Литература ONLINE (сборник) - Александр Шорин

Когда я вернулся домой, Анечка всё еще лежала в больнице. Воспаление, как оказалось, удалось предотвратить, но вслед за ним последовало серьёзнейшее нервное расстройство: дело едва не дошло до психиатрической больницы. Стоит ли упоминать о том, что я всё это время был ее нянькой и сиделкой? Само собой, это так.

Через три месяца она была на ногах: похудевшая, даже немного подурневшая, но всё же прежняя Анечка. Ещё через месяц мы впервые выбрались с ней на скалы – на этот раз вдвоём. А ещё через два месяца я предложил ей выйти за меня замуж.

Это случилось вечером, у костра, как и многие наши важные разговоры. Она долго смотрела на меня и медлила с ответом. Потом сказала:

– Хорошо, но сначала съездим ещё раз туда.

Я понял, куда она хочет съездить и принял это как необходимую кару. Кто ж знал, что она окажется такой тяжёлой?

И в сборах, и в дороге, меня мучили недобрые предчувствия, связанные с этим путешествием, но изменить что-либо я был не в силах. Стоял конец туристического сезона, и навстречу нам то и дело попадались альпинисты, возвращавшиеся домой. К слову: тот сезон был необычайно урожайным на несчастные случаи, и история гибели Дмитрия уже почти забылась, зато и от альпинистов, и от местных жителей, с которыми мы беседовали, мы услышали какую-то новую легенду, родившуюся в этих краях: появился какой-то то призрак, которого тут прозвали «Чёрным альпинистом». Утверждают, что это человек в истрепанном альпинистском костюме с абсолютно черной кожей. Он заглядывает в палатки и всё зовёт какую-то девушку. Почему-то я, слыша каждый раз новую интерпретацию этой байки, вместо того, чтобы над ней посмеяться, вздрагивал и ёжился. Вообще, больше всего мне хотелось бы отменить это путешествие и повернуть назад, но Анечка на это всё равно никогда бы не пошла…

…Палатку мы разбили на том же самом месте, что и в тот день, когда погиб Дмитрий. Погода портилась, мои дурные предчувствия росли, но наутро я беспрекословно пошёл вместе с Анечкой на Чёртово плато, догадавшись, правда, на этот раз взять с собой верёвку. И всё было как тогда: Анечка шла впереди, я сзади. Когда, скрывшись за выступом, она оказалась наверху, я невольно остановился и посмотрел на обрыв, с которого Дмитрий упал в пропасть. Мне вдруг почудилось, что я вижу его пальцы, уцепившиеся за выступ, и крик…

Крик был в реальности! Это там, наверху, кричала Анечка.

С максимально возможной скоростью, позабыв о всякой осторожности, я миновал козырёк. А когда моя голова стала вровень с поверхностью плато, я обомлел: она была там не одна! Буквально в нескольких метрах от неё стояла странная фигура в рваной одежде. С почерневшего, видимо сильно обмороженного, лица свисали куски кожи. Взгляд этого человека был безумен, фигура таила в себе опасность. Но поражён я был вовсе не этим, а его несомненным сходством с…

Да, друзья мои: вне всяких сомнений это был Дмитрий. Димка.

Чёрный альпинист!

Не смея пошевелиться от ужаса, я замер на месте, не в силах оторвать взгляд от происходящего. А посмотреть было на что: странной, я бы даже сказал танцующей, походкой Димка… нет, скорее уже не Димка, а Черный альпинист, приблизился к Анечке… и вдруг начал делать круги вокруг её неподвижной фигуры. Вскоре она, вскрикнув, кинулась к нему, что-то крича (из-за ветра мне не было слышно слов), но он начал отступать от нее. Некоторое время продолжалось это странное преследование, а затем он замер: дальше отступать было некуда – только в пропасть.

Это, скажу я вам, было очень красивое зрелище: черная фигура на самом краю пропасти и приближающаяся к нему белокурая девушка в светлой курточке. Она подошла к нему совсем вплотную, на секунду остановилась, словно в нерешительности, а затем коротким броском преодолела оставшееся расстояние, повисла на его шее…

Секунду-другую видны были их слившиеся в одно тела, а затем всё исчезло.

Не знаю, сколько времени и сил мне потребовалось, чтобы, преодолев себя, дойти до места, где они стояли. Ничего я там не нашёл. Обрыв в пропасть и холодный ветер – больше ничего.

Я кричал. Я грозил этому ветру. Я проклинал Димку, проклинал чёртового Чёрного альпиниста, проклинал Бога и свою судьбу… Не знаю, каким чудом удалось мне спуститься, оставшись в живых: сам я этого спуска не помню.

А потом была новая поисковая экспедиция, и Анечку нашли… Вернее, нашли то, что от неё осталось. Никаких следов второго тела не было.

Я вернулся домой. Но я мёртв, поверьте мне – я уже мёртв: моя душа осталась там, на Чёртовом плато. А то, что здесь и сейчас случится с моим телом, меня очень мало интересует…».

3

На этом записи в блокноте оканчивались. Я смотрел на Ляльку, она – на меня. Наконец, не выдержав тишины, я произнес:

– Ничего себе историйка!

– Да уж, – протянула она.

А потом добавила что-то странное:

– Не делай так никогда, ладно?

Очень мне хотелось у неё спросить: «Как – так?» или что-то в этом роде, но её лицо в том момент ни к каким вопросам совсем не располагало. И я сделал лучшее, что было возможно в такой ситуации: крепко её обнял.

Позже я узнал, что до сих пор ходит немало легенд о Чёрном альпинисте, которые частенько рассказываются в горах у костра. Многие считают, что призрак с этим именем и сейчас бродит по горам, иногда заглядывая в палатки. Время от времени о нём можно было услышать как о добром духе, который может помочь или предупредить об опасности, но чаще Чёрный альпинист – предвестник всяких бед. Ещё чаще: пугало для начинающих туристов. Слышал эти истории и я, но эту – настоящую – почему-то рассказывать никому очень долго не решался. Сейчас я делаю это впервые… значит, время пришло.

Утопия

…Проснулся я оттого, что Вовик – сосед с верхнего яруса кровати – снова обоссался. Несмотря на толщину матраса, он всегда каким-то образом умудрялся промочить его насквозь. Какой уж тут сон…

Я на ощупь надел трико и футболку. Осторожно поводя под кроватью босыми ногами, нащупал сандалеты и, взяв их в руку, пошел к выходу из палаты. Так и есть: Игорёк, наш вожатый, где-то гулял. Я даже предполагал где, а вернее, у кого, но это, в общем-то, не мое дело.

Вздохнув облегчённо, вышел в ночь.

Лагерь был безлюден: под луной можно было разглядеть полоску земли, закатанную в асфальт: место утренних, самых ненавистных, линеек. Мне не туда: надев сандалии, я иду к реке. Страшно, конечно, – вдруг застукают, но мысли совсем о другом: вспоминаю, как в таком вот предрассветном тумане мы с дедом шагаем на рыбалку. Мог бы и сейчас с ним идти на рыбалку. И чего меня занесло в этот лагерь, а?

Река совсем близко, и от этого места ещё веет опасностью разоблачения моего побега, а потому я сразу сворачиваю направо: к дыре в заборе, которую заприметил уже давно: наши пацаны днём бегают туда покурить тайком или просто побродить по лесу. Дыру регулярно забивают досками, и эти доски так же регулярно вновь вырывают.

Выбираюсь на волю. Прохладно, ноги все промокли от росы. Я чувствую себя преступником, и зубы немного стучат. Вода в реке, днём такая теплая, кажется сейчас чёрной и холодной, как лёд.

Останавливаюсь в нерешительности: может, вернуться? Но в этот момент замечаю огонёк костра. Ни фига себе! Неужели кто-то из «лагерных»? Мне страшно, но очень любопытно. Подхожу ближе и вижу фигуру взрослого, сидящего у костра ко мне спиной. Тут же поворачиваю назад. Но сидящий неожиданно оборачивается. Боже, это Игорёк!

Я уже готов сорваться, но его голос буквально приковывает меня к месту:

– Стой!

Я застываю, как вкопанный. Не соображаю, что ему меня не видно, разве что силуэт. Наверное, мог бы убежать, несмотря на окрик, но стою. Что за характер у меня, а? Почему не бегу?

Игорёк приближается, я вжимаю голову в плечи. А он говорит неожиданно мягко:

– Замёрз? Пойдем к костру!

Ноги у меня как деревянные, совсем не гнутся. Я иду за ним, словно автомат, пытаясь вообразить, какие кары сейчас посыплются на мою голову.

Но вместо кар Игорёк подвигает деревянную чурку к костру и усаживает меня на неё. Говорит абсолютно спокойно:

– Мне вот тоже не спится. Печёнки жарил. Хочешь?

Не в силах вымолвить хотя бы слово, я разламываю негнущимися пальцами тёплую картофелину и впиваюсь в неё зубами. Вкуса не чувствую.

– Съедобно?

Киваю на всякий случай.

Игорек смеётся:

– Жень, да не бойся ты. Хотел бы я тебя наказать, уже наказал бы.

Я снова киваю: Игорёк – вожатый хороший, добрый, но наказывать умеет, если надо, это мы все уже уяснили.

А он продолжает:

– Ты же из моего отряда, если расскажу, что застал тебя ночью, мне же и выволочка будет. Не бойся, никому не скажу. Сам хорош (он вздохнул): упёрся ночью в лес, вас без присмотра оставил…

Я смотрю на него с безмерным удивлением. Говорю осторожно:

– Это из-за Вовика, он снова обоссался.

Игорёк улыбается:

– Да, это важная причина. Я завтра свожу его к медикам, а к следующей ночи положу на нижний ярус. Вот и решится проблема.