Сдача и гибель советского интеллигента, Юрий Олеша - Аркадий Белинков

Здесь начал работать и Юрий Карлович Олеша..."2

В отдалении от этой шумной, необыкновенно талантливой молодой толпы ("таланты водятся стайками", - сказал Олеша3, которая вскоре выделит из своей среды "механиков, чекистов, рыбоводов"4, поэтов и прозаиков) тихо стоял Бабель.

Так как я начал с того, что роман "Три толстяка" никакого отношения к газете не имеет, то теперь я вынужден сказать, к чему же он имеет отношение.

Железная последовательность критико-биографического очерка делает со мной, что хочет.

Незадолго до того, как Юрий Олеша стал писать стихи о паровозах, он писал стихи о королевских гробницах.

Эти стихи звучали так:

Согнув над миром острых два плеча,

Раскрой, о вечность, желтые страницы,

Где немы королевские гробницы

И тлеет византийская парча... 5

1 Юрий Олеша. Ни дня без строчки. "Октябрь", 1961, № 8, с. 136.

2 Виктор Шкловский. Об авторе и его книге. Предисловие к "Ни дня без строчки" Юрия Олеши. - "Октябрь", 1961, № 7, с. 147.

3 Лев Славин. Портреты и записки. М., 1965, с. 13.

4 Э. Багрицкий. Победители. Стихи. М.-Л., 1932, с. 25.

Большой друг и родственник Багрицкого Юрий Олеша всегда с восхищением повторял эти превосходные по форме и содержанию стихи:

Механики, чекисты, рыбоводы,

Я ваш товарищ, мы одной породы...

5 Цит. по кн.: И. Гринберг. Эдуард Багрицкий. Л., 1940, с. 5.

Эти стихи мало похожи на произведения, напечатанные в газете "Гудок", не только потому, что они касаются вопросов вечности и византийской парчи, в то время как газетные нацелены на прямо противоположные моменты, а главным образом в связи с тем, что они (я имею в виду именно эти стихи), несмотря на традиционализм, написаны совершенно профессионально.

Но такие хорошие стихи не стали большой литературой, потому что одно из обязательных условий большой литературы это отсутствие литературности.

Юрий Олеша, как и его одесские друзья, писал условно-исторические стихи, которых так много во всех литературах, которые никогда не становятся великой литературой, которые создаются от еще не пережитого удивления вдруг открывшимся миром поэзии и на которых большие писатели не задерживаются долго, которые стали прямыми предшественниками его первого романа.

Условно-исторические стихи Юрия Олеши были хорошими и плохими, но никогда не были такими, которые определяют писательскую судьбу их автора. Они были естественным, непосред-ственным и единственным преддверием произведения, которое определило судьбу их автора.

Создается впечатление, что стихи, напечатанные в "Гудке", написаны специально для того, чтобы мы никогда так и не смогли понять, каким образом вырос прекрасный писатель.

Стихи, напечатанные в "Гудке", не случайны в судьбе Юрия Олеши и не бесследны в его творчестве.

Начиная со "Строгого юноши", настойчиво и властно орган Союза рабочих железнодорожного транспорта будет напоминать о себе в каждом новом произведении писателя.

Из всего написанного Oлешей меньше остального именно эти стихи связаны с книгой, которая создавалась одновременно с этими стихами и в этой же редакции, - с романом "Три толстяка".

С "Тремя толстяками" связаны стихи, которые Юрий Олеша писал не для "Гудка".

Многие из этих стихов он бережно перенес в роман.

В роман он перенес розу:

...Из плоской миски скромной поселянки

Какую розу мокрую достать?1

которая так прекрасно расцвела в романе:

Цветочницы продавали розы...

...какие красивые розы...

Большие розы, как лебеди, медленно плавали в мисках, полных горьковатой воды и листьев...

...три розы...

...наши розы...

...капли с мокрого цветка...

1 Юрий Олеша. Как блудный сын... Незаконченная поэма, 1920 год. Не опубликовано.

Неопубликованные стихи Ю. К. Олеши и подробности, связанные с их изданием, сообщили мне друзья писателя - Н. Л. Манухина-Шенгели, С. А. Бондарин, Д. Г. Бродский, В. А. Бугаевский, Ф. И. Гопп и С. А. Радзинский. Приношу им искреннюю и глубокую благодарность.

Рассказы этих людей носили строго информационный характер и не претендовали на то, чтобы еще один светлый образ встал перед хорошо подготовленными глазами читателей.

Иного порядка, скорее эмоционального, нежели фактического, оказались воспоминания других друзей покойного писателя, которые мне довелось слышать или читать. Эти воспоминания в первую очередь как раз связаны с созданием светлого облика. Особенно проникновенный образ был воссоздан в рассказах О. Г. Олеши (вторая жена писателя) и Я. Эльсберга (доносчик). С. Г. Нарбут (первая жена писателя, родная сестра второй жены писателя О. Г. Суок) И В. В. Ермилова (доносчик), В. Б. Шкловского (третий муж первой жены Ю. К. Олеши С. Г. Нарбут) и старшего сержанта 2-го отделения милиции Кировского района К. Н. Баскакова, в ненапечатанных и напечатанных работах Л. И. Славина и Л. В. Никулина, В. О. Перцова и Б. Е. Галанова. Их задушевные слова помогли мне многое понять в творчестве и литературной судьбе Юрия Олеши. И если с этих страниц встанет его обаятельный облик, то в значительной степени это произойдет под влиянием рассказанного, написанного и сделанного этими людьми.

Иногда их воспоминания вступали в противоречие с моим собственным впечатлением, возникшим от встреч с Юрием Олешей и чтения его произведений. Но я знал его несравненно меньше и читал не так проникновенно, как это довелось им, и поэтому ни в какой мере не претендую на дискуссию с этими специалистами по разнообразным вопросам.

Тут же я хотел бы отметить то уважение, которым пользовались творчество Юрия Олеши и его облик у людей, казалось бы, в отдельные периоды и не близких ему по стилистической манере. Больше всего в этой связи мне хочется упомянуть имя В. А. Кочетова, первого, кто после смерти Ю. К. Олеши напечатал его строки.

Перенес он из стихов в роман и историю. Правда, и в стихах, и в романе история такая, как будто она пришла не из тревожной и скорбной земной юдоли, а из театра оперы и балета.

Вот толпа из стихотворной драмы, написанной в эти же годы:

...Отсюда виден рынок.

Там бочки и плоды и множество корзинок.

Там движется народ. Идут вперед, назад.

Толпятся, смотрят вверх и кулаком грозят1.

1 Ю. Олеша. Игра в плаху. Трагикомедия. - "Тридцать дней", 1934, № 5, с. 41. Написана в 1921-1922 годах.

Толпа в романе:

"...рыночную площадь... толкался народ..." "...торговцев с графинами, мороженицами и жаровнями..." "Люди перекатывались с одного места на другое... задирали головы кверху... размахивали руками..."

Многое в ранних стихах предопределило будущий роман.

Его сказочность: