Пес войны. Трилогия - Ерофей Трофимов

В ту же минуту, в его мозгу на секунду возник образ юной, ослепительно красивой девушки. Вздрогнув, он удивленно посмотрел на прямую спину хранительницы и услышал ироничный ответ:

— Ты спрашивал, так посмотри.

— Прости, хранительница. Я не хотел тебя обидеть.

— А я и не обиделась. Я хоть и старая, но все-таки женщина, и мне приятно, что ты так подумал о моей походке.

В сознании Араба прозвучал ее тихий смех, словно журчание весеннего ручейка. Удивленно покачав головой, Араб мысленно произнес:

— Сейчас, своим смехом, ты мне очень напомнила одну женщину, которую я встретил в своем первом путешествии.

— Старейшая помнящая, по имени Кара? — снова рассмеялась хранительница.

— Ты знаешь ее? — растерялся Араб.

— Это моя старшая сестра.

— Так ты из племени верров? — не поверил Араб.

— Тебя это так удивляет?

— Но ведь старейший сказал, что переход между мирами для посторонних закрыт.

— Все верно. Придет время, и я должна буду уйти обратно. Сюда я попала, когда погибла моя предшественница. Тогда в вашем мире шла большая война, и круг не мог взять нужного человека отсюда. Но это долгая история.

Они замолчали, думая каждый о своем. Араба так и подмывало спросить у нее, что стало с девушкой по имени Сала и с его возможными детьми, но поднимать эту щекотливую тему при остальных он не стал. К его облегчению, они вошли в деревню и сходу наткнулись на сидевшего прямо на голой земле индейца. Хранительница милостиво протянула ему руку и мужчина, нисколько не стесняясь, благоговейно поцеловал ее. Усилием воли сдержав свое удивление, Араб включил фонарь, освещая лицо проводника. Перед ним стоял коренной житель этих земель: коренастый, жилистый, со скуластым лицом, почти лишенным мимики, и черными, бездонными глазами.

— На каком языке ты предпочитаешь говорить? — спросил Араб, переходя на креольский, эдакую смесь индейского, португальского и испанского языков.

— Я говорю на креольском, английском и испанском, поэтому решайте сами, — равнодушно пожал плечами проводник.

— Отлично. Надеюсь, стрелять ты тоже умеешь, — кивнул в ответ Араб.

— Я охотник, — коротко ответил индеец, не меняясь в лице.

— Тогда просто здорово, — весело улыбнулся Араб. — Нам нужно попасть в место, которое описала хранительница, за один день. Это возможно?

— Мы будем там завтра, после обеда, — уверенно ответил проводник.

— Как тебя зовут, дружище?

— Дункан.

— Что ж, Дункан, ты знаешь, что нам предстоит, поэтому не будем терять времени. Ты готов?

— Давно уже, — усмехнулся в ответ индеец, закидывая на плечо потертый вещмешок и старую английскую винтовку «Ли-эндфилд».

Это оружие еще во времена англо-бурской войны в Африке прозвали «бур». Дура, прицельно лупившая аж на три километра. Увидев этот раритет, Араб удивленно ахнул и, не удержавшись, осторожно протянул к ней руку. Заметив его неподдельный интерес, индеец польщенно улыбнулся и, передав ему винтовку, с заметной гордостью произнес:

— Это ружье моего отца. Он его за пять шкур ягуара выменял.

— А где ты патроны к нему берешь? — не сдержал любопытства Араб.

— Приходится покупать. Дорого очень, но не жалею, она того стоит, — пожал плечами индеец.

— Закончим дело, дашь мне один патрон для образца. Будут тебе боеприпасы, — твердо пообещал Араб, поглаживая винтовку, словно женщину.

Вернув оружие с явным сожалением, он с улыбкой попрощался с хранительницей и кивнул, показывая, что они готовы. Закинув винтовку на плечо, проводник поклонился женщине и уверенно зашагал в сторону от деревни. Шедшие за Арабом воины круга недоумевали, каким образом индеец умудряется находить дорогу в кромешной темноте, но, ступая за ним след в след, они ни разу не споткнулись. Опытный проводник сумел вывести их к нужному месту еще до обеда, благодаря умению и выносливости воинов. Увидев описанное место, Араб внимательно осмотрелся и, сняв поклажу, приказал:

— Вернитесь в джунгли и разбивайте лагерь, а я пойду осмотрюсь.

Медленно спустившись по дороге до середины склона, Араб еще раз осмотрелся, удовлетворенно кивнул и проворчал:

— Место и вправду отличное. Но я так и не понял, кто так старательно просветил хранительницу по этому поводу.

Вернувшись обратно, он достал из своего рюкзака мины и саперную лопатку. Увидев его приготовления, воины насторожились и потянулись за оружием, но Араб, чуть усмехнувшись, велел им заниматься ужином. Удивленно посмотрев ему вслед, Майк повернулся к приятелю и, пожав плечами, спросил:

— Это очередной акт недоверия, или он и сам не знает, что делает?

— Не знаю. Вернется, спросим, — пожал плечами Квон, разводя костер.

— Он знает, что делает. Мины ставить — дело опасное, — неожиданно ответил им индеец.

— Откуда ты знаешь, что он собирается делать? — спросил Квон.

— Я в молодости в национальной гвардии служил, — чуть усмехнувшись, ответил Дункан. — Тогда, для парня из сертанов, это была единственная возможность посмотреть мир и чему-то научиться. Благо, школу при церкви я закончил на отлично. Так что, в армию меня взяли с удовольствием. Там и научился кое-чему.

— Не думал, что ставить мины опасно, — протянул Майк.

— Оружие — это всегда опасно, — философски ответил индеец и, взяв свою винтовку, заботливо прислоненную к дереву, скрылся в зарослях.

Спустившись до самого узкого на подъеме места, Араб установил пару мин и, поднявшись выше, снова взялся за дело. Расчет был прост. Взорвать первую и последнюю машины, после чего добить остатки отряда из гранатометов, проведя зачистку. Пользуясь господствующим положением, они могли сделать все за несколько минут. Устанавливая мины, Араб пожалел, что рядом с ним нет его команды наемников. Будь рядом с ним его парни, так и мины не потребовались бы. Пара залпов из гранатометов, и все было бы кончено. Установив мины и отметив место, он отошел в сторону и, убедившись, что все сделано правильно и заметить мины невозможно, отправился в лагерь.

Дункану повезло. Точнее, сработал наработанный годами профессионализм и опыт, который, согласно старой пословице, пропить невозможно. Увесистый агути вскоре шкворчал над костром, исходя жиром и умопомрачительным запахом. С легкой усмешкой на маловыразительном лице индеец поворачивал жаркое над углями, то и дело посыпая его какими-то порошками.

Сидевшие у костра воины с интересом наблюдали за его действиями, откровенно исходя слюной. Вернувшийся Араб, подсев к костру, с интересом принюхался к мясу и, удивленно посмотрев на проводника, спросил: