Перекресток одиночества 4: Часть вторая (СИ) - Михайлов Дем (Руслан) Алексеевич

«Мы прямо как первобытные!» — гордо заявил Филимон — «Нашли пещеру — и обжили!».

Эта по сути воронка представляла собой углубление без единого ровного участка пола, а в диаметре достигала трех метров, примерно на столько же уходя в глубину. Чтобы можно было стоять мы не стали счищать лед подчистую, вырубив в нем площадку и пару уходящих к лазу ступеней. Совместными усилиями очистили пространство от остатков льда, после чего Чифф самолично выбрал наиболее подходящее для наблюдения место, для чего ему пришлось взобраться по вырубленным в стене дополнительным ступенькам и прорубил дыру в ледяной корке. Внутрь тут же ворвался поток ледяного воздуха, но его мгновенно отсекли прозрачной пластиной бронестекла от кокпита упавшего креста. Образовавшаяся форточка тридцать на тридцать быстро обмерзала снаружи и ее приходилось доставать и чистить, после чего можно было наблюдать. И я, взобравшись туда после ученого, убедился, что место выбрано идеально — отсюда открывался максимально идеальный обзор на ту часть ледника, через которую мы решили пройти. Очистив стекло, я сделал несколько десятков фотографий, записал видео продолжительность в десять минут, после чего спрятал до смешного ненужный здесь смартфон под одежду и отправился обратно на базу. Чифф с Филей остались на наблюдательном пункте, сообщив мне, что собираются душевно побалакать, попить чайку и заодно обжить здесь все хоть немного. Начать они планировали с неспешного обустройства площадки под будущую палатку — надо выровнять наспех вырубленный пласт льда, потом расстелить уже притащенную старую медвежью шкуру…

Кивнув, я пообещал вернуться через несколько часов и принести с собой не только свои пожитки, но и что-нибудь полезное для обустройства наблюдательного пункта. Настрой стариков я вполне понимал — они тоже не хотели покидать этот пока что передовой наш форпост и возвращаться назад на станцию. Это подспудно воспринималось как отступление, а отступать нам жутко не хотелось. Особенно сейчас, когда по наши души двигались вездеходы из луковианского головного бункера.

Вот уж как никогда стала актуальна еще одна старая и много раз переиначенная на разный лад поговорка: пока ты спишь — враг не дремлет.

— А в боевиках все так быстро — задумчиво произнесла Милена, глядя на экран ноутбука с застывшими на паузе финальными титрами — Пришли, увидели, победили. И ни шагу назад. А мы тут топчемся…

— Реальность — улыбнулся я, завязывая под подбородком тесемки меховой шапки — Готова? Не передумала? Там довольно ветрено и страшно…

— Вместе с ногами я потеряла возможность стоять, но не стойкость — ответила она, натягивая куртку.

— Откуда цитата?

— От меня — фыркнула Милена — Тебе придется тащить меня, Охотник. Страдаю ли я от этого? Нет, не страдаю. Ты главное меня не урони…

— Не уроню — пообещал я, протягивая ей руку.

Обещание я сдержал. Но, надо признаться, на себе я упрямую инженершу тащил мало — по натянутым веревкам она предпочитала передвигаться сама. Я помогал лишь на голых скользких скалах и там, где порывы ветра были слишком сильны. Ну а в наших крысиных лазах ей было проще чем мне и еще вопрос кто из нас на финише был самым уставшим.

Усталость…

Вот это ощущение мы считали главным недостатком. Очень плохо, когда ты устал еще до того, как добрался до точки реального старта — а в нашем случае это было именно так. Сначала ты облачался в тяжелую и не слишком удобную, но теплую одежду. Затем натягивал рюкзак, закреплял дополнительный пояс с веревками, чтобы цепляться к канатам, добавлял к этому всему хотя бы половину медвежьей шкуры в качестве полезной нагрузки, крепил к обуви шипы и только затем выходил на мороз. Бодрым шагом сквозь вечную вьюгу добирался до обледенелого каната, закреплялся и, подтормаживая, осторожно добирался до первой узловой точки — вершины каменного «акульего» зуба, стоящего среди ледяных глыб. Там ты цеплялся к новой веревке, выполняя все действия осторожно и неторопливо, зная, что если ошибешься, то можешь слететь вниз и тогда смерть. По второй воздушной дорожке добирался до стены, пролазил в пробитую в ледяной толще дыру, отцеплялся снова и ползком отправлялся по муравьиному лазу к наблюдательному пункту, то и дело замирая, когда тебя накрывало приносимым с ледника ледяным крошевом и воющим ветром. И вот наконец ты на текущем финише. Тебя ждет работа, но куда там — сначала надо хотя бы полчаса полежать под шкурами, чтобы унять сердцебиение и дать отдых мышцам.

И ведь это мои ощущения. А каково приходится седым старцам?

Как там сказала Милена после просмотра фильма на ноутбуке?

«Пришли, увидели, победили. И ни шагу назад?»

Смешно…

Впрочем, нас неплохо так подгоняло знание о грядущей проверке луковианцев. И нас землян — особенно. Это, кстати, начало напрягать нас всех. Даже мою старательно пестуемую невозмутимость нет-нет да пронзали импульсы возмущения. Почему мы вынуждены чувствовать себя изгоями, если делаем основную работу?

Этот прямой вопрос поставил Касьян, а Милена, как и следовало ожидать, горячего его поддержала. Мы прокаженные что ли? Я возмущенных успокоил, попросил не нагнетать и просто продолжать работать, не забывая делать максимально подробные доклады в Убежище. Филимон выступил на моей стороне, сжав кулаки от переизбытка чувств и повторяя «Общее дело делаем, ребятки! Общее!».

А доклады были подробнейшими и включая в себя столько обычно редко используемых слов, что я не без основания заподозрил некий код, с помощью которого Касьян докладывал о том, что нельзя было сказать открыто.

И ладно бы мы были героями того самого шпионского боевика о враждующих государствах, но ведь мы совсем в иной ситуации, а продолжаем играть по тем правилам…

Может отсюда и мое рвущееся наружу возмущение, которое я пока что успешно контролировал, предпочитая тратить дурную энергию на созидательную, а вернее копательную работу. Этим я и занялся после того, как глотнул горячего чая из термоса.

Я продолжал упорно продвигаться уже даже не муравьем, а червяком под «корой» ледяной стены. И это было не слепое движение ради самого движения, а проложенный заранее маршрут к уже известной точке, обнаруженной как раз из наблюдательного пункта. И обнаруженной не с помощью программ — ее углядел своими стариковскими глазами Чифф, не желавший отрываться от постоянно обмерзающего оконца несколько часов кряду. Позднее он признался, что увидел это место сразу, но предпочел понаблюдать, что увериться в его постоянности и защищенности.

Выступ стены. Вот что он увидел, хотя изначально ему показалось, что это временно прикипевшая к стене ледяная глыба. Но в выступ с силой врезался проходящий мимо высоченный серак, содрав целы пласт льда и обнажив уже знакомый нам несокрушимый серый камень. Чиффа заинтересовал обращенный к нам угол, образованный основной скальной стеной и каменным выступом. Он находился в двадцати с чем-то метрах от нас, к нему можно было пробиться сквозь лед, но снижаться надо было очень постепенно — ведь возвращаться тем же путем. После еще дня наблюдений — и параллельной работы по пробиванию пути — мы убедились, что выступ действительно несокрушим, спокойно выдерживает удары льда, отводя их в сторону от нужного нам угла.

Задачей и желанием Милены было общее наблюдение за ледником и анализ увиденного, для чего она принесла с собой ноутбук, собираясь включить его в спальном мешке, когда он нагреется. Сам наблюдательный пункт теперь хорошо освещался и даже чуть-чуть обогревался с помощью постоянно горящих сальных свечей, имевших у луковианцев в избытке. Часть свечей стояла в консервных банках, другие, постоянно поправляемые и заменяемые, «упирались» язычками огня в кружки с плавящимся льдом и просто железные пластины, служащие чем-то вроде батарей. Углекислый газ уходил вниз в кишку частично перекрываемого входа, а дополнительная вентиляция осуществлялась через оконце, когда чистили стекло. Рядом с палаткой имелось устланное шкурами место для спальника, оттуда же начинались вырубленные во льду ступеньки, ведущие к крохотной площадке «седушке». С каждым новым приходом мы доставляли что-нибудь полезное и эта прикрытая ледяной броней «каморка» становилась все уютней и теплее даже несмотря на полное отсутствие иноземных технологий.