Секс глазами психолога - Сергей Степанов

Было бы лицемерием отрицать, будто зрелище обнаженного красавца может вызвать у женщины сладострастную дрожь. Однако в большинстве случаев вовсе не это выступает ее главным мотивом. Гораздо чаще голый мужчина никакого возбуждения не вызывает – для этого требуется совсем другое. При восприятии мужского стриптиза в гораздо большей мере срабатывает социальный мотив самоутверждения. Сколько бы ни кричали феминистки об окончательном избавлении прекрасного пола от «мужского рабства», в глубине души современной женщины еще жив вековечный комплекс униженной жертвы, которую похотливый самец вправе раздеть ради своего развлечения. Но вот наконец роли уравнялись, и тех, перед кем прежде требовалось выставлять свою наготу, можно самих лицезреть раздевающимися. Если это и сладострастие, то не столько сексуальное, а скорее такое, какое испытывает воин-победитель, чей сапог вынужден лобызать поверженный противник. Мужчине, чья подруга интересуется мужским стриптизом, вряд ли следует беспокоиться о ее сексуальной распущенности. Но впору заподозрить, что какие-то сугубо женские комплексы ей присущи – осталось только разобраться, почему избавляться от них она предпочитает столь экзотическим способом.

Исходя из сказанного можно предположить, что женский стриптиз вряд когда-либо выйдет из моды, зато мужской постепенно сойдет на нет по мере того как будет стихать битва за равноправие. И в обоих случаях – чем меньше будет по этому поводу морализаторских истерик, тем здоровее и крепче будут отношения полов.

Пределы дозволенного

Любым любовным совмещениям

даны и дух, и содержание,

и к сексуальным извращениям

я отношу лишь воздержание.

В жизни, наверное, любого взрослого человека однажды наступает такой момент, когда привычные формы интимной близости начинают казаться чем-то будничным и рутинным, наподобие чистки зубов перед сном, и начинают просыпаться грешные мысли о том, как бы привнести в любовные отношения некую пикантность и разнообразие. Впрочем, грешными такие мысли считались еще четверть века назад, а в наши дни для них существует немало поводов и примеров. Блистательные героини Мадонны, Шарон Стоун и Ким Бессинджер, признанные эталонами сексуальности, демонстрируют с экранов такие вариации интимной близости, от которых у наших бабушек запросто мог бы случиться обморок. Одной для полноты ощущений необходимо приковать партнера наручниками к ложу любви, другая сама предпочитает оказаться связанной, а, например, героиня знаменитой “Истории О” самые сильные эротические ощущения испытывает под розгами. Один из самых ярких эротических фильмов – “9 с половиной недель” – просто являет собой пособие по воплощению в жизнь самых причудливых фантазий. Его героиня то исполняет стриптиз перед любимым мужчиной, то переодевается в мужское платье и пририсовывает себе усы, то ищет близости под дождем в темной подворотне… (Надо правда, отметить, что ее экспериментального азарта только на пару месяцев и хватило.) А что касается орального и анального секса, то эти вариации хотя бы намеком (цензура не дремлет!) демонстрируются с экрана едва ли не в каждой эротической сцене как явления общепринятые. И любой, кто хотя бы раз все это наблюдал в исполнении всемирно признанных секс-символов, невольно задается вопросом: “Почему бы и мне не попробовать?”

Но тут обычно просыпается внутренний цензор, который сурово одергивает: “И думать не смей! Ты же порядочный человек, а не какой-нибудь извращенец!” И неутоленные фантазии пристыженно скрываются в глубины души. Хотя тут, казалось бы, самое время честно ответить себе на вопрос: в чем же на самом деле состоят сексуальные извращения и где тот предел “порядочности”, за которым начинается разврат? Что заслуживает осуждения и ни в коем случае неприемлемо для уважающего себя человека, а что все-таки можно себе позволить, как это делают многие другие к своему удовольствию?

Признанным экспертом в этом вопросе считается австрийский психиатр Рихард фон Крафт-Эбинг, пионер в области исследования извращений. Садизм, мазохизм, фетишизм, эксгибиционизм – все эти словечки придумал он. Было это полтораста лет назад. И сегодня труды знаменитого венского профессора, современника Фрейда, невозможно читать без усмешки. Ибо, если верить основателю современной сексологии, большая часть того, что ныне происходит почти в каждой спальне, следует отнести к извращениям. Такова уж была мораль той поры!

Есть в сексологии такое понятие – диапазон приемлемости. Оно включает в себя все те ласки, поза и приемы, которые партнеры находят допустимыми и желательными в сексуальных взаимоотношениях. Так вот, во времена Крафт-Эбинга этот диапазон напоминал скорее узкий коридор: можно только это и только так, шаг влево, шаг вправо – разврат! Немудрено, что в таких жестких рамках созрела богатая клиентура для доктора Фрейда. Люди, которым хотелось того же самого, что и нам с вами, вынуждены были терзаться острыми чувствами вины и стыда за свои “порочные” наклонности. На этой почве и расцветали пышным цветом всевозможные неврозы.

Пережитки консервативной морали по сей день дают о себе знать в глубоко усвоенных внутренних инструкциях: “Порядочный человек не может позволить это и то, пятое и десятое, потому что это дурно и непозволительно”. До сих пор многие, как и их прабабушки, убеждены: единственное, на что может пойти женщина (и то, разумеется, в рамках освященного законом брака) – это утвердительно кивнуть в ответ на притязания супруга и более не совершать никаких движений, терпеливо дожидаясь, пока он исполнит несколько однообразных манипуляций над ее телом. Соответственно и мужчине полагается гнать прочь любые мысли, отклоняющиеся от рутинного сценария. Ничего иного не позволено, вплоть до буквального “мама не велит”. А кем, собственно говоря, это не позволено? Кроме мамы, разумеется, хотя и она не сама выдумала все эти запреты…

Зигмунд Фрейд, еще один знаменитый специалист, был убежден, что человеку от природы присущи почти все те вариации поиска удовольствий, которые общество относит к отклонениям от нормы. Собственно говоря, для маленького ребенка никаких норм нет вообще – он, по мнению Фрейда, существо многообразно извращенное. (Наверное, знаменитый венский психиатр многое преувеличил и даже просто выдумал, но кое-что в нашей природе подмечено им довольно точно.) Родители и воспитатели прививают человеку понятие о норме, очерчивают для него узкий круг “дозволенного”. Но природные позывы продолжают подспудно существовать и время от времени дают о себе знать. Иными словами, в каждом из нас живет несколько малюсеньких извращенцев, которых мы сами (хотя и строгим голосом мамы и папы) загоняем в темные уголки своей души и даже стесняемся себе признаться в их существовании. А чтобы было не так стыдно, с особой придирчивостью подмечаем и осуждаем отклонения от нормы у тех, кто их не очень-то стесняется. Ведь на их фоне мы выглядим такими благонравными и высокоморальными! Так, если верить Фрейду, лютая женская ненависть к обнаженным фотомоделям и стриптизеркам вызвана тем, что и самой втайне хотелось бы покрасоваться раздетой перед жадными мужскими взглядами, вот только показать особо нечего, да и стыдно к тому же…

Однако любой даме, если до конца быть честной перед собою, приходится признаться – наверняка случалось летом на пляже ловить на себе откровенные, “раздевающие” (хотя и снимать-то было уже почти нечего) мужские взгляды. И при этом на капельку негодования приходилась изрядная доля тайного удовольствия. Говоря языком Крафт-Эбинга, это удовольствие и называется страшным словом эксгибиционизм, то есть свидетельствует об извращенности натуры. Вообще, почтенного профессора на современном пляже, наверное, удар бы хватил – в его времена купались чуть ли не в платьях до пят. Для нас же почти ничего не прикрывающее бикини – вполне приличный пляжный туалет. Но именно пляжный! Подняться в таком виде на набережную – это уже вызов. А еще несколько шагов по прилегающей к набережной улице – и есть риск оказаться оштрафованной за оскорбление общественной нравственности. То есть люди сами провели вполне зримые пределы приличий и условились их придерживаться. Точно так же, мужчина, который любуется на раздевающуюся танцовщицу варьете, заслужит осуждения разве что от собственной супруги, а подглядывая за раздевающейся в окне напротив соседкой наверняка прослывет гнусным извращенцем-вуайеристом.

Похоже, мы сегодня находимся на таком уровне общественной морали, когда допустимость или недопустимость чего угодно определяется тем, выставляем ли мы это “что угодно” на всеобщую оценку вопреки принятым стандартам, либо практикуем приватно – там, где это ничьего осуждения вызвать не может. Ведь стесняемся мы именно осуждения, то есть чужой оценки. А если вы наедине с любимым человеком, то кому вас оценивать? Может, конечно, возникнуть вопрос: “А не сочтет ли он (она) меня извращенной натурой?” Скорее всего этот вопрос можно с легкостью отбросить. Ибо партнер ждет не дождется, когда вы наконец решитесь позволить ему (ей) и себе то, чего “не велела мама”.