Черная заря - Владимир Коротких

— Пойдемте, товарищ старший лейтенант, покажу место жительства.

Слегка пригнувшись, они вошли в блиндаж, вход которого был соединен с окопами.

Блиндаж был достаточно просторный, представлял собой большую квадратную комнату с земляными стенами и деревянными перекрытиями сверху. Внутри можно было свободно стоять в полный рост. В центре блиндажа на полу стоял большой деревянный ящик, заменяющий стол. Над ним висели две лампочки, питающиеся от автомобильного аккумулятора. Вдоль стен стояли деревянные нары, вполне пригодные для размещения всего личного состава отделения. В углу находилась небольшая круглая чугунная печка-буржуйка с выведенной вверх через перекрытия трубой. За ней в коробе горкой лежал уголь.

— Ваше место в углу, — Шестак указал на нары, рядом с которыми стояла единственная тумбочка.

Андрей бросил на нары вещи, огляделся вокруг и сказал:

— Нормально. Ну, давай, сержант, вводи в курс дела.

Они вышли из блиндажа, забрались на БТР, уселись на его башню для лучшего обзора, и Шестак начал докладывать о состоянии дел:

— Во взводе двадцать семь человек личного состава, не считая вас, то есть три отделения по девять человек экипажа бэтээра. Порядок несения службы в каждом отделении такой: днем три человека, включая водителя, ночью — шесть. С постепенной сменой одного человека с дневной смены на ночную, боец полноценно отдыхает только каждую пятую ночь.

— А почему меняете по одному, а не по два? — уточнил Андрей.

— Приказ командира роты — водители спят каждую ночь, потому что раз в три дня они заступают на целые сутки в патрулирование. Сегодня патрулирует участок нашего взвода БТР третьего отделения. Командир отделения сержант Кречетов. Завтра наша очередь.

— А стрелок башенный тоже каждую ночь спит? Тоже ведь с водителем в патрулирование заступает.

— Нет. Стрелок у нас в каждом бэтээре, конечно, определен и отвечает за состояние пулеметов. Но у нас каждый боец хорошо обращается с ними и стреляет. В том числе и водители бэтээров. Бывает, в рейде вся пехота в случае необходимости спешится, тогда водитель за пулеметами прикрывает. Каждый боец умеет водить БТР, хоть и не очень хорошо, но проехать в случае чего сможет. Полная взаимозаменяемость. Барсегян лично у каждого стрельбы принимал и вождение.

— Ясно. Продолжай.

— После ночной смены отдых с шести до четырнадцати часов, потом подготовка к новой смене, хозяйственные вопросы и свободное время. Раз в четыре дня часовая огневая подготовка с отработкой стрельбы по различным целям из разных положений.

— Какие результаты?

— В основном отличные! Наш взвод из роты лучше всех стреляет! — с гордостью ответил Шестак.

Андрей удовлетворенно кивнул:

— Так, а что у нас с обороной? — он повел взглядом по окопам, тянувшимся в обе стороны от бэтээра.

— Да тоже вроде в порядке. С тыла, в пятидесяти метрах, полукольцом с захватом флангов, нам саперы поставили противопехотные мины с одним проходом в центре, на случай отступления. Этот проход ночью под контролем. Там сигнальные мины. Так что нас можно взять только в лоб. Мы здесь уже четвертый раз стоим. Каждый бугорок пристрелян. — Шестак повернулся и указал пальцем на небольшие степные холмики, тянувшиеся вдоль дороги. — Пойдемте, товарищ старший лейтенант, покажу проход в минном поле.

Они спрыгнули на землю и пошли в тыл.

— Вот камень, — Шестак указал на небольшой валун. — Вон второй, между ними четыре метра. Ориентир — прямо от середины блиндажа.

— Понятно. Ночью потренируемся. Показывай дальше, что у нас в хозяйстве.

— Хозяйство небогатое, но жить можно, — Шестак снова весело улыбнулся. — Щас все покажу!

Они подошли к блиндажу с тыльной стороны. На земле стояли несколько ящиков. Шестак принялся по очереди открывать их, показывая их содержимое:

— Тут бронежилеты. Надеваем только на ночь. Днем невозможно. На жаре они нагреваются, люди в обморок в них падают от теплового удара. Тут противогазы. Надеваем только с приходом «афганца». Это ветер такой из пустыни — песчаная буря. Несколько дней подряд может дуть. Задохнуться можно и зрение потерять. В десяти метрах ни черта не видно. Колонны в эти дни ходят в обход через Пули-Хумри и Баглан.

— Знакомые места, — кивнул Андрей.

— Тут, — Шестак открыл следующий ящик, — сушеная верблюжья колючка. Отличное средство от поноса. Кого прихватит, отвар из нее пьет, помогает. А вот там, — он подвел Андрея к ящику, стоявшему в стороне от других, — дуст.

— Для чего? — удивился Андрей.

— Это у нас пункт санитарной обработки. С бронетранспортерами боремся.

— С чем, с чем?

— С бронетранспортерами — со вшами! — засмеялся Шестак, глядя на неподдельное удивление Андрея. — Со вшами!

— Вас что, в баню не водят?! — воскликнул обескураженный Андрей.

— У нас тут монгольская баня.

— Это что значит, «монгольская»?

— Это значит вот что. — Шестак серьезно стал объяснять принцип помывки. — Одни из нас в полдень, когда самая жара, надевают на себя бронежилеты, зимние бушлаты и шапки. В этом наряде мы минут пять бегаем вокруг блиндажа. Когда от бега сильно вспотеем, быстро раздеваемся догола, а другие штык-ножами с нас грязь соскребают. Сразу чистыми становимся!

Андрей выпучил глаза от удивления:

— Вы че, тут все дураки собрались?!

Шестак засмеялся:

— Я пошутил, извините, товарищ старший лейтенант! Не со зла!

Андрей и сам рассмеялся, наглядно представив себе картину такой бани.

— На самом деле мы, конечно, моемся, как все нормальные люди. Вон бочка на двести литров. — Шестак сделал несколько шагов в сторону и поднял с земли круглую металлическую крышку. Под ней находилась вкопанная в землю металлическая бочка с водой. — Раз в три-четыре дня водовозка приезжает и заполняет ее. Помыться хватает.

— А с чего тогда вши?

— Их к нам со складов завозят вместе со сменой белья. Белье после прачки, видно, не просыхает до конца, вот они, наверное, от сырости на швах и плодятся. Мы, прежде чем надевать, на пару часов белье в ящик с дустом кладем, и порядок. Правда, потом некоторое время сами дустом воняем. Вот в рейдах хуже. Они там у нас сами, от нервов, видно, заводятся. После рейдов в полку мы одежду в специальные машины сбрасываем, ДДА называются. Ее там под большой температурой пропаривают. Потом только дохлых вшей стряхнем, и все. Так что, если почувствуете, что вас кто-то покусывает, сразу к ящику. А прическу лучше побрить.

— Слушай, а почему ты их бронетранспортерами называешь? — спросил Андрей, который никогда в жизни вшей не видел и думал о них, как о вымерших динозаврах.

— Да потому, что когда вошку ногтями давишь, то она — щ-щ-е-елк! — Шестак показал, сдавив меж собой ногти больших пальцев на руках.

— Так, с гигиеной мне все ясно — образцово! А что у нас со жратвой?

— Горячее в термосах привозят в обед из роты. В остальном рубаем сухпай. Но мы тут сами кое-что придумываем для разнообразия.

— Что, например?

— Вечером на ужин угостим, — загадочно сказал Шестак. — Я уже задание дал, чтоб сегодня приготовили деликатес в честь прибытия командира взвода.

— Ну, посмотрим, посмотрим, — улыбнулся Андрей.

Они прошлись по траншеям. Андрей обратил внимание на грамотно расположенные огневые точки, охватывающие все секторы обстрела.

В это время из бэтээра показалась голова бойца в шлемофоне. Боец громко крикнул в их сторону:

— Птицу на связь!

Андрей быстро забрался в БТР к рации и надел шлемофон.

— Птица на связи, прием!

В наушниках раздался голос:

— Птица! Я Бочок! Как слышишь, прием?

— Бочок! Я Птица, слышу хорошо, прием!

— Поздравляю с прибытием!

— Спасибо!

— До встречи!

— Пока!

Андрей снял шлемофон и вылез на броню. Он отыскал взглядом Шестака, покуривающего в окопе, подошел и тоже закурил. Его интересовал еще один вопрос.

— Барсегян говорил, что позавчера ночью нападение на вас было? Расскажи.

Шестак, сделав глубокую затяжку, докурил сигарету до ногтей и отбросил ее за бруствер.

— Да особенно и нечего рассказывать. Вся потеха минут двадцать длилась. Дело было перед рассветом. Самое паскудное время для глаз. Ночью здесь такая яркая луна — книжки читать можно. А к утру, когда небо сереет, луна блекнет. Вот в это время видимость сильно ухудшается и сознание чумовое делается, всякое померещиться может. Люди от таких ночных стояний за две недели уже подустали, нет-нет да и пальнет кто-нибудь по воздуху. Нашатырем только и спасаемся. У каждого бойца по пузырьку. Ваш — у меня, потом отдам. Нюхнешь! Сразу в мозгах ясность! Ну вот. На левом фланге у нас в ту ночь Артист стоял — рядовой Дудкин. Потом рассказывал: «Вижу тени по бугоркам, а разобрать не могу, то ли шакалы, то ли просто в глазах от усталости рябит. Пульнул по ним на всякий случай». А я тогда на правом фланге находился и тоже пульнул очередью, хотя ничего толком не видал еще, и сразу осветительную ракету запустил. Тут духи в полный рост поднялись и по нам хорошо втележили! Видим, цепью на нас бегут! Человек двадцать, не меньше. Им уже до нас метров сорок осталось. Если бы мы тогда чуть промедлили, то они как раз на расстояние броска гранаты подобрались бы. Однако хрен им с кочерыжку! Мы тоже им втележили будь здоров! Еще с бэтээра под прожектор как дали им! Они че думали, ишаки, мы спим, что ли?! Мы полезный нашатырь нюхаем! Это наша военная хитрость! — Шестак рассказывал это на удивление весело, даже слегка пританцовывал на месте, переминаясь с ноги на ногу.