Петербургская рапсодия - Skif300
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- За границей же дамы отличились гораздо больше. Так француженка Софи Бланшар сделала воздухоплавание практически своей профессией. Она совершила аж шестьдесят семь полетов!
Тут я, наконец, заметил, как затаив дыхание Настя с Натальей внимают моей вдохновенной речи – и решил нажать на тормоза.
-Только дело это весьма опасное, поэтому не удивительно, что жизнь этой отважной женщины закончилась трагически: шестого июля 1819 года в ходе очередного полета она погибла.
- И вообще, женщина за рулём – это настоящее стихийное бедствие.
- За рулём?- переспросила Наташка и, переглянувшись с Настей, заговорщически улыбнулась.
- Я хотел сказать: в воздухе,- попытался спасти ситуацию, но быстро понял, что крупно облажался. Девки рвали подмётки на лету – и похоже я сам лично подсунул им ещё одну идею.
Нахмурившись, решил сменить тему:
- Все эти воздушные шарики – дело прошлого, не имеющего перспективы. Будущее за аэропланами. Это поняли даже современные девицы. В прошлом году почти двадцать процентов всех учащихся в отечественных лётных школах были женщины.
Хотя Настя отвернулась очень быстро, не заметить каким яростным огнём загорелись её глаза, не смог бы только слепой.
- Чёрт, что же я так туплю сегодня! Ведь задумает ещё на лётчицу пойти учиться! Надо, её срочно чем-то отвлечь!
- Обучение стоит дорого, проблеял я, окончательно потеряв лицо. (Курс в частной авиашколе «Гамаюн» в 1911 году стоил 400 рублей — кроме того, нужно было внести 600 рублей страховки на случай поломки аппарата по вине учащегося). За что получил сполна: наградив меня уничижительным взглядом, любимая только презрительно фыркнула. К счастью, от полного фиаско, меня спас Коля Маленький, сообщив, что подошла наша очередь на подъём в небо.
Интерлюдия 1
Отрывок из книги ГГ, вариант для российских читателей.
(Сбежавший из немецкого плена вольноопределяющийся, рассказывает об ужасах войны своим товарищам…)
Год 1915. Тогда немцы впервые применили на Восточном фронте ядовитый газ – хлор. Польша, окопы под городом Осовец.
«Александр так крепко сжал кулаки, что на руках вздулись жилы. Прерывистым немного хриплым голосом, он короткими рублеными фразами продолжил рассказ:»
«Немцы пустили газ из 20 баллонов. Тогда наши впали в беспамятство. Как пришёл газ, стали кричать окопы: „Дай воды! Пить! Мочи голову!“ Поползли из окопов по кустам, как чумные тараканы, и умирали в траве. Мёртвые почернели, как чернильный карандаш, у живых лица пятнами карандашными. Немцы пошли в атаку. В масках шли, у них резиновые респираторы. Они перекололи штыками тех, кто был отравлен. Неожиданно для них наши другие батальоны зашли с фланга (их не видно было за туманом). Немцы так растерялись, что побросали ружья и стали просить пощады. Некоторые целовали сапоги, но наши всех перекололи. „Когда же заставят его прекратить мухоморством заниматься?“ — спрашивали солдаты. Спасаясь от газа, многие утыкались лицом в землю. Выроет ямочку и лицо уткнёт, а кто в человека уткнётся, кто платок намочит. Газ глаза выедает, кашель, землистые лица, тошнота, головокружение, у умирающих изо рта жёлто-зелёная пена с кровью, зелёное в глазах, кисло-солёный вкус во рту, в груди загорелось. Много нас погасло. Полные умирали скорей, тощие больше выживали. Одёжа воняет, и фуражка, и трава пожелтели, а кокарда и котелок позеленели, патроны винтовочные стали красными. Солдаты перестали бояться шрапнелей, не прятались от них: всё равно. Пулемёты не могли стрелять, и в винтовках ржа появилась. Ножи от газа заржавели в кармане».
Потом бои, плен. «Когда вели в плен мимо своих (немецких) трупов, нас сильно колотили… По 80 человек в вагоне, а вагон на 60. Трое суток не выпускали, вёдер не было. Испражнялись на полу. Из вагонов выгоняли ногой, кулаками… Дождь, скверно. 20 суток под небом. Не было шинелей. Потом сами бараки выстроили… Один фунт картофеля, одна селёдка… Кофе без сахару и молока. Суп днём и фунт чёрного хлеба… За провинность били камышовыми или резиновыми палками… Нагайки были из воловьих членов».
(От автора: цитата из записной книжки неизвестного мне российского ветерана первой мировой, оставившего воспоминания).
Глава 8
Плетёная корзина, представляющая из себя гондолу для воздушного шара, размерами не впечатляла. Придержав девушек за руку, помог им по небольшой приставной лесенке забраться внутрь. Тяжёло женщинам в это время – левой рукой они вынуждены придерживать подол платья, иначе будет катастрофа! Порыв ветра может обнажить кусочек лодыжки, открыв её для нескромного мужского взора. Хотя на балах платья иногда такие бывают, что полгруди видно. Но, то дело привычное, а вот кусочек девичьей ножки… Ах и ох! По мне так, полное отсутствие логики. Обычаи, традиции и нравы! В скором времени всё это канет в лету.
Легко перепрыгнув внутрь корзины, знаком остановил Колю Маленького.
- Куда? В тебе весу больше центнера!
Что такое центнер он не понял, но нахмурился.
- Торбу давай! – взял у него из рук, заранее припасённый «прогресс». Ничего особенного: четыре бутылки лимонада, пара пива. И перекусить по мелочи. Подумал, будет прикольно покушать в воздухе. Ещё один интересный опыт.
- Отдать концы!- сбалагурил (а может из моряков) дюжий молодец в красной рубахе, с хеканьем прокручивая ворот. И мы плавно поехали вверх. Поднявшись метров на пятьдесят, шар остановился. Гондола слегка покачивалась от налетавших порывов ветра. Вид на Москву открывался замечательный. Девчонки были в восторге. Ещё бы – впервые на такой высоте.
Можно было не торопиться. На всякий случай, я оплатил тройное время. Достал пиво, с наслаждением присосавшись к горлышку бутылки. Да уж! Люди всегда мечтали подняться над землёй и полетать по воздуху. В это время расцвета нигилизма, сиё стало особенно актуально. Ведь на небе все равны, жандармы и полиция здесь отсутствуют как класс. Один французский воздухоплаватель рассказал приятелям как во время полёта из Парижа в Кёльн, при пересечении границы, два конных бельгийских жандарма долго кричали снизу: «Ваши документы! Ваши документы!». В
