Береги свою любовь - Хельга Нортон

Раздельные комнаты. Раздельная жизнь. В первое же утро Филипп умчался на работу и бросил ее одну, оставив лаконичную записку: «У меня пациент». Как будто ей требовались объяснения… Все было ясно без слов. Она стала его женой, но не частью его жизни. И слава богу. Именно этого она и хотела. Ничего другого ей не требовалось. А если бы он попытался наладить другие отношения…

Лечь с ней в постель.

Если бы Филипп попытался сделать это, она напомнила бы ему условия сделки. С какой стати ей спать с ним? Да, однажды она дала себе волю, но не собирается повторять ошибку. Не собирается терять над собой контроль. Не желает чувствовать прикосновение губ к губам и ладоней к груди. Не желает его крепких объятий, не желает спать, положив голову ему на плечо, не желает просыпаться среди ночи, чувствуя его дыхание, не желает его страстных ласк и безоглядной реакции собственного тела. Он ей не нужен. Ей вообще никто не нужен…

Анджела выпрямилась, и Филипп убрал пакет со льдом.

— Ну что, тебе лучше?

— Да. Намного. Спасибо за помощь.

Он смотрел на нее, но не уходил. Что ж, тогда уйду я. Вставай, сказала она себе. Анджела, вставай!

Филипп взял ее за руку.

— Держу пари, что у тебя нет братьев.

— Нет.

— Если бы они у тебя были, ты бы привыкла к виду крови.

— Да уж… — Анджела попыталась сделать вид, что это ей ни чуточки не интересно, но не слишком преуспела. У этого человека дар легкой болтовни. Именно этот дар позволил ему в тот памятный вечер заморочить ей голову и заставить забыть обо всем на свете.

Анджела попыталась встать, но Филипп снова удержал ее.

— А как насчет сестер? Сестры у тебя есть?

— Я — единственный ребенок, — скованно ответила она.

— Тебе повезло.

— Ничего себе везение! — не успев сдержаться, выпалила она и тут же опомнилась. — Я хотела сказать, что это было бы приятно.

— Приятно? — Филипп фыркнул. — Видела бы ты, как мы дрались. Особенно с братьями.

— И сколько же у тебя братьев? — Это не имеет значения. Имеет значение только ребенок, зревший в ее чреве, но промолчать было невозможно.

— Два. И три сестры, обожающие кровавые виды спорта.

— Кровавые виды?

— Регби, футбол, бейсбол… Мать удивлялась, что при нашем приближении больница не запирается на все замки.

Анджела расхохоталась. Она не хотела этого, все вышло против ее воли. Невозможно было без смеха представить себе женщину, бегущую во главе толпы детей со сбитыми коленками, и санитарок, баррикадирующих двери.

— Ну вот, — сказал Филипп. — Оказывается, ты умеешь смеяться. А я уже начал сомневаться.

— Филипп, честное слово…

— Кто его знает? Девочка, у которой не было надоедливых сестер и братьев, могла вести такой замкнутый образ жизни, что ей и посмеяться было не над чем.

Замкнутый образ жизни. Знал бы он… Но он не узнает. Она никому не рассказывала о своем детстве. И даже не думала об этом. Думать следует не о прошлом, а о будущем. Именно эта фраза стала девизом Анджелы с тех пор, как она поняла, что есть люди, которые живут по-другому.

— Эй… — Филипп придвинулся ближе и улыбнулся.

Ее сердце забилось чуточку быстрее. Когда он смотрит на нее так… когда так близко…

— Почему у тебя такое серьезное лицо?

Потому что я думаю… я думаю…

— Анджела… — Он погладил ее по щеке и кончиком пальцам провел по губам. — Тебе здесь плохо?

Она опустила глаза и увидела руку Филиппа, лежавшую на коленях ладонью вверх. Кровь остановилась, но порез воспалился. Анджела не кривила душой: она не выносила вида крови. Для будущего врача это было позором. Ох уж этот анатомический театр… Именно поэтому она выбрала в качестве специальности иммунологию. Однако боязнь крови тут была ни при чем. Анджела испугалась за Филиппа. За своего мужа.

— Анджела… — прошептал он и потянулся к ее губам.

В воздухе повисла длинная фраза на хинди.

Филипп быстро обернулся и увидел экономку, стоявшую на пороге столовой. Сита подбоченилась, ее круглое бронзовое лицо было хмурым. Он посмотрел на нее с недоумением. Сита была женщиной немногословной и никогда не говорила, пока к ней не обращались. Постепенно он привык к ее молчанию и оставил попытки добиться от нее чего-то большего, чем «да», «нет» и «что приготовить на обед?». Не за эти полчаса она сказала больше, чем за предыдущие три года. И прервала его беседу с Анджелой. Хуже того, помешала чему-то очень важному. Тому, на что он уже не надеялся.

— Что тебе нужно? — Фраза прозвучала резко, но Филипп ничего не мог с собой поделать. Масла в огонь подлило то, что Анджела встала со ступеньки и ответила Сите на хинди. Затем последовал быстрый диалог на повышенных тонах.

— Вы что, оглохли? — наконец перешла на английский сердитая Анджела. — Я сказала…

— Тьфу! — Филипп встал между женщинами и слегка улыбнулся, пытаясь разрядить обстановку. Но с таким же успехом можно было топить камин кубиками льда. — Что это значит?

— Ничего, — вспыхнула Анджела.

— Милая, давай разберемся. Сита сердится. На тебя?

— Нет. Не на меня. — Наступило молчание. Потом Анджела откашлялась. — Она из Мадраса.

— И что из этого следует?

— А я наполовину индианка. Моя мать родилась в Бомбее.

Филипп решил не обращать внимания на ее воинственный тон. Он расспросит ее позже, когда поймет в чем дело.

— А поскольку Сита полагает, что обычаи у нас тоже одни, она считает, что лучше знает, что мне на пользу, а что нет.

С этим тоже придется разобраться. О господи, рвать зубы и то легче!

— И?.. — нетерпеливо сказал он.

— Она говорит…

— Мадам беременна, — объявила Сита.

— И? — Похоже, других слов в его словаре не осталось. — Конечно, беременна. Я знаю.

— Да, сэр?

— Сита! — В глазах Анджелы вспыхнул огонь. — Хватит!

— Мадам нуждается в заботе. — Экономка смерила Филиппа взглядом. — Вы женились на ней, но больше не сделали ничего. Вы оставляете ее одну на весь день, позволяете ей плакать, не разговариваете с ней…

— Плакать? — Филипп остолбенел.

Анджела отдала короткий приказ на хинди, после которого Сита покраснела, повернулась и ушла.

— Прошу прощения, — пробормотала Анджела. — Пожалуйста, не ругай ее. Сита сказала, что в Мадрасе у нее осталась дочь примерно моего возраста. Наверно, она испытывает ко мне материнские чувства.

— Плакать? — повторил Филипп.

Анджела вздернула подбородок.

— Какое это имеет значение?

Филипп схватил ее за плечи.

— Ты в своем уме? Экономка знает, что моя жена плачет, а я — нет. Конечно, это имеет значение! Ты плачешь из-за меня. Из-за этого брака, который мы заключили по моему требованию.