Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

Часть первая ГЛАЗ БУРИ

Глава 1. МЕЛОДИИ ГОРНЫХ ВЫСОТ

Даже в самой пещере, где потрескивал огонь, посылая серые столбики дыма к отверстию в каменной крыше, где красные отблески играли на резных настенных изображениях переплетенных змей и клыкастых большеглазых зверей, даже здесь холод пронизывал Саймона до костей. Сквозь лихорадочный сон, приглушенный дневной свет и мрак ночи он чувствовал, как серый лед сковывает его, как коченеет тело, как его заполняет мороз. Он уже не верил, что когда-нибудь сможет согреться.

Оставляя свое больное тело в холодной пещере Йиканука, он путешествовал по стране снов, беспомощно переносясь из фантазии в фантазию. Много раз ему казалось, что он вернулся в Хейхолт, в родной замок, чего уж никогда не будет: к нагретым солнцем полянам и тенистым уголкам, в этот великолепнейший из домов, полный веселой суеты, красок и музыки. Он снова бродил по саду за зеленой изгородью, и ветер, воющий вокруг пещеры, где он спал, в его снах лишь слегка шелестел листвой, путаясь в нежном кустарнике.

В одном из своих странных снов он вновь очутился в кабинете доктора Моргенса. Кабинет был наверху, в высокой башне, облака проплывали мимо стрельчатых окон. Старик, чем-то озабоченный, склонился над большой раскрытой книгой. В его сосредоточенном молчании было что-то пугающее. Саймон, казалось, не существовал для него: он пристально рассматривал примитивное изображение трех мечей, занимавшее открытые страницы.

Саймон отошел к окну. Был слышен шум ветра, но Саймон не ощущал его дуновения. Он взглянул вниз, во двор. Оттуда на него были устремлены широко раскрытые серьезные глаза ребенка, маленькой темноволосой девочки. Она подняла руку, как бы в знак приветствия, и внезапно исчезла.

Башня вместе с захламленным кабинетом доктора Моргенса начала стремительно таять прямо под ногами Саймона, подобно морскому отливу, и наконец исчез сам старый доктор. Даже растворяясь, как тень при свете дня, Моргенс не поднял глаз на Саймона, напротив, он продолжал судорожно листать страницы книги, как бы ища в ней ответ. Саймон окликнул его, но все вокруг стало холодным и серым, полным танцующих туманов и обрывков снов.

Он проснулся и в который раз за последние дни увидел погруженную в ночную мглу пещеру, Хейстена и Джирики, лежащих у стены, исписанной рунами. Эркинландер спал, свернувшись калачиком в своем плаще, борода его свисала с камня. Ситхи рассматривал что-то, зажатое в руке. Джирики, казалось, глубоко задумался. Глаза его слабо мерцали, отражая свет угасающего огня. Саймон попытался что-то сказать — он изголодался по теплу и голосам — но сон не отпускал его. Как громко воет ветер…

Он стонет в горных расщелинах, как раньше стонал между башнями Хейхолта, как завывал над бастионами Наглимунда.

Так тоскливо! Ветер такой тоскливый…

Скоро он снова заснул. В пещере было тихо, слышалось лишь легкое дыхание и мелодии одиноких горных высот.

Это была всего лишь яма, но из нее получилась вполне сносная тюрьма. Она уходила на двадцать локтей в каменные глубины Минтахока, а в ширину в ней могли разместиться два человека или четверо троллей. Стены скважины были отшлифованы, как лучший мрамор для скульптур, так что даже пауку не за что было бы уцепиться, а дно — темным, холодным и сырым, как и положено в подземелье.

Луна уже взошла над снежными вершинами соседних гор, но лишь отраженный свет ее проникал на дно ямы, едва касаясь двух неподвижных фигур. Призрачный мир застыл, и бледный диск луны, которую тролли называют Шедда, медленно пересекал черное небесное поле.

Вдруг что-то шевельнулось наверху, у отверстия ямы. Маленькая фигурка перевесилась через край, всматриваясь в густой мрак внизу.

— Бинабик… — позвала она наконец на языке троллей. — Бинабик, ты меня слышишь?

Если и шевельнулась одна из теней на дне ямы, она сделала это беззвучно. Фигурка вверху заговорила снова.

— Девять раз по девять дней, Бинабик, твое копье стояло у моей двери, и я ждала тебя. — Слова произносились размеренно, как в ритуальном действе, но голосок задрожал на мгновение, а потом продолжал: — Я ждала тебя и называла имя твое в Долине эха, но лишь мой собственный голос возвращался ко мне. Почему же ты не вернулся и не взялся снова за копье свое? — И снова не было ответа. — Бинабик! Почему ты не отвечаешь? Хоть это-то ты можешь сделать для меня?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Тень покрупнее шевельнулась на дне ямы. Бледно-голубые глаза блеснули в лунном свете.

— Что за тролль там ноет наверху? Мало того, что бросают в яму человека, никому не делавшего зла, так еще приходят и бормочут что-то над головой, как только он попытается уснуть.

Тень застыла на мгновение, как олень, пойманный лучом фонаря, и исчезла в ночи.

— Ну и слава Богу, — и Слудиг снова завернулся в промокший плащ. — Не знаю, что говорил тебе этот тролль, Бинабик, но я терпеть не могу тех, кто насмехается над тобой, да и надо мной заодно, хоть я и не удивляюсь, что они нас ненавидят.

Тролль, лежавший рядом с ним, промолчал и только посмотрел на риммерсмана темными печальными глазами. Слудиг снова перевернулся и попытался заснуть, хотя дрожал от холода.

— Нет, Джирики, ты не можешь уйти! — Саймон сидел на нарах, спасаясь в одеяле от пронизывающего холода. Чтобы преодолеть приступ головокружения, пришлось стиснуть зубы: он редко поднимался за те пять дней, что прошли с тех пор, как он проснулся.

— Я должен, — сказал ситхи, опустив глаза, чтоб не видеть мольбы во взгляде Саймона. — Я уже послал вперед Сиянди и Киушапо, но требуется мое личное присутствие. Я останусь еще на день или два, Сеоман, но больше откладывать не смогу.

— Ты должен помочь освободить Бинабика! — Саймон подобрал ноги с холодного каменного пола на постель. — Ты говорил, что тролли тебе доверяют. Заставь их отпустить Бинабика, и пойдем все вместе.

Джирики тихо вздохнул.

— Это не так просто, юный Сеоман, — сказал он, почти теряя терпение. — У меня нет ни сил, ни власти, чтобы заставлять кануков делать что бы то ни было. Кроме того, у меня есть обязанности и обязательства, которых тебе не понять. Единственная причина, по которой я не ушел до сих пор, — это желание поставить тебя на ноги. Мой дядя Кендарайо'аро давно вернулся в Джао э-Тинукай, и я должен последовать за ним.

— Должен?! Но ты же принц!

Ситхи покачал головой:

— Эти слова в наших языках имеют разное значение, Сеоман. Я принадлежу к правящей фамилии, но я никем не командую и никем не управляю. К счастью, и мной никто не управляет, за исключением отдельных случаев и отдельных моментов. Мои родители объявили, что этот момент настал. — Саймону показалось, что он улавливает нотки гнева в голосе Джирики. — Но не бойся. Ни ты, ни Хейстен не являетесь пленниками. Кануки вас уважают. Они отпустят вас, когда вы пожелаете.

— Но я без Бинабика не уйду. — Руки Саймона теребили край плаща. — И без Слудига тоже.

У входа появилась меленькая темная фигурка и вежливо кашлянула. Джирики взглянул через плечо и кивнул. Вошла старая женщина и поставила у ног Джирики дымящийся котелок, затем ловко вынула из широкой шубы три чашки и расставил их полукругом. Хоть ее крохотные пальчики орудовали ловко, а морщинистое круглощекое лицо ничего не выражало, Саймон уловил страх в ее глазах, когда они на мгновение встретили его взгляд. Закончив, она попятилась из пещеры и исчезла за пологом так же бесшумно, как и появилась.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Кого она боится? — с недоумением подумал Саймон. Джирики? Бинабик ведь говорил, что кануки и ситхи всегда ладили между собой — более или менее.

Но тут он увидел себя ее глазами: вдвое выше троллей, рыжеволосый, заросший — лицо его покрыла первая юношеская борода, — тощий как жердь, хотя этого она заметить не могла, поскольку он был закутан в одеяло. Какую разницу могли жители Йиканука уловить между ним и ненавистными им риммерами? Разве люди Слудига не воевали с троллями веками?