3 ошибки наших родителей. Конфликты и комплексы - Андрей Курпатов

В женщине словно бы постоянно спорят два человека: один говорит: «Ты все делаешь правильно! Ты все делаешь хорошо! У тебя все получится! Ты молодец», а другой немедля в ответ произносит прямо противоположное: «Ты не права! То, что ты делаешь, и то, как ты это делаешь, ужасно, никуда не годится, отвратительно!» И это внутреннее метание, эти душевные сомнения, это внутреннее смятение лежат здесь — в ее детстве, в ее отношениях с родителями.

Причем даже если родители вели бы себя иначе, то есть не так именно, как я описал, то общая формула была бы такая, потому что в подсознании женщины отец — это тот, кто одобряет и может простить; а мать — та, кто будет всегда осуждать и видеть «дурную сторону», а если поддержит, то только почувствовав, что дочь сдалась.

Чувства неуверенности и тревоги зачастую создаются в нас не просто родителями, а мамами и папами, то есть женщинами и мужчинами, и также их отношениями друг с другом. Кроме того, родители редко ведут себя в отношении нас одинаково, и то, что дает нам мать, не может дать отец, равно как и наоборот. Отсюда с неизбежностью следует вывод: травмы, которые они нам наносят, тоже разные. Так что мы страдаем и от родителей как таковых, и от пап и мам. Впрочем, если мы говорим о чувстве тревоги и неуверенности, то за соответствующие комплексы мальчиков в большей степени ответственны мамы, а в случае девочек — папы.

Зрелый человек объединяет в своей любви и материнское, и отцовское начало, несмотря на их полярность. Обладай он только отцовским началом — оказался бы алым и бесчеловечным. Руководствуйся лишь материнским, был бы склонен к утрате здравомыслия и не был бы способен помочь себе и другим в развитии.

Случаи из психотерапевтической практики:

«Главное, чтобы тебя любили...»

Эта история, как и большинство других, которые встречаются в моей практике врача-психотерапевта, началась одновременно и печально, и тривиально. Красивая, обаятельная, удивительно тонкая женщина лет тридцати с копейками обратилась ко мне, поскольку жить ей больше не хотелось. Звали ее (по счастью, зовут и теперь) — Анастасия.

По правде сказать, меня всегда смущает это нежелание жить, возникшее на фоне жизненных неурядиц. Мне кажется, что оно какое-то ненастоящее, хотя я знаю, что некоторым все-таки удается свести в таком состоянии счеты с жизнью. Это вообще странно — жизнь ведь такая штука — тебе дали, чтобы ты пользовался, причем дали временно, известно, что заберут обратно. Какой смысл избавляться от нее раньше времени? По меньшей мере — напрасный труд. Ну да ладно.

Ее муж, с которым ее связывал, по большому счету, только брак (ребенок у Анастасии был от первого ее брака), после девяти лет совместной жизни и охлаждения отношений пошел в загул. Без особенных последствий и достаточно «культурно». Пошел и пошел, в конце концов, это не новость для белого света, что мужья куда-то ходят.

Иными словами, глядя на эту ситуацию со стороны, драмы не видно. А уж кончать из-за этого жизнь и вовсе странно! Почему же такая реакция? Уже нет былых отношений (даже сексуальные прервались больше года назад), чувства изменились, совместных детей нет, каждый из супругов самостоятельный человек, каждый имеет профессию и хорошую работу. Почему столько боли? Откуда она?!

Секрет скрывался во фразе, которой я, признаться, поначалу даже не придал какого-то уж очень серьезного значения. «Мне необходимо чувствовать себя любимой! Я должна чувствовать, что я нравлюсь!» — раз за разом с необычайной настойчивостью повторяла Анастасия. И я-таки, наконец, ее услышал...

— Анастасия, а что для вас значит «быть любимой»? — спросил я в какой-то момент.

— Чувствовать себя любимой и жить — это для меня одно и то же! — ответила она.

— Но не всегда же было так, что вас любили? Были, наверное, периоды, когда вы не чувствовали любви... — удивился я.

— И всякий раз я чувствовала, будто бы умерла.

— И все же, что это значит — «быть любимой»? — я решил вернуться к первоначальному вопросу.

— Чувствовать на себе заинтересованные взгляды мужчин, понимать, что ты им нравишься, что они очарованы, — стала перечислять Анастасия.

— То есть это значит — чувствовать себя женщиной? — резюмировал я.

— Да, женщиной. Если тебя не хотят, значит — не любят.

— Но ведь вас любит ваш сын, ваши родители, — мне, право, казалось, что мы имеем дело с некоторым преувеличением.

— Это совсем другое! Они меня не хотят! — вспылила Анастасия.

— И слава богу, в целом... — шутка в этом случае была весьма уместной, и до того необычайно напряженная Анастасия несколько расслабилась, смутилась и рассмеялась.

— Я имею в виду, что сыну, например, я нужна. А когда я нравлюсь мужчине, мне это нужно. Понимаете? — она словно бы ждала, что я все объясню сам, чем я и занялся.

— Не совсем. Попробую понять. В случае с сыном вы чувствуете себя ответственной, вы должны выполнять какую-то функцию, то есть что-то делать. Он вас, как бы это сказать, принуждает, что ли? Так я понимаю? — Да, так.

— А в случае с мужчиной вы чувствуете, что ответственность как бы на нем. Ему нужно, и он предпринимает какие-то действия. И вы уже сами решаете, отвечать ему взаимностью или нет. То есть здесь вы как будто свободны от ответственности. Об этом речь?

— Все правильно, — удовлетворенно констатировала Анастасия.

— А родители? — спросил я, чем явно озадачил мою собеседницу.

— Родители... Родители по-разному. Папа у меня золотой. Мы мало времени проводили вместе, но между нами всегда существовала какая-то глубокая связь. Он из молчаливых, а вот мама, наоборот, она... Иногда мне кажется, что у нее вместо головы — рупор. Подумать, столько лет уже прошло, как мы не живем вместе, а мне все время кажется, что она вот-вот нагрянет «с инспекцией». Мне придется оправдываться, что-то объяснять. Она всегда требовала от меня соответствия какому-то идеалу, точнее — эталону. Если бы ей надо было бы придумать девиз, то он звучал бы так: «Лучшая человеческая особь женского пола — это серая мышь!»

— И это угнетает больше всего...

— Я всегда чувствовала себя особенной. А мама заставляла меня одеваться, как все (на самом деле это значило — хуже, чем все), говорить, как все, думать, как все. Я так не могу, это меня угнетает. Да, вы правы, угнетает. Я постоянно была ей что-то должна, что бы ни делала — все плохо. Ничем не угодишь, тебя словно бы и нет совсем, но при этом только о тебе и говорят. А папа всегда меня поддерживал. Мы с ним еще одного знака, по гороскопу то есть. Он понимал меня без слов, я с ним чувствовала себя свободной — легко, просто, словно бы оживала.

— А отец, он не заступался за вас, когда с мамой возникали конфликты?

— Ну он мог сказать: «Люся, перестань, уже достаточно», но это если уж она совсем срывалась. А так просто — нет. С ним было хорошо, когда мы были вдвоем.

Вот такой разговор, точнее, часть разговора. И, несмотря на его кажущуюся пространность, он необычайно содержателен. Анастасия с детства находилась в ситуации противоречивых требований (или, если угодно, ожиданий) со стороны родителей. Мама требовала от нее исполнительности и послушания, а отец, напротив, позволял все и полагал, по всей видимости, что главное для девочки — это чувствовать себя комфортно, он, условно говоря, требовал от нее, чтобы она была довольна и радовалась жизни.

При этом позиция отца всегда была пассивной, и рассчитывать на его заступничество Анастасия не могла, поэтому у нее и сформировалась эта ассоциация — если меня любят и дают чувство защищенности, то я живу, а если не любят — то умираю. Так она, сама того не осознавая, загнала себя в состояние зависимости от сторонней, ни к чему не обязывающей любви. Когда она нравилась мужчинам, вызывала их интерес, она чувствовала себя так, как она чувствовала себя вместе с отцом, — уверенно, свободно и радостно. Когда же такого внимания ей не оказывали, она, напротив, замыкалась, словно бы пряталась в скорлупу, подсознательно ожидая, что сейчас вот-вот «нагрянет мать».

Здесь, кроме прочего, очевидно проглядывает и внутренний протест, направленный в сторону матери. Отличаться, быть особенной, уникальной, а не «серой мышью» — вот каким образом она пыталась протестовать против своей матери с ее «рупором» вместо головы. И, разумеется, для того чтобы этот протест был весомым, опять требовались мужчины, проявляющие к ней внимание. Ведь если они проявляют к ней внимание, значит, она особенная, уникальная.

«Мне необходимо чувствовать себя любимой!» — в этой фразе звучит желание приблизить к себе отца и максимально отдалить мать, защититься от нее. В действительности, женщине значительно важнее любить, но Анастасия могла влюбляться только в ответ на чье-то чувство. Так она не чувствовала себя обязанной, должной что-то делать, она как бы перепоручала ответственность за эти отношения на другого человека. Когда же ее муж ушел, Анастасия почувствовала беззащитность.