Дваждырожденные - Дмитрий Морозов

Только Кунти, вокруг которой склонилось несколько женщин, никак не могла прийти в себя. Стоя на коленях перед престарелой царицей, Лата пыталась привести ее в чувство. По знаку Латы я поднял почти невесомое тело женщины и бережно понес ее в ближайшие покои. Несчастная тяжело дышала, шепча невнятные слова сожаления и раскаяния. Когда я внес царицу в комнату, наполненную запахами целебных бальзамов, ее взгляд стал осмысленным, словно стойкое сознание царицы справилось с черной волной безумия. Я уложил Кунти на ложе, а Лата положила сильную белую руку на оплетенный сетью морщин лоб. Затуманенные мукой глаза встретились с ясным взором апсары.

— Зачем я только прочитала ту мантру? — прошептала Кунти. — Мой мальчик, мой бедный сын! Даже пятеро шлемоблещущих героев не оградят меня от искупления.

— Ваши сыновья сами избрали свой путь. Не вините себя, царица.

Кунти закрыла глаза. Мы оставили ее на попечение служанок и вышли из дворца. Ночь царила над Хастинапуром. Надрывно, словно неприкаянная душа, кричала какая-то птица. Мы шли среди аромата листвы, слушая, как скрипит под ногами мелкий песок, покрывающий дорожки. Наконец я нарушил скорбное молчание:

— Признаться, когда Кунти упала без чувств, я решил, что она просто ослышалась и мысленно похоронила Арджуну. Иначе, чего ей так убиваться из-за гибели главного соперника сына. Теперь я знаю, что есть и другая причина.

Лата тяжело вздохнула и положила мне руку на плечо:

— Я знаю, Муни, что скрытность не входит в число добродетелей жены. Но я не хотела раскрывать тебе чужую тайну. Воин не должен предаваться сомнениям. Не из-за того ли погиб Карна, так и не решившийся нанести смертельный удар своему брату.

— Брату?! Я должен был догадаться. Так он знал… А Пандавы?

— Нет, не может быть. Кунти открыла истину только Карне… и мне.

Мать Пандавов нуждалась в моей помощи, чтобы получить доступ в лагерь Дурьодханы и встретиться со своим старшим сыном. Карна хорошо помнил меня после той нашей встречи на берегах Ганги. Поэтому я смогла устроить тайное свидание. Разумеется, я расспросила Кунти обо всем, ибо не может апсара принимать поручение, не измерив следствия своих деяний. Кунти открыла мне свою тайну. Теперь я могу посвятить в нее и тебя. Это уже ничего не изменит.

Так я узнал историю рождения старшего брата Пандавов — солнцеликого Карны. Я передаю ее здесь так, как ее пели потом чараны, расцветив узором тайны и мечты.

«Большеглазая девочка Притха, родившаяся в царском роду вришниев, была отдана на воспитание царю Кунти Бходже. Так она получила имя Кунти и воплотила в себе все лучшее, что было в обоих царственных родах. Старый обычай отдавать царских детей на воспитание подальше от льстивых голосов подданных, принес свои плоды. В Кунти рано проявились ум и красота. Чуть позже риши Дурвасас открыл в ней и огненную силу брахмы. Он учил ее обузданию разума и духа, а приемный отец радовался беспечности и чистоте, которые принесла юная апсара в жизнь строгого дворца. Кунти окружила Дурвасаса вниманием и заботой и с полным самоотречением пила из источника древней мудрости. Дурвасас, восхищенный ее добрым нравом и удивительными способностями, подарил ученице волшебную мантру, которая позволяла ей воочию узреть облик небожителей. Тайные силы, пробужденные в девушке упорными занятиями, неожиданно прорвали плотину еще неокрепшей воли и замутили сознание. Тогда-то и снизошел к ней в ответ на зов мантры бог в сияющих доспехах. Его кожа была медовозолотистой, и сияние исходило от грозного лика.

„Я пришел к тебе, чтобы ты познала усладу в моих объятиях, — сказал бог, не разжимая уст, — я дам тебе сына, похожего на меня“.

Трепещущая Кунти ответила: „Ступай, небожитель, обратно в свои чертоги. Только мать, отец, да наставник вправе распоряжаться телом целомудренной девы“».

Я вспомнил старую женщину, рухнувшую без сил на каменный пол зала собраний. Ни черты лица, ни увядшая с годами кожа не хранили памяти о былой красоте царицы Хастинапура. Но чистый, прозрачный свет брахмы все еще окружал, подобно утренней дымке, всю ею фигуру. И на мгновение перед моим внутренним взором предстало чудо, некогда увиденное ее глазами — небожитель дивный обликом, одетый в пылающие доспехи и украшенный серьгами. И еще я представил, как хороша в годы юности должна была быть невысокая, большеглазая дочь царя Кунтиб-ходжи, если Лучащийся блеском не пожелал уходить, не обретя любви земной женщины.

«Что мне обычаи земных людей? — сказал небожитель. — женщины и мужчины рождаются свободными в этом мире. Разве ты нарушишь дхарму, действуя по велению своих чувств, о прекраснобедрая? Соединись со мной, и от меня родится многославный и многомощный сын».

«Я рожу сына и погублю честь моего рода, — ответила Кунти, собирая остатки самообладания».

«Ни один человек на земле не узнает о том, что произошло, — ответил небожитель, — я сохраню твое тело невинным, а нашего сына одарю чудесными подарками. Снизойди к моим просьбам, ибо страсть одолевает меня».

Она боялась, конечно, боялась. Ведь предупреждают Сокровенные сказания, что благочестивый человек, если он молод, не должен в ослеплении слишком сильно испытывать пламень и мощь внутреннего огня кундалини.

Видя ее трепет сказал ей Сурья: «Ни твой отец, ни родственники, ни наставники не властны над тобой. Благо тебе, о прекраснобедрая. Любая девушка свободна в этом мире. Так как нет греха в любви».

Так сказал будущей жене царя Панду небожитель, чье сияние наполнило четыре стороны света. Вернее, так поняла его слова до смерти перепуганная девушка. И что пользы терзаться раскаянием невинной душе, когда, по сути, не было у нее ни сил, ни мудрости воспротивиться. Да и все последующее помнилось лишь как сладостный сон, не имеющий ничего общего с телесным вожделением.

Все стороны света затопило золотое марево. Разум царевны помутился, и она упала на ложе. Когда Кунти пришла в себя, то с удивлением обнаружила, что страсть солнцеликого не сожгла ее и не оставила никаких следов на ее безупречном теле. Никто, кроме Дурвасаса и ее личной няньки-кормилицы, не входил с тех пор в покои царевны. Не в силах поправить случившееся, они хранили ее тайну. В положенный срок Кунти родила на свет мальчика. Когда она осталась с сыном одна, ее покои вновь затопил золотой свет. Это Сурья, как теперь она звала небожителя, принес своему сыну великолепный сияющий панцирь, который облек тело ребенка подобно второй коже. В уши младенца небожитель вдел сверкающие серьги.

«Эти серьги помогут мне найти сына, где бы он ни был, а панцирь охранит его от диких зверей и оружия смертных».

Может, поэтому так мужественно восприняла Кунти страшное известие с поля боя, что давно поняла — несвободна была она в своем выборе. Высшие силы дали ей Карну, и они же унесли его далеко за пределы материнской любви и защиты.

После этого Кунти вместе с кормилицей взяли корзину, облитую снаружи воском, положили в нее ребенка и пустили корзину по воде.

Зачарованный рассказом Латы, я словно воочию увидел эту картину: тенистые речные заводи, широкие листья лотоса тихо раздвигаются, давая дорогу плывущей по течению корзине. На берегу в изнеможении опустилась на траву прекрасная молодая женщина. Она шепчет помертвевшими губами: «Где бы ты ни был, я узнаю тебя по твоим доспехам, сын мой. Не бойся одиночества. Твой солнцеликий отец следит за тобой. Счастлива та женщина, что получит тебя в сыновья. Как я завидую той, что увидит, как ты ползаешь, играя в солнечной пыли и лепечешь первые невнятные слова. Счастливы те, кто в пору твоей юности обучат тебя Сокровенным сказаниям и владению оружием».

В эти мгновения сердце мое разрывалось от жалости к Карне и Кунти.

— Зачем же Кунти открыла тайну Карне? — спросил я Лату. — Она надеялась, что он отвратится от битвы. Будучи старшим в роду, он мог быть уверенным, что Юдхиштхира, преданный закону, уступит ему трон Хастинапура. Но ей не удалось убедить Карну изменить долгу Кауравам. Карна ответил ей: «Как могла ты бросить меня, подобно щенку? Как могу я теперь отказаться от Дурьодханы, если он возвел меня из безвестности к славе? Теперь поздно что-либо менять. Но я обещаю тебе пощадить в битве всех своих братьев, кроме Арджуны. С ним я сражусь. И кто бы из нас ни погиб, все равно у тебя останется пять сыновей».

— Ужасное сплетение кармы, — сказал я, — погибнув, Карна сделал Арджуну братоубийцей. Семье Пандавов не избежать мук совести…

— А кто из прошедших Курукшетру не стал братоубийцей? — тихо спросила Лата и заплакала тускло, горько, безысходно.

Потом чараны на все лады расписывали последнюю встречу Арджуны и Карны на поле боя. Они уверяли, что Карна молил Арджуну не убивать его. Но Арджуна якобы ответил, что колесница Карны увязла в твердой земле по воле богов. Созрели кармические плоды неправедных деяний Дурьодханы, к которым вольно или невольно был причастен и Карна. В конце концов, сразив неутомимого лучника, Арджуна спас жизни множества своих воинов. Кое-кто уверял потом, что Шалья — возничий сына суты, тайно сочувствовал Арджуне и нарочно сдержал коней на поле боя. Простому обывателю, не знакомому с дхармой кшатрия, нетрудно поверить этому низкому вымыслу. Тем более что Накула и Сахадева приходились Шалье племянниками. Но в тот день не надо было ни предательства царя мадров, ни вмешательства богов, чтобы колесо колесницы увязло в земле, взбитой тысячами копыт и ног. В предательство дваждырожденных я могу поверить ничуть не больше, чем в утверждения чаранов, что Бхимасена пил кровь из разрубленной груди убитого им Духшасаны. Нет, дваждырожденные не превратились в ракшасов. Их оболгали те, кто от страха и ненависти сам потерял человеческий облик, и поэтому так настойчиво навязывали героям низменные, будоражащие тупое воображение чувства и мотивы поступков.