Кабирский цикл - Генри Олди

Возвращаться в реальность было невмоготу, словно выпущенному из зиндана вору в прежнюю вонючую яму: вот так бы дрыхнул без просыпу — а потом, после пробуждения, все бы само собой встало на места и…

Доктор Кадаль попытался нырнуть обратно в сон в уют беспамятства; однако, к изрядному неудовольствию доктора, сон вывернулся и сбежал, махнув на прощание платочком, в результате чего пришлось-таки открыть глаза.

Утром, которое, по мнению гиганта хайль-баши, мудренее вечера, и не пахло — в комнате по-прежнему царила темнота, но темнота другая. Во всяком случае, темнота выспавшаяся, бодрая и готовая к новым каверзам. «Интересно, сколько времени?» — подумал Кадаль, пытаясь в серой мгле разглядеть циферблат часов.

Для этого пришлось изрядно потрудиться, вертя рукой и ловя проникающий в щели скудный свет.

Происхождение обрывков света оставалось загадкой, во всяком случае, «Да будет свет!» говорилось про что-то другое.

— Два семнадцать, — наконец констатировал он вслух.

— А у вас часы, часом, не стоят? — поинтересовался из угла Альборз-пахлаван, не заметив собственного каламбура. — На моих — пять сорок. И сереет на дворе вроде…

Доктор приложил часы к уху.

Пошел к Иблису — ответили обиженные часы.

На их языке это звучало: тик-так, тик-так, тик-так.

— Без четверти десять, парни, — угрюмо сообщил шейх «Аламута», словно пытаясь этим кого-то обидеть. — Утра. Или вечера. Или — зимы.

И Равиль умолк, роясь в портсигаре.

Скоро вспыхнул огонек зажигалки, высветив заспанную бородатую физиономию ар-Рави; почти сразу физиономия окуталась клубами дыма — «горный орел» привычно изображал огнедышащего дракона. — Пошли посмотрим, что на улице творится, — решил дракон.

«Кто бы спорил», — подумал Кадаль, покидая комнату, облюбованную их троицей для ночлега.

На ступеньках у входа торчал столбом и разинув рот смотрел в небо охранник. Доктор последовал его примеру — и рот Кадаля разинулся без предварительной команды.

Небо не было ни черным, ночным, ни дневным, голубым; туч, луны или солнца на нем тоже не наблюдалось. Равномерная фиолетовая мгла, слабо подсвеченная изнутри. Гнилушка в темной чаще. «Уж лучше бы было темно!» — передернулся Кадаль. Но передернуться пришлось дважды: через минуту доктор выяснил, что сквозь гнилое свечение чернеют бездонные провалы звезд!

Черные блестящие искры на опалесцирующем небе.

Агатовые брызги на лунном камне.

Неверный, дрожащий свет лишь слегка разгонял душные сумерки, царившие во дворе мектеба; дальше, у ворот и вдоль ограды, кисель снова сгущался, и Кадалю вдруг показалось, что вчера призрачная стена находилась чуть дальше. Хотя нет, наверное, обман зрения. Вон ворота тогда еле-еле проступали из пелены — и сейчас проступают…

Большой Равиль и Альборз-пахлаван также уделили некоторое время разглядыванию зловещего небосвода, после чего телохранитель со щелчком захлопнул челюсти.

«Привычка, что ли, у этих „орлов“ — клювом щелкать?» — в который раз изумился Кадаль.

— Дерьмо небесное! — сплюнув на ступеньки, высказал пахлаван свое мнение по поводу увиденного. Смахивало на то, что Альборз с гораздо большим удовольствием плюнул бы вверх, но опасался последствий.

«Грубо, но точно», — мысленно согласился доктор.

— Пойдем-ка прогуляемся по парку, — бросил очнувшийся шейх. — Невредно бы осмотреться.

В процессе гуляния были обнаружены из местных достопримечательностей: оранжерея, пара-тройка хозяйственных пристроек, две беседки, четыре неработающих фонтанчика, из которых, по идее, должна была течь питьевая вода; да еще в зарослях то и дело мелькала лучащаяся счастьем козья морда: после скудного рациона Ош-Дастана коза явно решила, что попала в рай.

Выхода обнаружено не было.

Мглистая стена надежно огородила мектеб со всех сторон, и никаких проходов в ней не наблюдалось.

В тягостном молчании они вернулись ко входу в центральный корпус. Ветер неуютно посвистывал в кронах деревьев, время от времени срывая и бросая на аллею пожухлые желтые листья.

Листья.

Желтые.

Откуда?! Ведь на дворе весна!

«Ну и что, что весна», — отрешенно подумал доктор Кадаль.

И был прав.

Из дверей медленно, один за другим, выходили пленники «Звездного часа»: Рашидик с Лейлой, администраторша, заметно притихший со вчера пьяница-козопас, охранник, которого гигант мушериф называл почему-то егерем, — парень катил перед собой инвалидное кресло с восседающей в нем старухой, а рядом шлепала кутающаяся в шаль девчонка, держа в руках ржавый меч…

«Небось и спала с ним» — мелькнуло предположение, при других обстоятельствах вызвавшее бы улыбку. Доктор Кадаль очень удивился бы, если бы кто-то, кто знает все, рассказал ему правду, — единственным человеком, не видевшим во время всеобщего обморока никаких снов-миражей, оказался именно он, почтенный хабиб-чудотворец.

Но кто-то, кто знает все, сейчас был занят в другом месте, и поэтому Кадаль смотрел на девчонку с единственной мыслью: эта смуглянка, собиравшаяся поломать любимый меч Рашидика, странным образом связана со всей заварухой.

Как?

Вчерашний индикатор в сознании надима Исфизара не ответил на этот вопрос. Ладно, посмотрим, нервы с утра вроде бы в порядке, истерикой не пахнет, а они пусть идут: гулям, старуха, девочка…

Гулям-эмир пока не показывался.

Последним в дверях вырос необъятный хайль-баши в сопровождении племянника и двух близнецов — мальчика и девочки. Дочка Равиля, тише мыши ходившая за отцом на расстоянии вытянутой руки, тут же подбежала к детям, и они принялись взволнованно шептаться.

Охранник что-то тихо сказал старухе в кресле, та согласно кивнула, поджав тонкие губы, все в морщинках, и мужчина решительно зашагал по аллее к воротам. Собравшиеся молча следили за ним, пока гулям не скрылся в тумане.

Тишина. Кажется, даже ветер притих в ожидании.

Проходит минута, другая…

Стук ботинок. И сосущее под ложечкой ощущение, что это уже было, было… было!.. Кошмар, ты вязнешь в болоте, рвешься наружу, к воздуху, к жизни, но силы на исходе, а испорченный проектор крутит один и тот же эпизод снова и снова… Ну почему, почему человек готов разбить себе голову о стену только потому, что надежда умирает последней?!

Гулям возникает из тумана, смотрит на угрюмые лица и молча идет вдоль призрачной стены. Шагов через тридцать он вновь ныряет во мглу. Это повторялось трижды. И всякий раз через пару минут гулям возникал на том самом месте, где входил в туман. В конце концов мужчина прекратил бесплодные попытки и вернулся.