Сорок пять - Александр Дюма

Эта случайность казалась достойной внимания, Шико привык верить в знаменательные случайности.

Порою, в соответствующей беседе, он даже развивал весьма остроумные теории на этот счет. Основой этих теорий была одна мысль, на наш взгляд, стоящая любой другой.

Вот в чем она состояла.

Случайность – это, так сказать, резерв господа бога. Всемогущий вводит в действие свой резерв лишь в очень важных обстоятельствах, в особенности теперь, когда он убедился, что люди стали достаточно проницательны и умеют взвешивать и предвидеть возможный оборот событий, наблюдая природу и закономерное устройство ее элементов.

Между тем господь бог любит или должен любить расстраивать замыслы существ, обуянных гордыней: некогда он покарал их за гордыню потопом, а в будущем покарает всемирным пожаром.

Итак, господь бог, говорим мы или, вернее, говорит Шико, любит расстраивать замыслы гордецов при помощи явлений им неизвестных, вмешательств которых они предвидеть не в состоянии.

Легко видеть, что теория эта подкрепляется весьма убедительной аргументацией и может дать пищу для блестящих философских трудов. Но, без сомнения, читатель, которому, как и Шико, не терпится узнать, что делает в этом доме Карменж, будет благодарен нам, если мы прервем нить этих рассуждений.

Итак, Шико рассудил, что появление Эрнотона в доме, где он видел Реми, – вещь очень странная.

Он рассудил, что странно это по двум причинам: во-первых, потому, что оба эти человека совершенно не знали друг друга и, значит, между ними, наверно, появился посредник, неизвестный Шико.

Во-вторых, дом был, по-видимому, продан Эрнотону, у которого денег на эту покупку не было.

«Правда, – сказал сам себе Шико, устраиваясь насколько он мог удобно на водосточной трубе, своем обычном наблюдательном пункте, – правда, молодой человек утверждает, что к нему должен кто-то прийти и этот „кто-то“ – женщина. В наше время женщины богаты и могут позволить себе любые причуды. Эрнотон кому-то понравился, ему назначили свидание и велели купить этот дом; дом он купил и на свидание согласился. Эрнотон, – продолжал размышлять Шико, – живет при дворе: видимо, дела у него завелись с придворной дамой. Полюбит ли он ее, бедняга? Избави его бог! Тогда он погибнет в этой пучине. Ну, ладно, мораль мне ему читать, что ли? Нравоучения тут дважды бесполезны и стократ нелепы. Бесполезны, ибо он их не слышит, а если бы и слышал, то не захотел бы слушать. Нелепы, ибо лучше бы мне отправиться спать да поразмыслить немного о бедняге Борроме. Кстати, – тут Шико помрачнел, – я заметил одну вещь: что раскаяние не существует, что чувство это весьма относительное. Ясно, что я не испытываю угрызений совести оттого, что убил Борроме, раз мой интерес к делам господина де Карменжа заставляет меня забыть об этом убийстве. Да и он, удайся ему пригвоздить меня к столу, как я пригвоздил его к стене, наверное, не испытывал бы сейчас больше угрызений, чем я».

Рассуждения Шико, его соображения и философические раздумья длились не менее полутора часов. Но от этих забот его оторвало появление со стороны гостиницы «Гордый рыцарь» каких-то носилок. Носилки остановились у порога таинственного дома. Из них вышла дама, закутанная вуалью, и исчезла за полуоткрытой дверью.

– Бедняга! – прошептал Шико. – Я не ошибся, он и вправду ждал женщину. Можно идти спать.

Шико встал, но вдруг замер на месте, хотя и продолжал стоять.

– Нет, ошибся, – сказал он, – спать я не стану. Однако одно остается неизменным: не угрызения совести помешают мне заснуть, а любопытство. Это – святая истина: если я остаюсь на своем наблюдательном пункте, то ради одного – я хочу знать, какая из наших благородных дам удостоила прекрасного Эрнотона своей любви. Лучше уж оставаться здесь и наблюдать – ведь если я пойду спать, то наверняка встану с постели и возвращусь.

С этими словами Шико сел на прежнее место.

Прошел приблизительно час. Мы не беремся сказать, думал ли Шико в это время о неизвестной даме или о Борроме, терзало ли его любопытство или угрызения совести. Внезапно ему почудился конский топот в конце улицы.

И действительно, вскоре показался закутанный в плащ всадник. Он остановился посреди улицы, словно припоминая местность.

Туг он заметил носилки и находившихся при них слуг.

Всадник подъехал к ним. Он был вооружен: слышалось, как его шпага звенит о шпоры.

Слуги при носилках пытались помешать ему проехать к дому, но он тихо сказал им несколько слов, и они не только почтительно расступились, но один из них, когда всадник спешился, даже принял из его рук поводья.

Неизвестный подошел к двери и очень громко постучался.

«Черт побери! – сказал себе Шико. – Хорошо я сделал, что остался! Предчувствие, что тут должно что-то произойти, меня не обмануло. Вот и муж, бедняга Эрнотон! Сейчас кто-то кого-то прирежет. Однако, если это муж, он очень уж любезно заявляет о своем появлении таким оглушительным стуком».

Впрочем, несмотря на то что незнакомец столь решительно стучал, ему, видно, не решались открыть.

– Откройте! – кричал стучавший.

– Открывайте, открывайте! – повторяли за ним слуги.

– Сомнений нет, – рассуждал Шико, – это муж. Он пригрозил носильщикам поркой или виселицей, и они перешли на его сторону. Бедный Эрнотон! Да с него кожу сдерут! Если, однако же, я не вмешаюсь в это дело: ведь он в свое время пришел мне на помощь, и, следовательно, в подобном же случае я обязан помочь ему. А мне сдается, что случай как раз наступил и другого такого не будет.

Шико отличался решительностью и великодушием, да к тому же еще и любопытством. Он отцепил от пояса свою длинную шпагу, зажал ее под мышку и быстро спустился вниз.

Шико умел открывать дверь совершенно бесшумно, уменье это необходимо всякому, кто хочет слушать с пользой для себя.

Шико скользнул под балкон, скрылся за колонной и стал ждать.

Не успел он устроиться, как дверь дома напротив открылась по одному слову, которое незнакомец шепнул в замочную скважину. Однако сам он оставался на пороге.

Спустя мгновение в пролете двери оказалась прибывшая в носилках дама.

Дама оперлась на руку всадника, он усадил ее в носилки, закрыл дверцу и вскочил в седло.

– Можно не сомневаться, это был муж, – сказал себе Шико. – Довольно, впрочем, мягкотелый муж, ему в голову не пришло пошарить в доме и проткнуть живот моему приятелю Карменжу.

Носилки двинулись в путь, всадник ехал шагом у дверцы.

– Ей-богу! – сказал себе Шико. – Надо мне проследить за этими людьми, разведать, кто они и куда направляются. Тогда я смогу подать какой-нибудь основательный совет моему другу Карменжу.