Прощайте, скалистые горы! - Юрий Семенов

Два месяца назад Кайфер прибыл в Норвегию из Берлина командовать дивизией, которая сменяла части на побережье, прилегающем к Рыбачьему. Новое назначение Кайфер принял как обиду. Но ничего не оставалось делать. Восточный фронт его устраивал ещё менее.

Сейчас он ехал всю дорогу молча, изредка подымая морщинистые отяжелевшие веки. Мелкий дождь дрожащими струйками скатывался по стеклам машины. Кайфер не любил сырой погоды. Он говорил, что от дождя у него всегда бывает пасмурное настроение и неуютно на душе.

Кайфер остановил «опель-адмирал» около небольшой деревянной часовни, одиноко стоящей на пригорке, перед въездом в Печенгу. Вылез из машины. Большим полем раскинулось перед ним кладбище в четыре с лишним тысячи берёзовых крестов. Они, как строй погибших солдат, окружили гранитный постамент, над которым возвышался большой чёрный крест из мрамора. На бронзовой дощечке были выбиты слова памяти погибшему командующему армией.

Кайфер прочитал несколько надписей на крестах, прошёл по краю огромного кладбища и остановился около ветхой часовни, рассматривая висящий в ней большой бронзовый колокол. По его ободку в один ряд выступали крупные буквы старинного русского шрифта. Генерал с трудом по слогам прочитал: «Подарок князя Печенгского…» — дальше не было видно, а заходить в часовню он побоялся, она могла рухнуть…

Машина круто развернулась и, свернув с главной дороги, закачалась, запрыгала по грязной прифронтовой широкой тропе, направляясь к Чаравара — гарнизону и штабу дивизии около Муста-Тунтури. Кайфер вспомнил почему-то последний виденный им в Лейпциге парад войск. Шум и звон отдавались в ушах. Всё сильнее и чаще дребезжали барабаны, визжали фаготы и трубы. Быстрым маршем проходили войска трёхколонным строем, мелькали ровные ряды высоко подымающихся ног… Потом всё это мгновенно исчезло. Вместо войск мысленному взору представились ряды берёзовых крестов, тянувшихся до бесконечности. Кайфера передёрнуло, по телу прошла дрожь.

— Боже мой! Когда наступит этому конец! — вслух сказал он и тут же подумал: «Пусть лучше его не будет».

Машина пробуксовала на гальке, спустилась в лощину и остановилась около одноэтажного каменного домика. В нём было темно. Зимбель открыл наружную дверь, зажёг свет в прихожей.

— Где часовой? Почему нет охраны дома? — резко спросил Кайфер.

Зимбель пожал плечами, помогая раздеться генералу.

— Где же эта… Эмма? Спит, что ли? — удивился Кайфер, доставая сигару, и вдруг бросился в угол комнаты.

Зимбель отпрянул в сторону и увидел стоящий в углу автомат. В соседней комнате послышались стук и шарканье ног. Кайфер постучал костяшками пальцев в дверь, но тут же сел в кресло, задыхаясь от гнева. Зимбель хотел было открыть дверь силой, но из комнаты донеслось:

— Минутку, дорогой, я открою.

Эмма вышла раскрасневшаяся, непричёсанная, испуганная. Длинный серый халат с вышитыми чёрными оленями был не застёгнут.

— Мой милый!… Ты так быстро вернулся… Что-нибудь случилось в дороге? — Она взяла сигарету, села на низкую спинку кресла. — Почему ты молчишь? — Эмма положила руку на плечо Кайфера, но сразу убрала её. — Прикажи обер-лейтенанту пойти погулять. Я слышала, он так любит природу…

— Кто ещё есть в доме? — спросил Кайфер.

— Мне было скучно. Сегодня ужасная погода. Я пригласила…

Кайфер оттолкнул женщину и кивнул Зимбелю на дверь.

Адъютант выволок за шиворот солдата. Тот, дрожа, вытянулся перед генералом.

— Напишите приказ, — спокойно начал Кайфер, — за оставление поста, солдата… узнайте фамилию… расстрелять. Подпись моя.

Эмма вскрикнула и замерла.

— Без суда? — спросил Зимбель.

— Да! Вот он приказ фюрера 00370, — Кайфер потряс перед носом солдата свёрнутым вдвое листом. — Этот будет первым. А вы! — Кайфер круто повернулся к Эмме, — вы немедленно покиньте этот дом. Зимбель! Выведите эту женщину.

Генерал ушёл в свою комнату.

В доме быстро наступила тишина. На дребезжащий телефонный звонок никто не отвечал. Ровно тикали стенные часы. За окном стучали о гранит подбитые шипами ботинки заступившего на пост егеря. Кайфер сидел за столом, шарил глазами по карте. Видел себя во Франции, Польше, потом в Чехословакии, Румынии, и наконец в России. Неожиданно пришли на память слова Бисмарка о том, что русский ямщик долго запрягает, но уж коли он поехал, скоро не остановишь. Вздыбленной представилась ему Россия у ворот оставшейся одинокой Германии. «Какой роковой конец заготовила нам судьба!» — подумал Кайфер и опять вспомнил большое кладбище с берёзовыми крестами.

— Спирту! — приказал генерал Зимбелю, когда тот вернулся.

Зимбель знал, что Кайфер пил спирт редко, когда ему нужно было заглушить невыносимую душевную боль. Начало этому было положено ровно тридцать лет назад. Кайфер до безумия любил свою жену. На второй год совместной жизни у них родился сын. Жена после неудачных тяжёлых родов сошла с ума и до начала войны находилась в психиатрической больнице, где и умерла. Всё это время Кайфер ждал её выздоровления, да так и состарился с надеждой.

Генерал и адъютант пили вместе. Зимбель старался быстрее проглотить разбавленный спирт. Пил большими глотками. Потом долго вдыхал носом свежий воздух и, отворачиваясь в сторону, выдыхал ртом. Кайфер, развалившись в кресле, тянул чистый спирт, бросал в рот клюкву, без конца курил. Мрачный, насупившийся, смотрел на затемнённое окно. Он быстро пьянел. Голова его наклонилась, губы отвисли. Он продолжал о чём-то думать, иногда высказывая вслух обрывки обуявших его мрачных мыслей. Видение кладбища с берёзовыми крестами не покидало его. Зимбель делал вид, что слушает генерала, но ему хотелось спать. Он начал икать. Сначала неожиданно громко, потом всё чаще, так, что стало больно в животе.

Кайфер допил остаток спирта в стакане, хотел подняться, но тяжело опустился в кресло и, вытянув длинные худые ноги, попросил адъютанта раздеть его.

Зимбель проснулся от выстрела около дома. Подскочил на койке, прежде чем открыл глаза. Болела голова, во рту пересохло. «Перепил, видно», — подумал он, снова укладываясь спать.

Опять выстрел. Донёсся женский плач. Адъютант вскочил, заметался по комнате. Выбежав в прихожую, хотел вернуться, но ударился лицом о ребро полуоткрытой двери и со стоном повалился на пол.

Кайфера охватил ужас, когда он вышел в прихожую. Свет из его комнаты, как луч прожектора, падал на недвижное тело адъютанта с окровавленным лицом. Хмель из головы как выдуло. Генерал похолодел, выставив перед собою дрожащую руку с парабеллумом.

В дверь сильно постучали. Кайфер затрясся, озираясь по сторонам. Он кинулся в освещённую комнату, захлопнул за собой дверь, дважды щёлкнул замком. Никто не преследовал его. «Но кто убил Зимбеля?» Генерал торопливо выключил свет.

В дверь продолжали стучать. Снова заплакала женщина. Слышалась ругань часового.

«Что это такое? Не русские ли?» — думал Кайфер. Он снял телефонную трубку.

— Дайте… где этот… — Кайфер забыл, кого хотел вызвать по телефону.

— Слушаю, господин генерал! — донёсся из трубки бодрый голос, успокаивающе подействовавший на Кайфера.

— Дежурного по дивизии, — ответил он и прокашлялся. — Что там у вас?! — громко спросил дежурного, когда тот ответил.

— Где, господин генерал?

— Здесь! У меня в прихожей убит адъютант… Вышлите роту к моему дому. — Кайфер бросил телефонную трубку.

В прихожей кто-то зашаркал ногами.

«Сейчас до меня доберутся», — подумал Кайфер, забиваясь в дальний угол спальни.

Зимбель очнулся. Тяжело дыша, опираясь, обеими руками о стенку, он добрался до двери. Запрокинув назад голову, старался остановить кровь, всё ещё бежавшую из носа по подбородку. Нащупав ручку, он открыл дверь. Струя холодного воздуха освежила его. Перед ним стояла Эмма. Полураздетая, она жалась от холода.

— Об-бер лейтенант, вы ранены? Что с генералом? — с дрожью в голосе спросила Эмма и взяла Зимбеля за плечи. Но руки её скользнули вниз. Она медленно опустилась у ног Зимбеля.

— Что здесь происходит? — выдавил адъютант.

— Я не пускал её, как было приказано, господин обер-лейтенант, — доложил часовой и добавил: — Она, как сумасшедшая, под пулю лезет. Я не пускал!…

Зимбель окончательно пришёл в себя. Он только сейчас увидел, что стоит босой, в нижнем белье.

— Эмма! Встаньте, не смешите людей. Идите в комнату или я закрою дверь.

— А генерал? Меня приказано не впускать, — со слезами проговорила Эмма.

— Да, я забыл…

Из затруднительного положения их вывел сам Кайфер. Он узнал говоривших, вышел в прихожую.

— Эмма! Пройдите в комнату, — без злобы сказал он, отстраняя рукой Зимбеля. — Идите же, я не сержусь на вас.

Эмма в эту ночь почувствовала себя заброшенной, никому не нужной. Не хватало сил наложить на себя руки. Её не впускали в дома, одиноко стоящие в гарнизоне Чаравара. «Так приказано генералом», — слышала она всюду ответ. И вот сам Кайфер стоял перед ней и не сердился… Эмма робко переступила порог и прошмыгнула в комнату генерала.