Дневники св. Николая Японского. Том ΙV - Николай Японский

9/22 октября 1901. Вторник.

Сергий Усигое из Хиросаки уведомляет, что у него усердно слушают ныне учение: жена офицера Василия Озеки, отправившегося в Россию, и Сато, поставщик сапог на армию — первая состоит там учительницей в городской женской школе.

Диакон Тит Кано, из Сендая, пишет, что делает вечернее собрание для христиан и для «сейнен», и просит, для объяснения на них, русских толкований на Апостольские Послания. Отправлено ему толкование на Послание Святого Апостола Павла к Филиппийцам и Солунянам — Епископа Феофана.

Тит Накасима из Ивай–квай пишет, что неурядица между христианами в Ициносеки и Яманоме еще не прекратилась, но что тем не менее христиане собираются на молитвы и являются признаки неослабевающего христианского усердия.

Мы с Павлом Накаем кончили исправление паремий. Еще раз нужно сверить их с русским текстом, еще раз окончательно прочитать, чтобы сгладить шероховатости японской грамматики. Но всему этому мешает то, что паремии не кончены перепиской набело. Пока это будет сделано, мы принялись за исправление перевода богослужения Первой недели Великого поста.

10/23 октября 1901. Среда.

Петр Ямада из Миядзу пишет, что «по ознакомлении с местными нравами и обычаями находит, что развить там дело проповеди трудно: народ еще не почувствовал нужду в новой религии; а возбуждать в нем это чувство мешает нелюдимость его: заводить с людьми знакомство весьма трудно. Здесь не так, как на севере, где хоть и незнакомый придет, примут его, предложат чашку чая, а потом заведут разговор — здесь незнакомого в комнату не пригласят, а у двери спросят, что нужно, и у двери же кончат с пришедшим», и так далее. Однако же нашлись и там люди, пожелавшие христианства, и Церковь завелась. Даст Бог, и возрастет. В последние годы, к сожалению, там были весьма плохие катихизаторы, вроде Одагири–молчальника. Петр Ямада может и оживить Церковь, если только сам не потеряет оживляющего его одушевления, которым доселе был не беден.

11/24 октября 1901. Четверг.

О. Феодор Мидзуно, вернувшись из Омигава с погребения христианки, которую он недавно ездил напутствовать, рассказал о мирной кончине ее: все дни после напутствования была в радостном молитвенном настроении; несмотря на свои молодые лета (двадцать четыре года), нисколько не печалилась, что расстается с жизнью, напротив, радовалась, что Господь берет ее из этого мира; предсказала день своей кончины, в который, действительно, и умерла тихо и радостно, язычники дивятся сему, но этими явлениями Господь призывает и их к Себе.

12/25 октября 1901. Пятница

Илья Сато, катихизатор в Акита, более подробно (чем о. Павел Кагета на днях) пишет о католике Исии, просящемся в православие. Человек он очень религиозный, чему свидетельством служит то, что он нынешнее лето все свое время чиновничьих каникул употребил на разъезд вместе с католическим пастором–французом и местным катихизатором по окрестностям, причем и сам говорил проповеди. Впервой он узнал о неправости католичества, по словам Сато, из Сравнительного Богословия (Хикаку–сингаку) нашего перевода, которое нашел в городской библиотеке, и потом, при помощи Сато, стал изучать православие, которое и усвоил всей душой. Помогай Бог ему!

Илья Накагава из Масуда жалуется на равнодушие местных жителей к христианской проповеди, и даже неприязненность, вроде следующей: один стал слушать учение и, по–видимому, усердно; но, послушав немного и поняв кое–что, промолвил: «А, да это похоже на „Киристан–сию“, что в древности было у нас! Нам такого учения не нужно», — и с негодованием ушел. Отзвуки древней католической проповеди и их добрых действий здесь.

13/26 октября 1901. Суббота.

О. Василий Усуи пишет: «есть у него, в Идзу, христианин, по имени Василий Мита; десять лет тому назад он прогнал свою жену и стал жить незаконно с язычницей; теперь у них уже двое детей, которых отец озаботился окрестить, нынешняя жена его тоже просит крещения; она давно уже слушает учение и весьма усердно, из другой деревни приходя для того в Касивакубо к катихизатору Иоанну Мори. Можно ли крестить ее?» Спрашивает о. Василий. — Конечно! Она не была под христианским законом, когда сходилась с Василием. А Василий пусть еще побудет под епитимией.

Нанес визит Яков Мацудаира (Нива), семейство которого о. Семен Юкава на Формозе принял в Православную Церковь. Налгал с три короба: «он образовал большую компанию для доставления каменного угля на Филиппины американцам, приведет в японское подданство остров, ныне никому не принадлежащий, лежащий между Формозой и Филиппинами», и прочее в этом роде. Между прочим, доказывал необходимость послать катихизатора на Формозу для проповеди находящимся там японцам; один из доводов был такой: «японцы там все народ умный, правда мошенники, такие же как я» — причем я не мог удержаться от смеха, рассмеялся и он, поняв мое согласие с ним…

14/27 октября 1901. Воскресенье.

До Литургии было крещение взрослых и детей.

За Литургией из русских был генерал Артамонов, служивший председателем военного суда в Порт—Артуре и ныне возвращающийся в Россию, в Киев. Ему и секретарю его очень понравилась наша служба. Говорил, что Манчжурия непременно останется за нами, в силу девиза, выбитого на памятнике Невельскому во Владивостоке: «Где поднят русский флаг, там он не должен быть спущен». Хвалил очень развитие и нравственность китайцев сравнительно с русским воинством и приводил тому разительные примеры.

С двух до трех часов, когда прилив народа в Собор особенно велик, в крещальне, с открытыми двумя дверьми, производилась проповедь для язычников; но слушателей было от семи до пятнадцати человек только, прочие все, посмотрев Собор, уходили. Напрасно усердствовали сначала Тит Косияма, потом о. Феодор Мидзуно, говоря с таким одушевлением и так громко, что у меня в комнате слышно было, — плода, кажется, совсем нет.

О. Яков Такая из Кагосима извещает, что церковный дом там сгорел в пожаре той улицы, где он стоял; это уже второй раз церковный дом в Кагосима истребляется огнем. Несчастие для христиан, да и для Миссии, потому что надо жертвовать вновь.

15/28 октября 1901. Понедельник.

Ночью в первом часу Василий, ночной дворник, разбудил, говорит:

— Оонума (ученик Катихизаторской школы) вернулся из города пьяный, что с ним делать?

— Где же он?

— Стоит у ворот.

— Впусти, разумеется.

Пошел я встретить его; в коридоре нашел двоих учеников, из которых один — старший его комнаты, тоже ожидавших его. Бредет пьяненький; увидев меня, нисколько не смутился, а смиренно сложив руки на груди, подходит: «Сюкёо, благословите! У приятеля в Асакуса засиделся вот»… Вся его фигура была до того комична, что я чуть не расхохотался: велел уложить его спать, а утром сказал о. Феодору Мидзуно, начальнику Катихизаторской школы, чтобы отправил Оонума домой, как негодного для школы. Но, разумеется, поднялись ходатайства и просьбы, кончилось все взятием с Оонума письменного обещания, за ручательством товарищей его, что он вперед в рот не возьмет вина. В добрый час!