Ликвидатор. Исповедь легендарного киллера. Книги 1, 2, 3. Самая полная версия - Алексей Львович Шерстобитов

собой, то ли под чьим-то жутким планированием. И, возможно, отрезвило лишь принятие курса репрессивной дисциплины, после применения которого и появилось понимание для каждого, где он находится, спустив с небес на грешную землю.

Просматривалась и другая сторона. Откуда должна была взяться преданность, за исключением совсем приближённых, когда денежное содержание, по мнению уже задержанных, не соответствовало содеянному, а после вообще исчезло, как и всякая помощь и поддержка после начавшихся арестов, что уж совсем непонятно. Боссы не помогли даже кровному брату по одному из родителей – Елизарову Сергею. Наоборот, как только он был арестован, вся мебель из его квартиры была вынесена по указанию одного из братьев. Состояние дел подходило к объявлению меня и ещё нескольких, проходящих со мной по делу, «обвиняемыми», и соответственно, – к ознакомлению с материалами дела.

Новые, для меня так и оставшиеся необъяснимыми, вводные со стороны следственного комитета, заключались в разделении судопроизводства на два, хотя следствие уже было закончено, и суд должен был быть один! Возможно, для улучшения отчётности – ведь так получалось два суда по делам организованной преступности, правда, такое наблюдалось и ранее.

Что оставалось делать, пришлось принять это как данность, к тому же представители следствия объяснили, что второй раз статьи 209 и 210 не будут предъявлены. Это, собственно, не удивительно – ведь дважды за одну и ту же провинность, по Конституции РФ, судить нельзя. Правда, позже всё случилось с точностью до наоборот, мало того что статьи эти были предъявлены ещё раз, так и срок, полученный по ним при сложении наказаний, получился гораздо больше возможного, определённого законом, хотя я был совсем не исключением, а, скорее всего, правилом, как и все остальные из нас, у кого было такое же разделение на два суда. Впрочем, у Олега Пылёва эта цифра несравнимо больше – 90 лет, при возможных, кажется, 27. Кстати, срок у него, не в пример другим, получился небывалым – «пожизненное заключение» + 18 лет, не описанный ни УК, ни одним Пленумом Верховного суда.

Говорить о себе нечего, как бы мой срок ни складывался, любым из них я доволен и благодарен, ибо он конечен!

За изучение этой кипы бумаг я засел со всей серьёзностью, совершенно на время работы забывая о том, где я, кто я, и что мне грозит. Воображение позволяло воспроизводить прочитанное в другом формате, а ручка отмечала в тетради все слабые, неправдоподобные, а то и лживые факты. Многочисленные ошибки, оговоры и несовпадения, как мне казалось, дадут возможность быть услышанным. Многое из замеченного могло позволить «опрокинуть» многих свидетелей и в особенности тех из них, которые дали показания на других, забыв о своей вине, – «перевербовав» их в свидетелей защиты прямо в зале суда.

Марат Полянский после экстрадиции вместе с «шефом» Буториным Сергеем – «Осей». МОСГОРСУД 2011 год. Конечный срок – 23 года…

Толстые «Еженедельники» заполнялись точными выдержками со ссылками на том, страницу и даже точку с упоминанием сути, дня допросов, следственного эксперимента или свидетельских показаний с указанием числа, фамилии, имени и отчества. Там же были отмечены экспертизы, отказы в них, нарушения и преувеличения – всё могло стать последней каплей в достижении цели: «снисхождения» в вердикте присяжных. Шансы были мизерные, тем более что после вынесения судьей Откиным трёх «пожизненных приговоров» следствие вместе с оперативными сотрудниками потеряли всякую взаимосвязь с судом, что создало им некоторые проблемы в продолжении раскрытий преступлений и общения с совершившими их.

Ещё недавно существовало негласное соглашение, подобное нынешнему, почти оформленному официально, договору с судом: после получения Пылёвым, Махалиным и Михайловым высшей меры появился пробел в год-полтора, когда суды выносили приговоры, не учитывая поведения подсудимого на досудебном следствии и, если бы не милость присяжных, ехать бы мне на «Огненный остров», попавшему как раз в этот промежуток.

Сейчас Марат Полянский, не прибегая к суду присяжных, воспользовался договорённостью с судом и получил минимум.

Сюрпризов была масса, но все они были объяснимы. Многим я воспользовался бы в случае выбора другой линии защиты. Но чем больше я живу, тем чаще убеждаюсь: мы можем выбирать многое, не зная при этом, что выбираем свою судьбу. Поэтому, сделав ставку на признательные показания, оставалось акцентировать внимание лишь на тех фактах, которые доказывали мою некровожадность и безысходность.

Что касается второго – всё предельно ясно, первое же выражалось в подтверждении того, что при возможности, помноженной на полученные инструкции, я всегда пытался уменьшить количество погибших. Много ли это или мало – не мне решать, но я считал, что вынести это на суд и мнения присяжных – не только моя обязанность, но и единственная возможность.

Материалы дела, показания свидетелей, следственные эксперименты – всё подтверждало мою правоту, порой поражая некоторых участников процесса. Но крайне тяжело поставить себе в заслугу сохранение жизни одному или нескольким людям, если при этом ты убиваешь одного из них, тем более – делая это продуманно и планомерно.

Не очень-то производит впечатление (положительное) и понимание того, что, скажем, при наличии десяти жертв их могло быть тридцать, так как считается, наверное, что в сохранённых двадцати твоей заслуги нет, дело лишь в сложившихся факторах. В гибели же десяти виноват, конечно, ты, за что и нужно отвечать, что в принципе справедливо.

Но всё же что-то получилось.

Возможно, присяжные заседатели разглядели во мне что-то человеческое, а всё остальное, что я пытался донести, удачно дополнило до настоящей картины. Возможно, сыграла привычка быть настоящим среди своих близких, а глядя на этих двенадцать человек, решающих мою судьбу, я и воспринимал их как родственников, стараясь быть с ними таким же откровенным.

Опыт со взглядом из «клетки»

Ознакомление с материалами дела шло порядком, выбранным не мною, а представителем следствия, тома были вперемешку, в этом наверняка был какой-то смысл, к которому еще прибавлялась несвоевременная подготовка следующих томов дела, а зачастую – и желание переработать их наиболее удачно для обвинения. В моей ситуации это было не особенно важно.

Для удобства поиска ссылок пришлось составить таблицу с указанием всего выписанного, что давало возможность моментального поиска необходимого и позволяло быть на шаг-два впереди обвинения, при этом не имея на руках самих томов материалов дела, отсутствие которых было тоже проблемой, как и владение ими. Не зная заранее линию обвинения, пришлось бы либо перевозить все, либо заказывать их в зал суда.

При ознакомлении с делом я анализировал те факты и факторы, на которые скорее всего будет