Синтез - Токацин

— Эй, самки! Вам что, мутаген не выдавали?

— Тебя не зовём, — ухмыльнулась в ответ Мафдет.

Глава 28

Швы сняли; шрам на подбородке теперь с трудом определялся даже на ощупь, превратившись в пучок тонких белых рубцов, и на рваный след на лице Линкена был похож только расположением. «Теперь ясно, для чего накладываются швы?» — ухмыльнулся сармат-медик в ответ на удивление Гедимина. Сармат задумчиво кивнул и подвигал челюстью из стороны в сторону. Боли не было давно, но за прошедшие шесть дней ремонтник так отвык открывать рот, что опасался, что челюсть заклинило.

Вечерний аэродром мок под холодным дождём, прибрежные кусты опустели, озёрная вода приобрела сходство с жидкой ртутью, и Гедимин на несколько секунд остановился, разглядывая мелкую рябь и расходящиеся круги.

— Эй, теск! — крикнули со стороны нефтеперегонного комбината. — Чего встал?!

От комбината отползали тягачи. Оставленные ими длинные платформы выстроились вдоль здания, заняв часть посадочных полос у госпиталя. На каждой из них горой лежали деревья, вырванные с корнем и разрубленные на две-три части, со всеми ветвями и налипшим на корни песком. На многих стволах были видны пятна гари и лохмотья коры — что-то врезалось в дерево с большой силой и надорвало древесину. Между платформами и пустым аэродромом выстроились угрюмые охранники в мокрых экзоскелетах, присыпанных песком и хвоёй. Заметив взгляд Гедимина, двое из них вскинули оружие.

— Вали отсюда, слизь!

«Ни одного сармата в патруле,» — думал Гедимин, ныряя в переулок. «Вообще не видно патрульных-сарматов в городе. С самой… лесной диверсии. Много на рудниках, но в городе нет. Если встречу Кенена, спрошу, к чему это.»

— Эй! — окликнули его из-под навеса за оградой миниклонария. Гедимин хотел пройти мимо, но понял, что заговорил с ним не охранник. Сармат в белом комбинезоне стоял под навесом и пристально смотрел на ремонтника.

— Гедимин Кет? Много про тебя слышал, — сказал он, когда тот вошёл под навес. — Ты в самом деле убрал клеймо с плеча лучевым резаком? Оно настолько мешало?

Гедимин подозрительно прищурился. «К чему он ведёт?»

— Мешало, — буркнул он. — Что теперь?

— То, что уже двоих привезли с кровотечениями, а одному сшивали сухожилия, — отозвался медик. — Резак как скальпель — полная дрянь. У нас есть медчасти и даже миниклонарий. Если кому-то мешает клеймо, пусть идёт к нам. Незачем кромсать себя чем попало. Так им и скажи.

Гедимин мигнул.

— Я никому ничего не кромсал, — сказал он. — Зачем ты говоришь это мне?

— Они берут пример с тебя, — медик поморщился. — Чему-то дельному они не учатся. Но как кто-нибудь сделает глупость…

Ремонтник мигнул ещё раз.

— Им незачем брать пример с меня. Я не Саргон и не Маркус. Им просто надоело носить рабские знаки. Сделай объявление на клонарии, несколько на соседних зданиях. Они прочитают и придут к тебе.

Сайт Лос-Аламоса встретил его объявлениями о мероприятиях к Дню труда и предложением написать эссе о профессии на свой выбор — готовился какой-то конкурс. Сегодняшний учебный блок ничем не отличался от вчерашнего; завтрашний сопровождался ссылкой — ожидались совместные занятия с кафедрой общественных наук. «Зачем? Мы проектируем турбины. Как в этом поможет знание человеческих традиций?» — Гедимин растерянно мигнул, дочитав список программ. «Или у них есть традиции, касающиеся линий электропередач? Я опять что-то пропустил…»

Покончив с получением и проверкой знаний, он заглянул в почту и тяжело вздохнул. «Диверсия?!» — заголовок нового письма от Крониона светился красным. «Уже знает. Не люблю журналистов,» — поморщился Гедимин, разворачивая страницу. «Так и есть — видел в новостях. А, так там даже меня показали… Нет, не пойду смотреть,» — он провёл пальцем по новым шрамам под комбинезоном, покачал головой и углубился в чтение. В поселении Цкау давно не происходило ничего, о чём могли бы написать журналисты. «Я иногда читаю новости из Мацоды. Там собрали всех филков и сулисов и сселили в Рахэйну, и ни о каких беспорядках пока не слышно. Один сармат даже вступил в ритуальный брак с человеческой самкой. Местная религия относится к искусственнорождённым очень спокойно; насколько я понял, там в приоритете знание и соблюдение определённого набора традиций. Я могу найти заметку об этой паре, если тебе интересно. У нас о таких новостях говорят с недоверием. Есть несколько сарматов, которые переписываются с северянами, но это не аборигены — они все живут в Евразии, и обычно общение не затрагивает тему спаривания. Мне предложили переписываться со студентом-медиком из Снежногорска; я думаю, это может быть интересным.»

Второе письмо было датировано двадцать шестым августа, поздним вечером. Гедимин пересчитал дни и вздохнул — почта из Лос-Аламоса продолжала ходить через Северный Союз с заездом на Титан. А новости с Канадских территорий распространялись гораздо быстрее.

«В сети вчера было много шума, все корпуса гудели, но никто ничего внятного сказать не мог. Я до сих пор не знаю, что у вас произошло — восстание, диверсия или падение метеорита — но был крайне рад увидеть, что вечером вы посетили занятия. Из этого следует, что вы живы и, как минимум, в здравом уме, а это очень важно. Если тот сармат с жёлтыми глазами, который держался за грудь, когда освобождали пленных, — это вы, то вашей стойкости можно только позавидовать. Если вам нужна помощь, немедленно сообщите — я постараюсь помочь, насколько это возможно.

Теперь о ваших вопросах. В очередной раз вынужден отметить, что вы на редкость дёшево цените свою жизнь и здоровье. Возможно, это национальная черта сарматов. Да, то, что вы спроектировали, будет работать как пучковый излучатель, по принципам действия сходный с бластером. Использовать его без защиты не рекомендуется, но лист свинцовой фольги решит все проблемы. Что меня радует, так это воспоминания о втором курсе — объекты для изучения, предлагаемые на нём, менее опасны или практически невоспроизводимы в условиях шахтёрского поселения. Вам он, вполне вероятно, покажется скучным. Если вы — механик со стажем, прошедший подготовку по тепло- и электротехнике, многое будет вам знакомо. В конечном итоге, реактор — не более чем паровой котёл на уране, а все замыслы о передаче лучистой энергии на расстояние — удел ненаучной фантастики. Кстати, как вы относитесь к этому жанру?

Относительно анализатора, с которым у вас возникли сложности…»

Гедимин смущённо хмыкнул и прикоснулся к карману. Анализатор он носил с собой уже два дня. Обломки камеры-дрона пригодились в ремонте — сейчас прибор определял состав именно образца, а не ближайших кубометров горной породы, в трёх случаях из пяти. Но это было не совсем то, чего хотел сармат.

«По маркировке мы с Майклом определили, с чем вы имеете дело, и очень удивлены. Эта модель производства Северного Союза в последний раз широко использовалась ровно век назад, во времена первых марсианских колоний. Именно тогда ей нашли замену, предназначенную для работы в инопланетных атмосферах и открытом космосе. А ваш прибор использовался на защищённых исследовательских станциях. Его пластины не защищены от ионизирующего излучения. Вероятнее всего, именно оно влияет на показания. Обычно пластины защищают одним из следующих способов…»

Гедимин дочитал до конца, силой заставил себя усидеть на стуле и не сорваться сразу же в лабораторию, глубоко вздохнул и открыл форму ответа. «У людей слишком долгая история. Всегда забываю, как сильно всё меняется. Интересно, как они сами привыкают к этому? Наверное, из-за этих изменений для них так важен возраст…»

Вдоль ряда скользнул красный луч, на долю секунды задержался и перескочил на следующий ряд. Гедимин повернулся и увидел охранника в экзоскелете. Он стоял у двери в окружении четырёх сарматов-охранников и водил тусклым красным фонарём по залу. «Проверка,» — Гедимин досадливо сощурился, вспоминая, как удобно было перед праздниками оставаться в лаборатории на всю ночь и выбираться наружу только к обеду. Вчера вечером комендант с охранниками ходил по бараку, пересчитывая спящих; утром Гедимин наткнулся на две закрытые двери и сарматские патрули рядом с ними. «Даже чёрный ход…» — он невесело усмехнулся. «Предусмотрительный Гай Марци…»

— И поэтому я надеюсь, оглянувшись вокруг через несколько лет, увидеть вокруг мир и процветание, — продолжала свою речь голограмма координатора Маркуса. — Сейчас нам нелегко понять друг друга, между нашими народами множество различий, постоянные конфликты. Кто-то может жалеть, что война закончилась для нас именно так, считать, что с ними обошлись несправедливо, что следовало продолжать борьбу и не считаться с потерями… Пройдёт двадцать лет, и вы убедитесь, что выбор был правильным. За мир и процветание!