Ужасный век. Том I - Андрей Миллер

настала глубокая, но из зала пока разошлись по покоям не все: шум снизу по-прежнему доносился. Кто-то ещё даже танцевал.

Принц и сам был бы рад предаться веселью — по примеру брата, покинувшего застолье в хорошей компании сразу за пиком кутежа. Но не получалось. Хмель понёс юношу на другую волну, довольно печальную. Он ведь не вчера вернулся к королевскому двору. И не третьего дня. Год уже прошёл, но…

Бернард поднялся на широкий балкон под крышей дворца. Вид отсюда, надо признать, открывался великолепный.

Перед юношей раскинулось озеро Эшроль — в безветренную и лунную ночь особенно красивое. Недвижимая гладь, отражающая холодный свет: многие сказали бы о зеркале, но Бернард думал о клинке. Далеко-далеко, на другом берегу, гораздо выше окаймляющих Эшроль лесов, тянулась к безоблачному тёмному небу огромная тень — вся в огоньках. Кортланк.

Издалека столица Стирлинга напоминала ночью колоссального дракона, прилегшего на берегу озера: башни и шпили соборов — словно острый гребень вдоль спины. Огни в окнах и на стенах — будто золотые монеты и самородки, разбросанные вокруг сказочного чудовища. А сам королевский замок, построенный на выступающей из озера скале — как драконья морда, увенчанная рогами.

Кортланк был на вид суров, но красив: под стать всему королевству, пожалуй. Хотя в южных землях Стирлинга, где делали вино, Бернард не бывал. И судить о тех краях мог только по рассказам — пусть они к столице гораздо ближе, чем Вудленд.

Вудленд, да. Там остался человек, с которым Бернарду уж точно приятно было посидеть за кубком после охоты. Если начистоту, с Робином принц чувствовал куда больше общего, чем с кем угодно в этом дворце. Даже немножко больше, чем с братом. Немножко. Но всё же.

— Братик! Едва отыскал! Ты что тут делаешь?

Стоило вспомнить о Ламберте — как вот и он. Принц только слышал голос: не обернулся.

— Я?

— Ну а кто же! Я-то тебя искал, никакой тайны. Что за меланхолия? Хорош, братик, дичиться. Хочешь ты того или нет, но к прелестям двора я тебя приучу.

Бернард ценил эти старания Ламберта, без сомнения. Просто получалось всё пока как-то…

— Приучишь, конечно. Просто… взгрустнулось немного. Бывает от вина такое.

— Со мной не бывает! Но, впрочем, понимаю.

Младший принц наконец посмотрел на брата. Оказалось, что тот поднялся на балкон отнюдь не в приличном для особы королевской крови виде: закутанным в атласное покрывало. Наверняка без одежды под ним.

— Похоже, ты времени даром не терял.

— Конечно! И знал бы ты, в чьей компании не терял... Век наш трагически недолог, а потому и должен быть особенно сладок. Напрасно ты тратишь прекрасную летнюю ночь на дурацкие одинокие размышления. Знаешь, сколько внизу охотниц сделать её интереснее? Особенно после…

— Ох, хватит про этого вепря, я тебя прошу. Ничего особенного.

— Чушь! Именно так составляют себе славу. Отец вечно говорит, что…

— Отец говорит о другом. Да: своей королевской крови в жилах мало. Нужна чужая на клинке.

— Ну вот!

— Ламберт, это ведь не про охоту. Про войну.

Старший брат фыркнул.

— Только про войну от тебя и слышу!

— А без неё надёжной славы не бывает.

— Это тебе Гаскойн в голову вбил? Все мы уважаем старика, конечно же, только вот он… как бы это сказать, чтобы ты не обиделся за воспитателя… некоторым образом ограничен в суждениях. Он сам ничего толком не видел, кроме войны: потому говорит подобные вещи.

— Я и правда вот-вот обижусь.

— И напрасно! Знаешь, братик…

Ламберт поставил на перила бокалы. Оказывается, бутылка была у кронпринца при себе: в хрустале заиграла приятно пахнущая влага. Балеарское — даже слабых познаний Бернарда в вине хватило, чтобы это понять.

— …так, для начала возьми бокал, да-да, не противься. Так вот. Насчёт войны и всего этого прочего. Я не буду спорить с бароном Гаскойном и тем более с отцом, даже за глаза. Скажу о том, что видел и узнал сам: ведь я тоже не только пил и развлекался все эти годы. Норштат, Лимланд: твой брат видел собственными глазами земли, где военной славы составлено было изрядное количество. И отцом нашим. И твоим бароном. Только вот знаешь что? Королевствам это не принесло счастья. А нам, так уж Творец Небесный судил, о королевстве предстоит заботиться. Военная слава — чудно, ты о ней солидно наслышан. Но ты не видел земель, разорённых войной. И не…

— Зря ты так говоришь! Барон всегда наставлял нас с Робином о…

Бернард практически вспылил. Что за дурацкие у Ламберта представления о его воспитании! И уж если сам брат смотрит на него таким образом, то остальные… Но до перепалки дело не дошло.

— Сир Робин! И точно, вот как раз о нём! Зачем же ты, братик, не призовёшь друга ко двору? Судя по рассказам об этом славном рыцаре, он-то в нашем милом обществе будет как рыба в Эшроле. Уж вдвоём мы сумеем настроить тебя на нужный лад!

Об этом Бернард и сам уже не раз думал. Общества друга детства ему не хватало, да и Ламберт был прав в одном — Робин Гаскойн всегда умел развлекаться. Не хуже, чем фехтовать. И в фехтовании, и в увеселениях Бернард достиг куда меньших успехов.

Однако все эти разговоры о женщинах, которые Ламберт заводил без особой тактичности — хоть и не совсем напрямую, касались кое-чего ещё. Кое-кого ещё. Не только по старому другу Бернард уже год тосковал.

Просто эти мысли точно хотелось погнать куда подальше. Они испортят вечер безнадёжно. Хорошо, что Ламберт ничего не знал про Адель. А может, и плохо.

— Ах, братик, ты втянул меня в какой-то глупый диспут. Нашёл время и место! Давай лучше выпьем.

— Давай. — Бернард взялся за ножку бокала. — А за что?

Ламберт приобнял брата свободной рукой, а другой широко повёл — обведя бокалом гладь озера и панораму столицы.

— Вот за это, братик! Посмотри, как всё кругом великолепно! Мир прекрасен и удивителен, и вот уж какая редкая удача: он навсегда лёг к нашим ногам сам собою. Просто по праву рождения. Не только глупо, но и преступно везением не пользоваться! Надеюсь, ты скоро это поймёшь. Ну, пьём!

С этими словами Бернарду поспорить совсем не хотелось. Всякая грусть о сиюминутном отпустила: молодой принц молчаливо согласился, что им с Ламбертом повезло. И мир у их ног в самом