'Фантастика 2025-62'. Компиляция. Книги 1-26 - Ринат Искандэрович Мусин

выйдет. А послезавтра Бердников вместе с другими жителями посёлка будет искать Риту на берегу.

Лебедева покачала головой.

— Жуткая история, — произнесла она.

— Читатели были от неё в восторге.

Я ухмыльнулся.

— Я только вот чего не пойму, — сказала Александра. — Ты говоришь, что написал книгу об этом учителе много лет назад. Сколько с тех пор для тебя прошло времени? Лет десять?

— Семнадцать.

— Тем более. Семнадцать лет прошло! И ты до сих пор помнишь все имена и даты?

Я кивнул.

— Прекрасно помню, — сказал я. — Хоть сейчас перечислю тебе имена двенадцати жертв Ларионовского мучителя. Личность тринадцатой его жертвы так и не установили. Бердников заявил, что имя той девочки он не знал.

— Вот это для меня и странно, — сказала Лебедева. — То, что ты помнишь их по именам. Я не так давно окончила школу. Но уже не вспомню фамилии всех своих одноклассников. А ведь после моего выпускного прошло не семнадцать лет.

Я покачал головой.

— Ничего странного в этом нет. У меня всегда была превосходная память. Не настолько хорошая, конечно, чтобы я навеки запоминал всё подряд. Но даже ты, Саша, сейчас помнишь все те моменты из своей прошлой жизни, когда испытала сильные эмоции. Именно такие наполненные чувствами и ощущениями случаи и врезаются нам в память. Ведь ты же не забыла того парня, с которым впервые поцеловалась? Или девчонку, которая тебя обидела в младших классах? Такие случаи не забываются.

Я снова присмотрелся к табличке с названием улицы — на этот раз я отыскал на ней номер дома.

— Хорошая память и сильные эмоции, которые я испытывал при работе над книгой. Вот мой рецепт. Я так думаю. Это сейчас я спокойно говорю тебе о том случае с Ритой Медведевой. А в две тысячи восьмом году я пережил его вместе с героями своей книги. К тому времени я неплохо заточил эмпатию. В этом были как несомненные плюсы, так и минусы, которые вылились для меня в стресс и в ночные кошмары. Но так было нужно для работы — тогда. Сейчас мне подобные эмоции без надобности. Ты знаешь, почему.

— Тромб.

— Он самый.

Я кивнул.

— Поэтому теперь я спокоен, как удав. Избегаю лишних эмоций. Пока успешно. Я допускаю, что это хладнокровие досталось мне в наследство от Димки. Сколько его помню, мой брат всегда был спокоен и рассудителен. За исключением того дня, когда умер папа. И того случая, когда расстреляли мою машину. Других таких моментов я не припомнил. Димка редко злился, он казался весёлым и жизнерадостным. Временами меня эта его черта раздражала. Но вот теперь она мне здорово помогает.

Я прикоснулся рукой к своей груди напротив сердца.

Мы шли вдоль просёлочной дороги, не заасфальтированной и даже не отсыпанной гравием. Вдоль неё выстроились окружённые заборами одноэтажные домишки. Эта улица не выглядела частью посёлка городского типа. Скорее, напоминала обычную деревню. Лиственные деревья в садах едва заметно покачивали листвой у самых верхушек, чирикали прятавшиеся в древесных кронах воробьи, над крышами домов кружили голуби. Дважды нас обогнали автомобили, подняли над дорогой клубы пыли.

— Саша, видишь ту серую крышу, над которой кружат голуби? — сказал я.

Указал на двускатную крышу дома, видневшуюся впереди за деревьями (через дорогу от нас). Лебедева повернула голову, сощурила глаза. Её собранные на затылке в хвост волосы погладили моё плечо. Сейчас они казались даже светлее, чем обычно: светло-пшеничного цвета, с добавлением золотистых искр. Над серой крышей взлетела и закружила в воздухе (на фоне яркого голубого неба) очередная голубиная стая, словно птицы нарочно пометили направление для Сашиного взгляда.

— Это двадцать первый дом, — сообщил я. — Нам нужен двадцать третий. Он за вон теми деревьями. Видишь? Там живёт Александр Бердников вместе со своим семейством. Мы почти пришли. Осталось пройти совсем немного. А дальше… я тебе уже сказал, что произойдёт. Я сделаю это. Тут без вариантов. Поэтому подумай, Саша: ты действительно пойдёшь туда вместе со мной? У тебя ещё есть время на размышления. Немного, но есть. Дорогу до вокзала ты знаешь, не заблудишься. Через час я тебя там найду.

Я остановился. Придержал за руку Александру.

Лебедева тряхнула головой, нахмурила брови.

— Ну, уж нет, — сказала она. — Никуда я теперь не уйду. Даже не надейся, Дима.

Александра снова сжала мою руку.

— Уверена? — спросил я.

Посмотрел в Сашины голубые глаза.

— Да, — выдохнула журналистка. — Уверена. На все сто. Иду туда вместе с тобой. Без вариантов, как ты сказал. Я сама на всё посмотрю. И на этого школьного учителя; и на то, что ты с ним сделаешь, если сделаешь, конечно. Как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Я именно так и считаю. Да и вообще. Не для того я приехала на этот богом забытый край света, в этот посёлок Ларионовка, чтобы отсиживаться на вокзале. Я с тобой, Дима. Не надейся: я не передумаю.

* * *

Напротив двадцать первого дома мы с Александрой перешли дорогу; прошлись вдоль зелёного забора, состоявшего из заострённого вверху штакетника. Забор перед домом Бердникова блистал свежей краской, обновлённой не позже пары месяцев назад. Все планки на этом заборе были целыми, в отличие от щербатых заборов, которые мы видели в начале улицы. Со стороны двора к нему прижимались высокие кусты малины. Листья малины местами выглядывали между деревянными планками забора на улицу, словно во дворе дома им стало тесно. Голуби всё ещё кружили над двадцать первым домом. А вот над крышей двадцать третьего я их не увидел.

Калитку я открыл без труда — лишь просунул над штакетинами руку и отодвинул щеколду.

— Входи, — сказал я.

Пропустил Александру во двор, вошёл туда следом за ней.

Мазнул взглядом по улице. Никакого движения там не заметил: даже листья на деревьях сейчас не покачивались.

— А если его нет дома? — спросила Лебедева.

Она настороженно замерла в двух шагах от калитки; рассматривала чистый двор, накрытый брезентовым чехлом автомобиль, густой малинник, пустую собачью будку и засаженные цветами грядки, что расположились под самыми окнами дома.

— Дома он, или нет, — сказал я. — Это мы сейчас узнаем.

Глава 10

На чёрно-белых фотографиях, которые я видел семнадцать лет назад, этот двор и сам дом выглядели угрюмыми, неприветливыми, зловещими. Но