Ванька 3 (СИ) - Сергей Анатольевич Куковякин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прочим пленным, не защитникам Порт-Артура, пожертвования перепадали редко. Да, и во всем другом порт-артурцы были не обижены. Каждый день обороны, даже тем, кто не находился на передовой, им засчитывали за двенадцать дней, а месяц — за целый год. Всё это влияло на выплаты, выслугу, звания…
— Слышали, Агафон Агафонович, японцы готовят «Правила выполнения работ пленными». Разрешат нам наконец-то официально работать, а не как сейчас Селивану — плети да оглядывайся… — продолжил разговор преподаватель десмургии.
— Да, да. Только, вот оплата…
— Согласен. Семь сэн в день — офицеру, солдату — четыре сэны в день… — усмехнулся знаток перевязочного дела. — В то же время, зарплата мужчины- японца на текстильном предприятии в Мацуяма составляет в день от двенадцати до семидесяти сэн, а женщины — от пяти до тридцати двух сэн…
— Можно и согласиться, — вклинился я в разговор своих бывших преподавателей. — Тем более, если выплаты из государственной казны сохранятся и кормить японцы не перестанут. За жильё в лагере тоже не надо платить.
— Семь сен… — завертел головой в знак отрицания преподаватель десмургии.
— Четыре. — вздохнул я.
— Позвольте, Агафон Агафонович сказал, что Вы уже подпоручик.
— Да, вот так тут дело получилось…
Тут я и рассказал присутствующим о своем мнимом офицерстве.
— Да уж… — протянул преподаватель десмургии.
— Ничего страшного, Иван. Скажете дома, что это японцы сами напутали. Только сейчас в лагере больше офицерские погоны не носите, что офицер — никому не говорите. Всё лучше в своем домике жить, а не в бараке. Да, и свобода передвижения по Японии к тому же…
Тут я узнал, что вообще в сказку попал. Японцы, чтобы в глазах цивилизованного мира красиво выглядеть, вон ещё что придумали…
Офицер, если он даст клятву, что не сбежит и ничего плохого совершать не будет, мог в Мацуяма посещать детские сады, спортивные соревнования в школах, состязания по гребле и плаванию, посещать театры, исторические места и даже выезжать за пределы Кюсю в Токио.
— Однако, ходят разговоры, что скоро всё это закончится. Можно будет исключительно офицерам свободно выходить из лагеря и находиться от него в радиусе четырёх километров… — поделился ещё одной новостью с нами преподаватель десмургии.
— Так, так, так… — наморщил лоб Агафон Агафонович. — До серных источников Дого сколько здесь?
— Вы, Агафон Агафонович, такой любитель купания? — сделал удивленное лицо преподаватель десмургии. — Или местное пиво сильно по душе пришлось?
— Да нет… — отмахнулся собиратель древних книг. — Некоторое научное исследование у меня задумано…
Тут разговор наш был прерван. Появился припозднившийся Селиван. А, кто это ещё мог быть, если сразу три кресла тащил и вида был самого казацкого?
Глава 35
Глава 35 В гостях у Агафона Агафоновича
Агафон Агафонович свой заказ получил, денежки Селивану-казаку отсчитал. Тот поклонился и отбыл. Мы наконец-то уже все расселись…
Ноги мои Агафону Агафоновичу три раза благодарность выразили — набегался я за день сегодня, давно уж хотелось мне присесть. Кстати, не только присесть — поесть бы тоже не мешало.
Что дома, что здесь, в гостях всегда хорошо кормили. Сами в простой день может такое себе и не позволяли, а как гости — всё на стол.
Агафон Агафонович что-то эту правильную традицию нарушал — соловьев баснями кормил. Говорили мы о том и о сём много, а на столе только были какие-то прянички.
Пряничками эти съедобные штучки, скорее всего, не правильно было назвать. Ближе они были к лепешечкам.
Лепешечки эти преподаватель десмургии называл моти. Так он их супруге своей представил. Ещё и после этого целую лекцию прочитал. Есть у преподавателей такая особенность. На рабочем месте, дома, ну, или как сейчас — в гостях, всё просвещают они окружающих. Что делать — профессиональная деформация.
Я тоже ушки навострил — приобщаться надо к японской культуре. Бог знает, сколько тут находиться придётся, вот и надо знать местные обычаи. Лишним это не будет.
Из рассказа специалиста по перевязкам мне стало известно, что эти самые моти делают из круглозёрного матового риса сорта мотигомэ. Я как-то раньше не задумывался, какой рис бывает. Рис и рис, что тут мудрить. Сейчас — знать буду.
Делают моти вручную. Процесс приготовления их носит название мотицуки. Вернее, не процесс, это, а церемония.
Про эти всякие-разные церемонии на востоке я ещё дома слышал. Про ту же чайную.
Так вот, в мотицуки участвует два человека. Меньше — никак не получится. Сначала этот особый рис замачивают на ночь, а затем варят. После варки он становится плотным и липким. Далее этот варёный рис толкут деревянным молотом в традиционной ступе усу. Вот тут два человека и нужны. Один по вареному рису в ступе молотом наяривает, а второй — рис мешает и смачивает его. Делать последнее надо очень ловко — чуть ошибешься и можно руки лишиться. Ну, это образно. В реальности — хорошо так по руке тебе прилетит. Молот-то не игрушечный, по словам преподавателя десмургии — довольно тяжеленький.
Тот, кто молотом колотит, время от времени с мешающим местом своим меняется. Так по традиции мотицуки положено.
Наконец, содержимое усу превращается в тягучую тестообразную массу. Из неё и лепят моти. На стол они попадают после жарки на гриле или после варки.
Это всё хорошо, эрудиция моя выросла, но есть хотеться меньше не стало. Что-то бы более существенное в желудок сейчас поместить…
Оказалось, что ужин у нас ещё впереди. Такую информацию Агафон Агафонович до меня довёл, видя, как я на моти налегаю. Посидим и поговорим мы перед его домиком, а есть будем в другом месте. Там, где офицеры из лагеря завтракают и обедают. У меня даже после этого настроение несколько лучше стало. Люблю я повеселиться, особенно — поесть…
Преподаватель десмургии в своем рассказе супруге о местной жизни с темы питания всё не сходит и не сходит, в том же ключе продолжает. Заверяет её, что с питанием у них тут теперь всё нормально. Раньше — проблемы были. Не без этого. Это, когда пленным японские повара готовили. Не принимали российские души японскую пищу. Попробовали привычное для пленных готовить, но японские повара с премудростями русской кухни не справились и это вызвало в лагере ропот. Пришлось администрации Мацуяма пойти на компромисс — заменить своих поваров на поваров из военнопленных. В плен-то не только стрелки и артиллеристы попали, были в лагере и те, кто приготовлением пищи для российских солдат занимался. Теперь в лагере готовят наши повара. Даже хлеб пекут, а в первое время без хлебушка пленные сильно тосковали…
Преподаватель десмургии оказался и знатоком рациона пленных. Перечислил как по писанному, кого и чем тут питают. По его словам, офицеры получают в Мацуяма на завтрак хлеб, суп, жареную рыбу, ростбиф, пудинг, масло, чай, сахар, молоко. На ужин — хлеб, суп, вареную говядину, жареного цыпленка, масло, чай, молоко. Для низших чинов утром положены хлеб, масло, чай, сахар. На обед — хлеб, масло, суп с мясом и овощами, чай, сахар. На ужин — хлеб, масло, вареная говядина, чай, сахар.
Что-то он про обед офицеров ничего не сказал, но ничего — завтра я это сам узнаю.
На ужине, действительно, всё из сказанного было. Не вводил в заблуждение специалист по повязкам свою супругу. Хлебушек нам дали свежий, ещё даже горячий. Суп был рыбный, но наваристый. Говядина — вкусная.
Тут я вспомнил про свои мытарства с жестянкой из-под японских галет…
Меня аж передёрнуло.
Да уж…
Молока в этот вечер не давали, но и чая оказалось достаточно.
Ну, вот и опять, жизнь вроде налаживаться стала.
Кстати, некоторые офицеры на ужине присутствовали в кимоно. Зрелище было довольно забавным. Кимоно, а сверху накинута шинель. Ну, сейчас, в плену, это, наверное, дозволено…
Глава 36
Глава 36 В додзё
На следующее утро мне долго поспать не дали. Вернее, не дал. Молчун-поручик. В миру — Александр Владимирович.
Ни свет, ни заря по мою душу явился — пошли клятву давать.
Со сна я сначала немного затупил.
Клятву? Какую клятву?
А,
