Рассказы - Иштван Сабо

Я повесил голову, и мы в полном молчании продолжали путь. Городские дома постепенно приближались, и на дороге становилось все больше и больше людей, по-воскресному, празднично разодетых. У меня чуть не вырвалось: "А вон и Арато идут, всем семейством!" - но я вовремя осекся. Лишь у самого города в последней надежде я рискнул заговорить:

- До чего же денек погожий, отец!

Он не ответил, и моя огромная радость, которую дотоле едва мог вместить в себя окружающий праздничный мир, враз съежилась домала. Я никак не мог взять в толк, что стряслось с отцом, отчего губы его так напряженно стиснуты, а глаза упорно обходят меня. Его дурное настроение сковало даже мою ребяческую резвость: я брел подле него, едва волоча ноги, точно вконец вымотался. И на улицах города я пошел уже не рядом с ним, а поплелся сзади.

Когда мы добрались до главной площади, я с удивлением обнаружил, что мы сворачиваем не вправо, к церкви, а влево и приближаемся к широким стеклянным дверям с большущей зеленой вывеской: "Корчма".

Я замер посреди мостовой.

- Отец!

- Чего тебе?

- Разве мы не в церковь идем?

- Ив церковь успеем, - отмахнулся он. - Вон и Арато, аккурат подоспели.

- Да-а...

- Шел бы и ты с ними! - Он испытующе глянул на меня.

- С ними я не пойду.

- Почему так?

- Не пойду, и все. Пойдем вместе. Глаза его сердито блеснули.

- У меня дела. А ты ступай себе...

- Не хочу идти один.

- Не хочешь, как хочешь. Вот навязался на мою голову, леший тебя дери с твоим упрямством! - вырвалось у него в бессильном гневе, и глаза его растерянно забегали, словно он не знал, что ему со мной делать. Но вот он распахнул дверь в корчму и в сердцах пропихнул меня вперед.

В корчме оказалось шумно, накурено и посетителей битком, хотя из-за густого дыма людей поначалу было и не разглядеть. Сердце мое заколотилось, все мне было внове: и запах, дотоле совсем незнакомый, и непривычный шум ведь слух мой еще был наполнен воскресной тишиной наших горных виноградников. За стойкой с множеством стаканов и кружек возвышался полный, краснолицый мужчина; он улыбнулся отцу как давнему знакомому:

- Добрый день, дядя Йожи! Как поживаете?

Отец облокотился о край стойки.

- Налей-ка мне стакан вина, Фери.

Тот наполнил большой стакан и со стуком поставил его перед отцом. И тут он увидел меня:

- Это чей же малец?

Отец отхлебнул из стакана и степенно обтер свои рыжеватые с проседью усы.

- Ваш, что ли? - продолжал допытываться толстяк, с улыбкой поглядывая то на меня, то на отца.

- Этот? - вроде как опомнился отец и небрежно бросил: - Он со мной.

И снова поднес к губам стакан. Но тут с другого конца зала вдруг раздался громкий, радостный крик:

- Йожи! Йожи Сабо!

Оба мы обернулись. Какой-то мужчина одних лет с отцом поднялся из-за стола, где сидели еще три-четыре человека, и поспешно направился к нам.

- Йошка, да неужто это ты? Как только ты вошел, я смотрю на тебя, смотрю... Угрюмое лицо отца просияло.

- Ба, да никак это Шандор!

Они обменялись крепким рукопожатием.

- Йошка, ты уцелел, выходит? Последний раз виделись с тобой, когда русские отогнали нас к самому Пруту. Страшная была заваруха! Куда ты тогда подевался?

- Переплыл на другой берег. А ты?

- Меня в плен взяли, я только в двадцать втором домой вернулся... Пойдем к столу, там и Янош Калло...

Отец взял свой стакан и направился было за ним, но тут взгляд его наткнулся на меня, и он призадумался, как быть. Однако кивнул головой, и мы пошли к столу.

- Мог бы, между прочим, и заглянуть к нам, - укорял отца его знакомый. - Не так уж и далеко отсюда наши края.

- А вы чего ко мне не наведались?

- Мы думали, тебя нет в живых. Эк нас в ту ночь всех пораскидало!

Отец долго тряс руку того, фамилия которого была Калло, поздоровался с остальными и присел к столу. Я стоял вплотную к отцовскому стулу и не сводил с них глаз, но взрослые не обращали на меня никакого внимания: перебивая друг дружку, они рассказывали каждый про свое житье-бытье. Посеребренные сединой, лысеющие, все они переступили порог старости, как и мой отец.

- Мне в свое время довелось-таки до дому живым добраться, - задумчиво произнес Шандор Бесе. - А вот сынок мой, тот на Дону погиб... Уж лучше б мне было тогда в Пруте потонуть!.. А то сам, вишь, еще одну войну пережил и остался на старости лет почитай что один... Есть у меня, правда, две дочки, но и те замуж повыходили.

Отец молча кивал.

- Ты вроде и не рад, что мы встретились? - спросил Бесе, внимательно разглядывая отца.

- Постарел ты, Йошка. Да-а, годы - они никого не красят.

Родитель мой и на это ничего не ответил. Я дернул его за рукав.

- Отец, - шепнул я совсем тихо.

Он метнул на меня такой взгляд, что все у меня внутри похолодело. Никогда не видел я у него такого взгляда. Я помолчал, потом робко дернул его еще раз:

- Купите мне водички с красным сиропом.

Я хотел было добавить к своей просьбе привычное "отец", но взгляд его, еще более ожесточенный, заставил меня осечься. Тут и Шандор Бесе заметил меня.

- Сын аль внук? - спросил он.

- Внук. Выпьем еще по стаканчику? Я удивленно уставился на отца и даже чуть отодвинулся от него, у меня аж перед глазами поплыло.

- Внук, говоришь? Ну, конечно, - подхватил Бесе. - Да и откуда у тебя быть такому малому сыну, тебе ведь тоже, поди, под шестьдесят?

- Еще годок, и шесть десятков сравняется. Фери, принесите-ка нам еще литровочку! - крикнул отец хозяину заведения и опять повернулся к приятелю. - Значит, такие твои дела, Шандор... Хозяйствуешь, стало быть?

Бесе в ответ кивал головой, но вдруг замер.

- Помнится, на фронте ты ни разу не сказывал, что ты женатый. А ведь ежели у тебя уже внук такой, ты еще до войны должен был жениться.

Отец пожал плечами.

- А чего тут было сказывать?

- Три года бок о бок промаялись, а ты ни разу и словом не обмолвился... Прямо диву даюсь...

Отец, не обращая внимания на его слова, разлил вино по стаканам.

- Давайте выпьем, - сказал он и поднял свой стакан.

Шандор Бесе хлебнул глоток, а затем обратился ко мне:

- Ну что, малец, любишь небось деда Сабо?

Я повернул к нему голову. Громкое биение моего сердца заглушало даже шум в зале, приветливо улыбающееся лицо старого отцовского приятеля расплывалось у меня перед глазами. Я молчал.

- Экий ты несмелый!

Я покосился на отца: упорно отмалчиваясь, он не отрывал глаз от стола, морщины на его лице резко обозначились.

- А на вид посмотреть - вроде он сообразительный, - продолжал Бесе.

- Мальчонка смышленый, - заговорил отец враз осевшим, хрипловатым голосом, а Бесе опять принялся меня выспрашивать:

- Батька-то твой чем занимается, малыш Сабо? Я не успел открыть рот, как отец опередил меня:

- Не приставай к нему, Шандор, все равно его разговорить не удастся... Прямо не знаю, что за мальчишка такой уродился: как среди чужих попадет, из него клещами слова не вытянешь.

- Ничего, освоится, - сказал Бесе и погладил меня по голове, заговорщицки подмигнув: - Верно я говорю, парень? - И опять обратился к отцу: - Наверно, сын у тебя тоже в солдатах? Вот малец и помалкивает должно, неприятно ему, когда отца поминают...

- Нет, - отвел отец его вопрос. - Он не в солдатах.

- Признали негодным, на фронт не взяли?

- Да.

- Счастливый ты человек, Йошка. А я своего выкормил-вырастил, и вот тебе... Был сын, и нету больше... Эх, война проклятущая!

Отец согласно кивал, затем сам принялся расспрашивать:

- Какие виды на урожай в ваших краях, Шандор?

- Пока грех жаловаться.

- Смотри не сглазь, - вмешался Янош Калло.

Мужчины перебрасывались замечаниями, пили, беседа текла в полном согласии, на меня внимания больше не обращали. Я прислушивался к их разговору, но с трудом улавливал лишь отдельные слова. Стоял сбоку и все смотрел, смотрел на отца, на его неподвижно опущенную голову, и дышать мне становилось все тяжелее. Он упорно избегал смотреть на меня. Голова у меня кружилась, лоб покрылся испариной, я судорожно сглатывал слюну.

- Глянь-ка, Йожи, малец побелел весь, - проговорил вдруг Шандор Бесе, прервавшись на полуслове, и наклонился ко мне: - Уж не захворал ли ты, малыш Сабо?

Стиснув зубы, я молчал и настойчиво искал отцовского взгляда, а когда наконец он взглянул на меня, я с такой силой уставился в эти чужие голубые глаза, что он снова отвернулся.

- Сними пиджачок, полегчает, - бросил он и обратился к остальным: Духотища тут, хоть топор вешай.

- Да, по питейным заведениям ходить - тут, брат, привычка требуется, засмеялся Янош Калло.

Не знаю, сколько простоял я так, в мучительном дурмане, отстранясь от отца. Помню лишь, что когда отцовские приятели поднялись и распрощались с нами, выражение лица у него вдруг сделалось совсем другое. Он повернулся ко мне и каким-то странным, хрипловатым голосом спросил:

- Купить тебе красненькой водички?

- Нет, - вяло отговорился я.