Озеро Длинного Солнца - Джин Родман Вулф

имею такое удовольствие, патера. Мы же совсем незнакомы, а? Или почти. Настолько, что нет разницы. Я бы хотел, чтобы это было не так. Чтобы… э… мы все встретились как добрые знакомые, а? Хотя я оказал тебе плохую услугу, а? Пару лет назад. Я допускаю. Признаю. Никто не сомневается в этом, но я должен был сделать то, что лучше всего для Капитула, а? В конце концов, Капитул — наша мать, и больше, чем любой человек. Я — Прилипала.

Он с улыбкой повернулся к Синель:

— Эта юная красавица предпочитает… э… поддерживать анонимность, а? Может быть, это благоразумный путь, верно? Если она предпочитает, никто не обидится.

— Если вы не возражаете, патера, — кивнула Синель.

— Да, да, действительно, да. — Рука Прилипалы пренебрежительно махнула. — Конечно, я… э… сам это советую.

— Вы присутствовали на моих выпускных экзаменах, Ваше Высокопреосвященство, — сказал Шелк. — Вы сидели на возвышении, справа от нашего прелата. Я никак не ожидал, что вы запомните меня.

— О, но я это сделал! Сделал! Не можешь ли ты сесть, моя дорогая? Я действительно запомнил тебя, Шелк. Ты получил степень, верно? Никогда не забываю молодых людей, которые получили. Ты был самым сильным питомцем из всех, которыми старая схола могла похвастаться в тот год. Помнится, я заметил это Квезалю… он Пролокьютор, моя дорогая, и я должен говорить: Его Святейшество. После чего заметил, что ты должен идти на арену, а? Так что мы… э… э… пошлем тебя туда. Да, мы так и сказали! Просто шутка, будь уверен. И я… э… ответственный. Моя вина, после всего. Что тебя послали сюда, я имею в виду. В эту четверть, в этот мантейон. Я это предложил. — Краем глаза поглядев на остатки стола, который, падая, сломал Мускус, Прилипала опустил свое длинное худое тело на стул Шелка. — Я предложил — садись, патера, — и дорогой Квезаль согласился.

— Спасибо, Ваше Высокопреосвященство. — Шелк сел. — Большое спасибо. Я не мог бы попасть в лучшее место.

— О, ты не это имел в виду. Я не могу винить тебя. Нисколько, да? Нисколько. У тебя было трудное время. Я… э… мы знаем об этом, Квезаль и я. Мы понимаем это. Но бедный старый… э… твой предшественник. Как его звали?

— Щука, Ваше Высокопреосвященство. Патера Щука.

— Совершенно точно. Патера Щука. Что, если бы мы послали бедному старому Щуке одного из этих кроликов, маленьких мальчиков? В этой четверти его бы убили и съели в первый же день, верно? Ты знаешь это сейчас, патера, а я знал это тогда. И я предложил Квезалю послать тебя, и он сразу увидел, что это логично. И теперь ты здесь, а? Совсем один. С тех пор, как Щука ушел в… э… более чистую страну. Ты сделал просто прекрасную работу, патера. Исключительную… э… работу. Не думаю, что я преувеличиваю.

— Был бы рад согласиться с вами, Ваше Высокопреосвященство, — заставил себя сказать Шелк. Слова выходили изо рта поодиночке и с большими интервалами, тяжелые, как дорожные камни. — Но мантейон продан. Вы должны об этом знать. Мы не можем заплатить даже налоги. Город конфисковал собственность; я полагаю, что Капитулу сообщили, хотя и не мне. Новый владелец, безусловно, закроет мантейон и палестру, и может снести их до основания.

— Он работал изо всех сил, моя дорогая, — сказал Прилипала Синели. — Ты не живешь в этой четверти, а? Так что не можешь знать. Но он знает. Он знает.

— Спасибо, Ваше Высокопреосвященство, — сказал Шелк. — Вы очень добры. Однако я бы хотел, чтобы в вашей доброте не было необходимости. Я бы хотел, чтобы этот мантейон каким-нибудь образом процветал. Я поблагодарил вас за назначение сюда не из вежливости. На самом деле я не люблю это место — эти старые и тесные, грозящие рухнуть здания и все остальное, хотя я привык принуждать себя их любить. Но здешние люди… У нас здесь есть очень много плохих людей. Все так говорят, и это правда. Но хорошие закалены в огне и остаются хорошими, несмотря на все, что виток может бросить против них; и других, таких как они, нет во всем витке. И, вы удивитесь, даже плохие…

В это мгновение Орев слетел на колени Синели с ножом Мускуса в клюве.

— Э? Невероятно! А это что?

— У Орева вывихнуто крыло, — объяснил Шелк. — Моя вина, но это произошло случайно, Ваше Высокопреосвященство. Вчера целитель поставил кость на место, но крыло еще не зажило.

Прилипала отмахнулся от несчастья Орева.

— Но этот кинжал, а? Это твой, моя дорогая?

Синель без тени улыбки кивнула:

— Я бросила его, чтобы подчеркнуть точку зрения, которую я отстаивала перед патерой Шелк, Ваше Высокопреосвященство. Орев дружески вернул его мне. Мне кажется, что я ему нравлюсь.

Орев свистнул.

— Ты бросила его? Я бы не хотел… э… показаться скептиком, моя дорогая, но…

Ладонь Синель дернулась, и деревянная панель над шкафом загудела, как литавра. Лезвие наполовину ушло в дуб, и нож Мускуса даже не дрожал.

— О! О, милостивые боги! — Прилипала встал и внимательно осмотрел нож. — Ну и ну, я никогда… Это действительно самое… э… — Он ухватился за рукоятку и попытался вытащить нож, но не сумел и принялся раскачивать его вверх и вниз. — И здесь только один шрам, одно… хм… отверстие в дереве.

— Я думаю, что патера Шелк предпочитает, чтобы на его стене было как можно меньше моих замечаний, — с притворной скромностью сказала Синель.

— Ха! — Прилипала с триумфом крякнул, сумев высвободить нож; глубоко поклонившись, он вернул его Синель. — Твое оружие, моя дорогая. Я знаю, что говорят про эту четверть. Она… э… грубая? Жесткая? Необузданная. И я заметил сломанный стол. Но я не понимал… Патера… э… мы и так изо всех сил восхищались тобой. Но сейчас… э… нет слов. — Он опять сел. — Но вот что я хотел заметить, патера. Ты, наверно, спрашиваешь себя, что мы… э… Квезаль и я…

Он опять обратился к Синель:

— Как этот добрый авгур знает, я… э… prochain ami Его Святейшества, моя дорогая. Без сомнения, ты знакома с этим… э… выражением. «Его адъютант», — так бы сказали в гвардии. Его коадъютор, хорошо? Это… э… официальный язык, самое правильное использование. И я хочу сказать, что мы следим за успехами патеры с вниманием и восхищением. У него есть трудности. О, действительно! Он встретился с препятствиями, не так ли? Не так-то просто пахать его поле, не… э… тихое пастбище, этот мантейон, бедный, но драгоценный в глазах бессмертных богов.

— Да, я понимаю, Ваше Высокопреосвященство, — кивнула Синель.