Кляча в белых тапочках - Елена Логунова

– Пока-пока! – перевела я.

Колян плотно прикрыл за собой дверь и умчался прочь.

– Колюша, давай соберем игрушечки, помоем посуду, постираем твои трусики и колготки и пойдем гулять, – сказала я ребенку, уже не в первый раз за утро собирая в кучу книжки.

В разгар наших праведных трудов пришла няня, я быстро, как солдат по сигналу тревоги, оделась и убежала на работу. О, как же я люблю трудиться!

– Делать нечего, придется отправить материал в корзину! – огорченно сказал мне Дмитрий Палыч вместо своеобычного «здравствуйте».

– Какой материал? – насторожилась я.

– Твой, про старушку-юбиляршу. Надеюсь, ты еще не успела его смонтировать?

– Собиралась сделать это сегодня, – я нахмурилась. – А почему вы решили выбросить сей материал? Хорошая съемка, любопытная тема, я бы сделала интересный сюжет!

– Не сомневаюсь, – Дмитрий Палыч развел руками. – Но обстоятельства таковы…

– Бабулька наша вековая померла, – влез в наш разговор ошивающийся поблизости Вадик. – Двинула кони, так некстати! Нет, чтобы в понедельник окочуриться или даже в воскресенье, уже после выхода программы! Ей, видите ли, приспичило откинуться вчера! Надо же, целых сто лет прожила, не могла еще пару дней потерпеть!

– Капитолина Митрофановна умерла? – ахнула я.

И замолчала, не зная, что еще сказать. Нехорошо это, не по-христиански, но, кроме Вадиковой бестактной реплики «Как некстати!», ничего не приходило в голову.

– Со святыми упокой, – кивнул Вадик.

– Надо говорить: «Царствие небесное!» – наставительно поправил его Дмитрий Палыч.

– Оно самое, – легко согласился оператор.

С размаху плюхнувшись на плюшевый круп диванчика, он похлопал по сиденью рядом, приглашая меня присоединиться, потом сложил руки на коленках, как примерный мальчик-детсадовец, и фальшиво-кротко спросил главного редактора:

– Ну, и чем же прикажете нам заниматься?

Дмитрий Палыч смущенно кашлянул.

– Ну… Работа найдется. Вот через час будет брифинг в краевом ГУВД, что-то по поводу незаконного хранения оружия. Сбегаете на съемочку, сделаете сюжетик в новости.

– Сюжетик в новости! – с надрывом повторил Вадик. – Банальная информашка о суровых милицейских буднях вместо увлекательного и общественно полезного репортажа о старейшей жительнице нашего города!

– Хватит дурачиться, – одернула я клоуна. – Брифинг так брифинг. А отснятый на юбилее Капитолины Митрофановны материал я попрошу монтажера согнать на обычную видеокассету и отвезу родственникам покойной. Все-таки это память, думаю, им будет приятно получить запись.

– Во второй половине дня Саша освободится, возьмешь его и съездишь в этот Приозерный, – согласился Дмитрий Палыч, явно обрадованный тем, что я не шумлю и не скандалю.

Можно подумать, у нас больше шуметь некому! Это я думала, уже вернувшись со съемки в ГУВД. Дежурный брифинг, как и следовало ожидать, оказался скучным. Журналисты откровенно зевали, толстый милицейский полковник, озабоченно насупив белесые бровки, скороговоркой зачитывал доклад. Щеки докладчика лежали на погонах, и это обстоятельство оказалось единственным интригующим моментом: циники-журналисты от нечего делать заключали пари, отпечатаются ли полковничьи звезды с погон на щеках или нет? Правая отпечаталась, а левая – нет, так что ни выиграть, ни проиграть никому из спорщиков не довелось. Совершенно бестолковые, в общем, посиделки получились.

Зато в телекомпании было, как обычно, весело. В данный момент до моего рабочего места доносились отголоски скандала, происходящего в кабинете главного редактора.

Вчера вечером кто-то из наших раззяв-выпускающих – директор как раз сейчас энергично искал крайнего, – очень неудачно пристроил на художественном фильме бегущую строчку медицинского центра «Вале». Незатейливый текст «Все виды массажа в центре «Вале» пришелся аккурат на жаркую постельную сцену, отчего объявление сделалось весьма двусмысленным и многообещающим. В результате с полуночи и по сей момент указанные в объявлении телефоны медицинского центра обрывали сексуально озабоченные граждане, на что ошарашенный рекламодатель совершенно не рассчитывал. Нормальная работа центра была парализована, все телефоны заняты жаждущими любовных утех, и возмущенный этим предводитель медиков-массажистов сейчас гневно топал ногами в кабинете нашего Дмитрия Палыча. Пострадавшая сторона жаждала крови, соглашатель-директор обещал показательную казнь, но наш славный главный защищал подчиненных, как лев. Стрелы свистели, щиты звенели – битва шла жаркая.

Притихшие выпускающие Макс и Стас в ожидании скорой и неминуемой расправы сидели на нашем диванчике, втянув головы в плечи, как озябшие воробушки.

– Оштрафуют вас как пить дать! – подливал масла в огонь бессердечный Вадик, с удовольствием попивая горячий кофеек. – Заставят компенсировать заказчику материальный ущерб!

– Разве что натурой! – буркнул Макс, выразительно выворачивая пустые карманы штанов.

– Именно ею! – еще больше оживился Вадик. – Обещали народу эротический массаж? Сами и будете его делать!

– Ты думаешь? – вытянул шею доверчивый Стас.

– Он никогда не думает, что говорит, – чтобы успокоить встревоженого коллегу, сказала я. – Разве ты не знаешь? Вадик и мыслительные процессы – две вещи несовместные.

– Вещи! – оскорбленно воскликнул Вадик. – Это я-то вещь? Я человек!

– Это звучит гордо, – кивнула я. И снова обратилась к Стасу: – Дорогой, а ты сделал то, что я просила? Согнал на обычную видеокассету съемки старушкиного юбилея?

– Кассета у тебя в правом верхнем ящике стола, – грустно ответил Стас, нервно прислушиваясь: отголоски доносящейся до нас битвы стали громче, бряцание доспехов приближалось.

– Ого! Кажется, сейчас здесь будет море крови! – подхватив со стола чашку с недопитым кофе, сообразительный Вадик поспешно вымелся из редакторской прочь.

– За кассету спасибо, желаю удачи! – скороговоркой произнесла я, тоже торопясь покинуть кабинет.

В узком коридоре мне пришлось прижаться к стенке. Мимо меня, топая, как носорог, пронесся разъяренный рекламодатель, мало похожий на представителя самой гуманной профессии. За ним, умоляюще сложив руки и что-то воркуя, поспешал Дмитрий Палыч. Пробегая мимо, он мне подмигнул, из чего я заключила, что ничего страшного не случится, кровожадного носорога немного погоняют по нашим коридорам, дадут выпустить пар, и растяпы-выпускающие отделаются легким испугом, останутся живы-здоровы.

– Хорошо, когда все живы, – поделилась я выстраданным с вахтершей, следуя мимо ее дзота к выходу. – Плохо, когда умирают симпатичные старушки!

– Ты на что это намекаешь? Кого имеешь в виду?! – испуганно встрепенулась бабка.

Но я уже вышла за дверь. Спустилась по лестнице во двор и высмотрела под раскидистой ивой красную морду служебного «жигуленка».

– Шофер спит, служба идет, – оправдываясь, улыбнулся мне зевающий водитель Саша.

– Свозишь меня в Приозерный? – спросила я, сунув голову в окошко. – Дмитрий Палыч санкционировал.

– Свозить не свожу, а вот отвезти могу, – Саша открыл мне дверцу.

– Что значит сия загадочная фраза? – Я заняла свое место, захлопнула дверцу, и мы поехали.

– Это значит, что я отвезу тебя туда, но не буду дожидаться, чтобы отвезти обратно, – объяснил Саша. – Разве что ты не будешь задерживаться ни на минуту. Я ждать не могу, мне через час Наташу с Лешей на съемку везти.

– Ладно, если придется задержаться, то обратно сама доберусь, – скрепя сердце согласилась я, начиная жалеть о своей затее.

Можно ведь было вручить кассету безутешным родственникам усопшей потом, скажем, через неделю или через две! Однако меня словно черт толкал в этот Приозерный…

Подъехать к дому, где совсем недавно жила бабушка Капа, нашему «жигулю» не удалось: узкий проулок полностью перегораживал грузовик с откинутым дощатым бортом. Из кузова дразнящим красным языком свисал край потертой ковровой дорожки.

Смекнув, что перед нами сельский вариант катафалка высокой проходимости, и узрев у дома небольшую толпу людей с печальными лицами, я поняла, что приехала на редкость не вовремя, угодила прямо на похороны. Но уж раз приехала, прощусь с симпатичной бабулей Капитолиной, царствие ей небесное…

Сашу с машиной я отпустила. Присутствовать на похоронах незнакомой старушки водителю вовсе не хотелось, и красный «жигуленок» унесся прочь неприлично поспешно. Вздохнув, я сделала подобающее случаю умеренно-печальное лицо и бочком прибилась к группе станичников, собравшихся проводить Капитолину Митрофановну в последний путь.

К моему удивлению, выяснилось, что большинство присутствующих даже не считает нужным изображать скорбь.