Огненная буря в стакане (СИ) - Павельева Марина

Анька стала закручивать потоки ветра около забора, и сразу же возник небольшой ураган, а вслед за ним и торнадо, который, захватывая все вокруг в свой водоворот, стал подниматься вверх. Наиболее длинные лианы засосало сразу, закрутило, и они действительно стали отрываться, падая вниз мертвыми кусками зеленых канатов. «Так вам и надо, — удовлетворенно хмыкнула Анька, глядя на увеличивающуюся кучу листьев у тети Таниного забора и считая, что победа не за горами. — Не фиг со мной связываться».

Однако, увлекшись войной с хмелем, она упустила из виду главного зачинщика боевых действий — мужика, по всей видимости обладавшего какой-то магией. Наверное, именно об этом совсем недавно говорила ей ворожея. Явно магия налицо. Ни один обычный садовод, пусть он хоть трижды или четырежды специалист в огородном деле, не может управлять растениями. И только тут Анька подумала о нем.

А ведь мужик что-то говорил про Велеса. Это тоже какой-то славянский бог, насколько она помнит. И кто он? Тут память ничего не подсказала. Но бог точно связан с природой. А раз существует талисман Стрибога, то вполне может существовать и талисман Велеса. Или амулет.

Она решила повернуться к мужику и посмотреть, как он управляет лианами. Ведь она почти с ними справилась и пора показать, кто тут самый крутой. И вот эта переоценка самой себя сыграла с Анькой злую шутку. Думая, что соперник все еще стоит на дороге, она повернулась направо, одновременно удерживая торнадо у забора… «Ну, как так, Аня? Вечно ты забываешь о флангах» — подумала она в тот момент, когда падала от удара по голове.

Ее тут же пригвоздило зеленой массой к земле, опутав руки и ноги. Затем сгустками серых облаков рухнул торнадо и, прокатившись по земле белым туманом, растворился в темноте. Она увидела это остатками сознания. А через секунду темная мгла небытия поглотила ее…

— Аня, Аня, доча, — услышала Анька мамин голос, приходя в себя.

Она чувствовала, что ее трясли, и от этого голова болела сильнее. Анька, не открывая глаз, медленно потянулась к больному месту и обнаружила там приличную шишку. Потерла ее и сморщилась. Поднесла руку к глазам, приоткрывая один, и убедилась, что крови нет. Значит, черепушка цела. «Вот сволочь, — подумала. — Успел-таки шандарахнуть».

— Жива! — радостно воскликнул папа и, увидев, как Анька открыла глаза, дополнил. — Ты нас так напугала.

Анька огляделась. Над головой потолок домика, а она, похоже, лежит на топчане зимней кухни. Как она здесь оказалась? И цела ли? Она в испуге завертела головой, подвигала ногами и руками. Вроде все шевелится. Затем спросила, пытаясь подняться:

— Пап, а что случилось?

— Лежи, лежи, — мама придержала ее за плечи. — Мы сами не знаем. Хорошо, что папа вовремя вышел.

История, которую рассказали родители, оказалась довольно простой. Минут через двадцать они спохватились, что доча до сих пор не вернулась, и забеспокоились. Ведь прощаться столько времени с друзьями не было смысла, тем более те домой торопились. Решили, что она сидит во дворе на лавочке, и папа пошел звать ее домой. Поздно уже и спать пора. Но Аньки там не оказалось. Тогда родитель вышел за ворота и, увидев, что и там пусто, а машины Добровых след простыл, стал ее кричать. Но никто не отозвался. Только темный силуэт мелькнул вдалеке. Папа подумал, что это она возвращается, и пошел ей навстречу.

Пройдя несколько шагов, он понял, что человек идет не к нему, а наоборот. И оказалось, что это какой-то мужик. Конечно, папа догонять его не стал, хотя и посветил ему вслед своим мощным фонарем-прожектором, чтобы разглядеть. Но неизвестный уже куда-то свернул. А когда папа поворачивал домой, то услышал, как кто-то застонал. Он пошел на голос и нашел Аньку, лежавшую у соседнего забора, засыпанную листьями хмеля, который почему-то валялся на земле. Вытащил ее и принес домой. Вот теперь им интересно, что случилось.

— Понятно, — пробормотала Анька.

По всему выходило, что папа ничего не видел, и теперь ей надо как-то все объяснить. Причем реально правдоподобно. А тут еще голова раскалывается. Но обдумав ситуацию, у Аньки тут же получилось более-менее нормальное объяснение. Сказался долгий опыт вранья, вернее фантазерства, которое она очень любила в детстве. Она сочиняла такое, что ребятишки, слушавшие ее, верили в эти сказки, как будто они происходили на самом деле. И только взрослые пытались всячески ее разоблачить. Но она никогда не сдавалась, мгновенно придумывая ответы на их вопросы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Анька на всю жизнь запомнила один такой случай, после которого, кстати, она стала врать более изощренно.

В классе во втором они с ребятами сидели после обеда в саду у подружки Маринки и рассказывали друг другу страшные истории. Вернее рассказывала Маринка, она была старше всех на год и знала больше остальных. Ну, как она говорила. Особенно она любила пугать мелюзгу сказками про черную руку, красную даму и еще какими-то ужасами, когда внезапно ночью в квартире появляется черная рука и хватает несчастного, утаскивая с собой неизвестно куда. Так, мол, дети и пропадают.

Сказка была не первой свежести, но все внимание было приковано к Маринке. И чтобы его отобрать, Анька придумала свою. Не сказку. Как будто это было на самом деле. Так ведь намного страшнее. Врушка сказала как бы невзначай, что около ее дома нашли такую черную руку. И все внимание, конечно, перекочевало к Аньке. Ребятишки стали спрашивать, как это и что это. А Анька тут же начала сочинять подробности, приплетая когда-то услышанные легенды. Все так ахали и галдели, что всполошилась мама Маринки и пришла узнать, в чем дело. Поняв, о чем детишки болтают, с ехидством спросила сочинительницу:

— Прямо-таки отрубленная черная рука?

Почувствовав в ее вопросе опасность разоблачения (ну какие могут быть черные руки в глубинке России?), Анька смекнула, что завралась, и стала выкручиваться:

— Не черная, а в черной перчатке.

— Таки отрубленная? — снова задала коварный вопрос Маринкина мама.

— Да нет, — грустно сказала Анька, понимая, что теперь отмазаться не получится. Ведь если бы так было на самом деле, то местное население точно об этом знало и детей одних гулять не отпускало. Понятно, что можно наврать ровесникам, не наврешь взрослым, но ответ у нее был. — Да отрубленная. Только от куклы, от большой такой, — и посетовала. — Зачем выбросили, не понятно.

— А-аа, — хмыкнула тетка, а Анька быстро засобиралась домой.

— Ой, меня мама ждет, до свидания…

Так что выкручиваться Анька умела. Сколько с тех пор времени прошло? То-то и оно. И все это время она оттачивала свой талант. Так что придумать правдивую историю не составило труда. Из ее уст прозвучало следующее.

Проводив друзей, она решила немного прогуляться, свежим воздухом подышать, потому как смородиновое вино бодрило и спать не хотелось. Но далеко не ушла, так как стала замерзать, ведь куртку-то она не надела. Поэтому повернула к дому. Но проходя мимо участка тети Тани, услышала какой-то шум, а потом увидела мужика, пытавшегося залезть на забор в том месте, где рос хмель. Анька, конечно, не испугалась и закричала на него. Чего, мол, вы делаете, я сейчас папу позову.

Мужик сначала опешил, потому как не ожидал, что так поздно кто-то будет тут ходить, а потом стал извиняться. Мол, не хотел никуда лезть, а только собирался хмель оборвать, так как тот лезет на дорогу и мешает проезду. А еще царапается по машине, а она у него новая, дорогая, и ему надоело жаться к другой стороне, чтобы проехать. Вот и решил немного кусты подравнять. Но Аньке это не понравилось, видимо хмель ударил ей в голову. Нет, не тот хмель, который рос у забора, а градус смородинового вина. И она стала мужика песочить. Типа так не делается, самовольничать нельзя, а надо было к тете Тане придти и попросить ее прибраться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Но тот видимо тоже был навеселе, так что нашла коса на камень. Они стали ругаться, и она захотела прогнать мужика, схватив его за рукав, но споткнулась и ударилась головой о забор. Больше ничего не помнит. Наверное, мужик с перепуга убежал, вот его и видел папа. Ну, а кучи хмеля на земле — работа гада, который успел часть лиан ободрать.