Забытый чародей. Лабиринт воспоминаний - Анна Бахтиярова

Вот уж нет! Ярость клокотала в груди, словно лава в проснувшемся вулкане. Но я поймала боковым зрением дверь. Она открылась шире, в проеме появилась старческая рука с выпуклыми венами.

Таинственная девица тоже заметила надвигающееся вторжение.

- Старик быстрее, чем я думала, - усмехнулась она. - Тебе пора, Яна. Ему ни к чему знать о моем визите. Помни, ты сможешь подчинить лабиринт. Требуй показать нужные воспоминания. Он будет сопротивляться, но ты не робей, добивайся своего.

Я не успела открыть рот. Комната качнулась и погасла, как перегоревшая лампочка. Меня подбросило теннисным мячиком и шлепнуло о покрытый линолеумом пол в очередном коридоре лабиринта. Больно. На живот. Но злость и ненависть не ушли. Наоборот, приумножились.

- Ненавижу! - повторила я, обращаясь к Устинову, который не мог меня слышать.

Он тщательно хранил свои секреты. Скрепя сердце, я могла признать за ним право помалкивать, даже если недомолвки касались меня. Но ложь об Антоне разбила любые вероятности, что мы с чародеем когда-нибудь сможет сотрудничать. Лежа на полу и кусая губы от боли, я смогла понять мотивы Али Дементьевой, вознамерившейся мстить Алексею Даниловичу. Да, он не хуже Вольдемара Литвинова. Но и не лучше!

- Я все равно перееду! - сказал кто-то моим голосом. Звенящим от раздражения.

Ближайшее зеркало показывало меня. В день, когда я покинула родное «гнездо», чтобы съехаться с Антоном. Сурово сведя брови, я запихивала одежду в чемодан и отмахивалась от причитающей родительницы. Я и забыла, что Ярик не единственный, кто переезжал с боем. Маман долго не могла смириться, что я «сбегаю» к оборванцу-программисту.

Волна горечи накатила и обдала острыми, как иглы, брызгами. Вонзила их в израненную плоть. Надо мной явно издевались, напоминая о человеке, исчезнувшему из моей жизни навсегда, стертому из нее ластиком несправедливости.

- Хватит! - заорала я, вскакивая. - Остановите!

Сработало. Картина замерла. Я в зеркале осталась стоять с синим свитеров в руках.

Я шагнула ближе, внимательно вглядываясь в собственное лицо. Какая юная, наивная. Верящая в хэппи-энд.

- Покажи Литвинова! - приказала я. - Нашу первую встречу!

Зеркало откликнулось, но вновь подгадило. На меня взглянул черный маг. Не через стекло магазина, а в зале ожидания аэропорта. Всё тот же прощупывающий взгляд - с Антона на меня. И снова на Антона - парня, в котором не было ни капли магии.

В голове коротнуло. Кулаки ударили по стеклу.

- Я сказала: покажи первую встречу! Сейчас же!

Кто-то невидимый негодующе фыркнул, но подчинился. Пальцы разжались и свободно легли на гладкую поверхность. Поехали вниз. Я уменьшалась в размере, словно Алиса из знаменитой сказки. Преобразился и Литвинов. Исчезли пальто и щегольская шляпа, лицо посерело, щеки ввалились. Теперь он стоял за стеклом магазина и смотрел мимо меня. На кого-то другого. Другую. Белокурую девочку с мишкой в одной руке и куклой во второй. Плюшевый медведь «объяснял» фарфоровой подруге, как опасно уходить одному со двора, но та не слушала. Отворачивалась. Но разве игрушки так умеют?

Я наклонила голову, приглядываясь к троице, заинтересовавшей темного мага. Девочка расплывалась, была не в фокусе. Мишка выглядел четче, но «камеру» явно навели на светловолосую куклу. Она почувствовала мой взгляд, васильковые глаза заглянули в душу. Губы шевельнулись чуть заметно, но я смогла прочесть два слова «Помоги мне».

- Дурацкая кукла! Плохая! Плохая!

Девочка закатила истерику, устав от «непослушания» игрушки. Из примерочной выскочила её мать в магазинном платье, она что-то кричала, но я не могла разобрать смысла фраз, будто они звучали на незнакомом языке. Женщина схватила дочь за руку и потащила к выходу. Та хныкала и хныкала, крепко прижимая к себе медведя. Куклу забрала мать, взяла бережно, словно дорогущий антиквариат.

Васильковые глаза не отрывались от меня. Умоляли о помощи.

Кто-то выключил свет. Лабиринт? Нет. Это случилось в самом магазине. Погасли лампы. И солнце за витринным стеклом. Завизжала женщина. Раздался звук упавшего тела.

- Яна! Яна, где ты?! - истерически заголосила в темноте мама.

Я не ответила. Сидела на полу и смотрела, как темный маг шагает внутрь. Сквозь стекло.

Наверное, в таких случаях полагается кричать. Или терять сознание. Но я не сделала ни того, ни другого. Прикрыв голову дрожащими детскими ручками, провожала Литвинова взглядом. Он не замечал слежки, шел покачиваясь. Он точно был болен. Странно. Я видела всех в помещении - расплывчатыми тенями: маму, продавщиц, покупательниц. Но они чувствовали себя слепыми. Шли на ощупь, шаря руками. Медленно-медленно, словно стрелки часов изменили бег. Или это темный маг двигался быстрее времени?

Он приближался к белокурой девочке и её матери. К кукле.

Протянул руку, показавшуюся мне клешнёй.

Я смотрела. Не отрывая глаз. Испуганная и зачарованная.

В темноте, похожей на серое марево, сверкнули васильковые глаза.

- Рано! - сказал кто-то хриплым голосом, не старческим, но сварливым.

Потолок взорвался. А с ним и небо. Обломки посыпались вниз. Но не долетели.

Картинка сменилась под чей-то негромкий смех.

Холод пробрал до костей. Я перестала чувствовать щеки и нос. Ноги работали слаженно, неся меня - взрослую - дворами к дому, в котором мы когда-то жили с Антоном. Туда, где тепло и безопасно. Из ночной темноты и мороза. Я из воспоминания не знала, что это обман. Уютная квартира превратилась в бойню.

- Нет! - воспротивилась я настоящая, но тело не отреагировало.

Вот и дом. Окна, за которыми непривычно темно. Засыпанное снегом крыльцо.

- Нет! - повторила я, отказываясь подниматься наверх, где меня никто не ждал.

Там не осталось жизни. Только смерть, кровь и погром.

- Идёт, - шепнул кто-то.

- Плевать, - отозвался второй голос. - Пусть живёт. Главное сделано.

Два черных пса пошли прочь по заснеженной темной улице. Помощники темного мага, на которых я в прошлый раз, торопясь в тепло, не обратила внимание.

В горле запершило от подступающих рыданий. Ноги подкосились. Колени больно ударились об лед. Ладони в шерстяных перчатках поехали в разные стороны. Я распласталась на притоптанной дорожке. Рядом возвышался сугроб, делающий меня невидимой со стороны проезжей части. Ну и пусть. Хорошо бы уснуть. Уснуть и не проснуться. Так лучше. Честно.

- Яааан!

Пронзительный голос Жозефины-Симоны звал издалека. Из другого мира.

Я приподнялась на локте, огляделась. Никакой кошки. Лишь тени на снегу от домов и проезжающих машин. Но плач не смолкал, тоскливый, горестный, одинокий. Питомица всё ещё бродила по зеркальному лабиринту без надежды выбраться наружу. Она не должна была попасть сюда. Без меня её не выпустят. Старику