосвященники вынуждены были признать за Пилатом право на пересмотр приговора по существу и предъявили обвинение против Иисуса. Религиозную сторону мнимого преступления они оставили в стороне и стали обвинять Иисуса в возмущении народа против кесаря. Мы нашли, что Он развращает народ наш и запрещает давать подать кесарю, называя Себя Христом Царем (Лк 23:2).

Пилат не поверил, конечно, такой ревности первосвященников в охранении власти римского императора над ними же; он прекрасно знал, что они о том только и мечтают, как бы свергнуть эту власть. Он не обратил бы никакого внимания на то, что Обвиняемый синедрионом называет Себя Христом, то есть Мессией, если бы не знал, что ожидаемый евреями Мессия будет, по их понятиям, Царем Иудейским и должен будет восстановить самостоятельное Иудейское царство. Как бы нелепо ни было подобное обвинение, но Пилат счел своей обязанностью рассмотреть его, чтобы узнать, не угрожает ли какая опасность императорской власти со стороны Обвиняемого.