ИСКАТЕЛЬ.1979.ВЫПУСК №6 - Олег Глушкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Денисов дождался, когда дверь внизу тихо закрылась, поднялся на этаж.
Сабодаш не задавал новых вопросов: профессиональная этика, как понимал ее Антон, запрещала ему в отсутствии Денисова реализовать версию, принадлежащую другому Он сразу замолчал, представив Денисову сделать это самому.
— Павел долго пробыл на почте? — спросил Денисов
— Всю ночь.
— Влюбился?
Кошухова поправила волосы.
— Сражен наповал. — Она улыбнулась. — Труднее всего исцелить ту любовь, что вспыхнула с первого взгляда. Забыла, чьи слова…
«По крайней мере Кожухова, кажется, не будет особенно удручена, когда все выяснится», — подумал Денисов.
— Вы пригласили Павла домой? — спросил он
— Да.
— Познакомили с мамой…
— С отцом. Главный у нас — папа!
Рисунок был знаком.
— Павел просил вашей руки?
— Предложил руку и сердце…
— Потом он уехал в командировку и вернулся сего дня? — почти утвердительно спросил Денисов и насторожился: уже несколько секунд за дверью слышались негромкие шаги.
— Ночью.
— Папа оставил его ночевать?
— В кабинете. — Глаза под зелеными веками вспыхнули. — С утра он должен поехать за кольцами…
Сабодаш погасил «Беломор», но Денисов, не ожидая его осторожно отстранив Кожухову, уже входил в квартиру.
Борис Пармузин
Злость чужих ветров[1]
РоманНога болела. Проводник заметил это по лицу Махмудбека. В теплом, пропахшем дымом доме с низкими закопченными потолками было уютно и спокойно. — Я позову мулло. У памирцев мулло — просто грамотный человек. Он, конечно, может и прочесть молитву, и оказать помощь. Мулло был нестарым и, видно, знающим человеком. Он осторожно стал толочь две драгоценные горошинки в глиняной пиале. Потом добавил какие-то травы, налил горячее молоко, всего несколько капель. И стал натирать ногу Махмудбеку. О своем лекарстве мулло ничего не сказал. Но Махмудбек догадался, что в снадобье был змеиный яд.
— К утру пройдет… — коротко сказал мулло. И только после этого прочитал молитву.
Утром мулло даже не спросил о самочувствии больного. Он был уверен, что ночь прошла благополучно, гость может двигаться дальше.
— Я вот принес вам… — сказал мулло и протянул кусочек бересты памирской березы.
На ней были нацарапаны несколько слов молитвы. С такими амулетами можно часто встретить людей в горах.
Махмудбек серьезно принял амулет и спрятал его на груди.
Щедрую плату мулло долго не хотел брать. Но Махмудбек настоял на своем. Снова послышалась молитва, а на прощание мулло деловито, как хороший врач, посоветовал:
— Избегайте простуды. В горах не надо ночевать.
Проводник ничего не возразил. Он задумался: успеют ли дойти до следующего поселения? Мулло объяснил, как лучше и быстрее добраться.
— Там есть чужие люди? — спросил проводник.
— Их сейчас много… — вздохнул мулло. — Что поделаешь?
Махмудбек понимал местный язык. Здесь, на Памире, многие диалекты относятся к восточно-иранской языковой группе.
— Давно появились чужие люди? — спросил он.
— Появились… — неопределенно ответил мулло и, простившись с гостями, ушел.
Проводник сумел незаметно вывести Махмудбека и Адхама из поселка. Уже за поселком Ад хам попросил:
— Можно мне вернуться?
— Что случилось?
— Я только взгляну на тех… ну… на пять минут. — У него были какие-то свои соображения.
Вскоре Адхам догнал Махмудбека.
— Те? — спросил Махмудбек.
Адхам вздрогнул от неожиданного вопроса.
— Из «Моррисонов»?
— Да… Один бывал у нас там, внизу… — сказал Адхам.
Больше он не вспоминал о чужих людях. Итак, фирма «Моррисон» пытается надежно обосноваться в горах.
Адхам больше, чем думал Махмудбек, знал о делах и людях этой фирмы. Ах, если бы Махмудбек был на месте Адхама, он давно загнал бы лохматую лошадку. Но Адхам пытался скрыть свое нетерпение. Он ловил каждое слово Махмудбека. И уже с большим интересом поглядывал по сторонам. За короткое время встретилась третья группа чужеземцев. Теперь не было сомнения: идут изыскательские работы. Вероятно, когда-нибудь хорошая дорога проляжет вместо этих троп к границе советской Средней Азии.
Адхам сам понял, насколько важны сведения о стратегической дороге чужеземцев. Не ради горных племен и народностей старается иностранная фирма.
Махмудбек при нем, при Адхаме, переспрашивал названия населенных пунктов. Проводник знал эти названия на местных диалектах и на языке страны. Так будет легче в случае надобности на любой карте показать трассу будущей дороги.
Это был хороший дом, крепкий и теплый. Вдоль стен тянулись глинобитные нары, разделенные на отсеки. Слева от входа были малые нары, а напротив — большие, занимавшие все пространство стены. Махмудбека и Адхама усадили на почетное место, ближе к очагу.
Хозяин подал на глиняном блюде жареные зерна пшеницы — ритуальное угощение памирцев. И в то же время сытная пища. Ее когда-то в старину давали ослабевшим людям, прошедшим долгий путь.
Махмудбек вспомнил, что у киргизов эти зерна называются — бадрак. Есть и легенда, как вождь выдавал своим людям, одолевшим очередной перевал, по зернышку. Именно одно зернышко помогало преодолеть и следующий перевал.
Зерна оказались вкусными. Махмудбек, с удовольствием хрустя ими, осматривал комнату с низким потолком.
Хозяин хлопотал у очага.
— Ош… — не скрывая гордости сообщил он проводнику.
Он имеет возможность сварить для гостей ош — похлебку с лапшой, приготовленной из бобовой муки, одно из самых богатых и вкусных у памирцев угощений.
Пусть люди знают, в каком они оказались доме!
Очень хотелось спать… Махмудбек старательно разглядывал комнату. Надо было заставить себя отвлечься. Заплакал ребенок. Его колыбель, грубоватая, по видно служившая не одному поколению, стояла почти рядом.
Хозяин открыл дверь и кого-то позвал. Вошла женщина с миской, в которой был толченый, просеянный сушеный навоз. Она ловко подняла ребенка одной рукой, уложила на нары. Из колыбели собрала влажный навоз, заменила сухим, осторожно, равномерно насыпав его из миски. Навоз впитывает влагу и согревает ребенка. Так же молча женщина ушла. Ребенок несколько раз пискнул и засопел. Скрипнула дверь. Вошел благообразный, медлительный старик.
— Халифа, — шепнул проводник и торопливо поднялся с нар.
Халифа — важная фигура в поселке. Он не только священнослужитель, но доверенное лицо кира — главы религиозной общины исмаилитов. С хозяином халифа обменялся рукопожатием. После чего хозяин поцеловал каждый палец своей правой руки. Гостей халифа поприветствовал обычным поклоном.