Горец. Гром победы - Старицкий Дмитрий

– А сейчас?

– Сейчас они никто и зовут их никак. Сейчас нам страшна старая аристократия, которую император медленно, но верно оттесняет от государственного управления.

– Вот-вот… – закивал Молас. – Наконец-то сам понял, почему тебя постоянно отодвигают от столицы.

– Ничего я в этом не понял.

– Был бы Кобчик просто удачливый буржуй, они бы все твои выходки стерпели. А Кобчик стал бароном. Кобчик стал близок к королям. Кобчик вдруг получил ВЛАСТЬ и тут же стал «Кровавым». Думаешь, мне баронство не предлагали?

– И?.. – Я даже немного подался навстречу собеседнику.

– Даже графство, но я отказался. Как в свое время отказался от титула и мой отец. – Генерал вынул трубку и стал набивать ее дорогим мидетерранским табаком.

Потом долго ее раскуривал, давая мне осознать эту информацию.

– Ну не республику же они хотят? – растерянно проговорил я, имея в виду старую имперскую аристократию.

– Не хотят, – подтвердил генерал. – Они хотят сами править и чтобы император был просто ширмой их правления. Думаешь, почему император разрешил выборные сеймы на местах, но не дозволил имперского парламента? Потому что все проекты, которые подавались по этому вопросу, отдавали всю полноту власти старой аристократии – верхней палате. И правительство империи должно было стать ответственным перед парламентом, а не перед монархом.

– Как на Соленых островах? – предположил я.

– Внешне так, но не по существу. Основой политической системы Объединенного королевства Соленых островов являются тайные общества. Именно они стоят за видимыми политическими партиями и выдвигают кандидатов в депутаты на общинных выборах, таким образом получая в парламенте большинство того или иного тайного общества в виде партийной фракции. Депутат может говорить, о чем пожелает, может вообще не ходить на заседания палаты, но он обязан всегда солидарно голосовать так, как решит руководство партии, ибо в противном случае он сразу лишится своего места. А руководство партии приказывает только то, что ему уже приказало соответствующее тайное общество. Король там вроде бы царствует, но не правит. Так полагает весь мир, но не знает одного: король там сам на самом деле глава всех тайных обществ. И имеет свой Тайный совет. Островитяне никогда не скрывали того, что их кабинет министров, составляемый из депутатов парламентского большинства, есть всего лишь подчиненное подразделение этого Тайного совета, но… мало кто обращает на это внимание – это и есть истинная демократия. А то, что в республике называется демократией, – бардак по определению. Там тайные общества тоже есть, но они как бы даже внешне без головы и постоянно между собой дерутся. Часто с разоблачительными скандалами. Но на самом деле они давно подчинены островным тайным обществам и являются их филиалами. Самое главное в том, что в этих тайных обществах жесткая пирамидальная иерархия и беспрекословное подчинение низших высшим, вплоть до смертной казни за ослушание.

– То есть получается так, что политика республики подчинена островному королю? – предположил я.

– Именно, – подтвердил генерал. – Но об этом не принято говорить. Потому и на Западном фронте от островитян всего три дивизии.

– Зачем тогда республиканцы резали своих аристократов в революцию?

– Резали, но не всех. Только тех, кто не состоял в тайных обществах. Эти государства всю историю были соперниками, а после революции вдруг стали союзниками. Не сразу, но…

– А наши аристократы?

– Частью состоят в тайных обществах. Но большинство нет.

Молас налил себе сидра, с удовольствием выпил и снова взялся за трубку. Его табак имел приятный запах. Не раздражал. Даже нравился.

– Выходит, Лига… – начал я озвучивать осенившую меня догадку.

– …внешний отросток одного из таких тайных обществ. Иначе бы они давно загнулись без денег. Членские взносы у них копеечные, – договорил за меня Молас. – И сам понимаешь, дураков среди промышленников нет, чтобы поддерживать такие идеи.

– А кто тогда дает им деньги?

– Те, у кого они всегда есть. Банкиры.

– Им-то это зачем?

– Задача банкиров сегодня – это сращивание банковского и промышленного капиталов, с гегемонией банковского.

– Значит ли это, что у главного руководства тайными обществами со времен революции в республике поменялись приоритеты?

– Этого мы точно не знаем. Но по косвенным признакам выходит, что так. Переваривай пока, Савва, эту информацию. Будут конкретные вопросы – еще поговорим. Я тут на неделю, не меньше. Потом отъеду в Риест. И на обратном пути мы еще встретимся.

Принесли десерт – чай и сладкий пирог с начинкой из цитрусового ассорти, и на некоторое время интересная беседа прервалась. Были еще орехи в меду – так скажем, в качестве потребительского теста. Моласу они настолько понравились, что я тут же дал команду приготовить генералу в дорогу горшочек этого лакомства.

– Прекрасный обед, дорогой Савва. – Генерал с удовольствием вытирал салфеткой усы. – В гостиничном ресторане кормят намного хуже. Передай мое удовольствие своей кухарке. Да, кстати, за всем этим гастрономическим апофеозом я и забыл о том, что хотел тебя спросить в самом начале: что у нас там с тропочками в Швиц?

– Ничего. Каюсь, Саем, но не было никакой возможности этим заниматься. Стройка съедает все время, да еще отрываться от нее приходилось как на химию, так и на сортировку пленных. Трактор еще сырой, также требует внимания.

– Что ж… – не скрыл своего огорчения Молас. – Придется действовать старыми методами и прошерстить ваши тюрьмы, там контрабандисты точно должны быть. А про твою химию я читал и, откровенно, не понял, зачем тебе это нужно? Ты же человек дела, а не мышь, прописавшаяся в виварии? Ученый в наше время – это человек, удовлетворяющий свое любопытство за чужой счет. Но, насколько я понял, на свои исследования ты сам потратился.

– Ну-у-у-у… – захотел я дать отповедь таким инсинуациям, но не нашел ответа.

– Вот-вот… – Генерал снова стал разжигать свою трубку.

Напыхтев облако ароматного дыма, которое ветер с гор быстро снес в сторону реки, генерал продолжил:

– Тщеславие есть грех, Савва. Если таким образом ты хотел стать для имперской аристократии коли не своим, то хотя бы значащим, то тут ты глубоко ошибся. Им плевать на науку, разве что за исключением редких чудаков, как ваш покойный граф. Наука для них – низкое занятие плебса. А инженеры так вообще в их глазах обслуживающий персонал. Но вот в самой научной среде тебе достаточно было изобрести «инженерный центр Кобчика», и тебе сразу накинули мантию почетного доктора, и это в то время, когда у тебя и среднего образования-то не было. Отметили и оценили.

– Еще чаю? – предложил я.

– Не откажусь, – кивнул Молас. – Но продолжим… Аристократию нашу по большому счету интересует только земля и власть. А еще больше видимый почет. Правда, в последние годы они с переменным успехом делают попытки подмять под себя промышленность – поняли, где сейчас главные деньги крутятся. Но тоже только в качестве хозяев, а не управленцев. Причем покрикивающих хозяев, требующих прибыли любой ценой. Что самой промышленности, как ты понимаешь, не идет на пользу. Отсюда все их попытки доить имперский бюджет. К сожалению, война дала им такой повод. Ситуацию с концерном «Лозе» ты и сам знаешь. Так вот она не единственная.

– Не знаю, но догадываюсь, – откликнулся я. – В части, меня касаемой, – когда нас с Гочем пытались нагнуть большие имперские чиновники в пользу этого «Лозе». Спасибо принцу – отстоял.

– Тогда, думаю, ты догадываешься и о том, какая сейчас драка идет в столице.

– Схватка бульдогов под ковром, – хмыкнул я, припомнив крылатое выражение из моего мира.

– Очень точно подмечено, – кивнул генерал. – Именно под ковром, потому как внешне тишь да гладь и благорастворение в воздухе. Сплошные улыбки и реверансы. Комплименты и расшаркивания.

– А причина такого поведения аристократии?

– Сельское хозяйство не дает прежних прибылей, чтобы они могли вести привычный для них образ жизни. Традиционного экспорта нет – война. На основную сельхозпродукцию – императорский мораторий на повышение цен до конца войны, при этом дешевую рабочую силу призвали в армию. В некоторые места в прошлом году привозили пленных собирать урожай, чтобы он не остался гнить на полях. Не в том суть… Суть в давнем сращивании высшего имперского чиновничества и имперской же аристократии. Чему приходит конец, так как через год заканчивается гражданская реформа и все места в государственном управлении должны занять имперские граждане.