Записки Планшетной крысы - Эдуард Степанович Кочергин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как вы думаете, Степаныч, даст нам Кремль грамоту за хорошую сверхурочную работу или не даст? Вы ж видите, как мы вкалываем.
Его подельницы, Лида и Тамара, успокаивали:
— Тебе лично, Боря, Кремль не только даст, но и поддаст.
— А хорошо бы кремлёвскую грамотку получить. Я её дома на стене в рамке бы вывесил, чтобы жактовская шелупонь перестала придираться к нам с Дорой.
Декорации и костюмы накануне отправки свезли из всех мастерских в городской комбинат. Паковали и грузили их вечером в специальный крытый МАЗ с хорошими запорами. Декорации «Клопа» должны были прибыть в Кремль к шести утра.
За день до нашего отъезда в Москву мы с Григуром получили билеты на поезд и пропуска в Кремль. В пропусках нас определили консультантами: его — по режиссуре, меня — по оформлению спектакля «Клоп» Выборгского народного театра. Григур, получив такую ксиву, печально пошутил:
— Вот так, дорогой Эдуард, мы с вами из деятелей вдруг превратились в консультантов своего же дела.
В Москву я выехал ночным поездом, пришедшим туда очень рано. В 7:00 мне велели пересечь КПП Кремля рядом со Спасской башней. Неожиданно на платформе Ленинградского вокзала меня встретил человек с сержантским лицом «ведомства» и доставил в кремлёвский театр на чёрной «Волге» без каких — либо осложнений. Мой сопровождающий сдал меня на сцене приличному дяденьке в очках — техническому директору фестиваля, обозвав художником «Клопа». Директор, сняв очки, оглядел меня внимательно, и я почувствовал в его глазах некоторое сомнение.
— Вы что, действительно будете художником «Клопа»?
— Да, а в чём дело?
— Как — то не верится, больно уж молодой для такой драматургии.
Узнав, что у меня с собой и эскизов — то никаких нет, совсем испугался:
— Как же с вами работать, ведь нам ничего не известно о вашем замысле, что куда вешать, ставить, как монтировать и проводить спектакль?
Я постарался его успокоить:
— Эскиз перед вами — я. На эскизы декораций не было времени, всё оформление, включая замысел, изготовили за десять дней. Я работал прямо на мастерские, успел сделать планировки, боковые разрезы, чертежи, рабочие рисунки, шаблоны и выкраски. Сам вместе с вами впервые увижу, что получилось на самом деле.
— Двум смертям не бывать, а одной не миновать, давайте работать.
— Ящики, тюки, мешки — всё пронумеровано и надписано. Начнём с половика и одежды сцены. Всё исполнено по правилам лучшими мастерами моего города. Необходим небольшой стол для планировок.
Рабочие быстро расстелили половик, принесли стол из буфета — другого не нашлось, и собрались вокруг него, рассматривая планировки. По ним я рассказал, что где должно висеть. Номера штанкетов, обозначенные на планировках, оттрафаречены на мешках с кулисами и падугами. Мешки с ними расставили под соответствующими штанкетами, достали из них кулисы, падуги, развернули и подвесили к штанкетам. Когда разворачивали первый план кулис, раздался голос одного из монтировщиков:
— Ребята, смотрите, это же парашютный шёлк — во дают!
В этот момент на сцену прямо с поезда привели тётеньку с тревожным лицом. Она оказалась начальницей Ленинградского областного управления культуры. Я смекнул, в чём дело — начальники не видели ни одного эскиза и были вынуждены нам довериться, а сейчас, в Кремле, естественно, струхнули. Обалдевшая тётенька, узрев ярко окрашенные мятые кулисы, вынутые из мешков, метнулась к очкастому техническому директору с вопросом:
— А что, эти жёваные тряпки так и останутся мятыми?
На протяжении монтировки она несколько раз бросалась с дурацкими вопросами к нему, абсолютно игнорируя меня, хотя сидела на стуле, где висел мой пиджак.
По мере того как на сцене появлялось всё больше и больше моего оформления, подозрительное отношение ко мне менялось. Первыми сообразили, что я человек серьёзный и профессионал, рабочие сцены. Кстати о них: более слаженного, толкового отряда монтировщиков я в ту пору не имел. Благодаря этим суперпрофессионалам сложную монтировку спектакля мы закончили вовремя. Они быстро поняли постановочную идею декораций и приняли её. Технический прогон сработали с первого захода, схватывая всё на лету. После него на сцене появился главный идеологический начальник Питера, тот самый, которого я видел в обкоме. Он прошёлся по авансцене, разглядывая декорацию, подошёл ко мне и, не поздоровавшись, властно спросил:
— Зачем так ярко раскрасил полотнища?
Я ответил, что всё оформление сделано в духе «Окон РОСТА» Маяковского, и цвета соответствуют им. Более он ничего не стал спрашивать и, забрав тревожную тётеньку, ушёл с нею в открывшийся закулисный буфет угощаться коньяком для успокоения нервишек.
Буфет кремлёвского театра осуществлял коммунистическую мечту Совдепа. Там имелось всё, что в ту полуголодную хрущёвскую эпоху мы могли увидеть только в старых поваренных книгах. Икра всех сортов: чёрная, красная, белая, золотистая; балыки разного вида, роскошная кремлёвская ветчина; рыба разных сортов: белая, красная, угри прибалтийские, селёдка в винном соусе; маслины, огурцы, помидоры, сладкий перец, грузди маринованные и так далее и тому подобное. И всё это в первой половине марта! А ещё армянские и грузинские коньяки, шампанское, маленькие кремлёвские пирожки с мясом, капустой… Можно было только простонать: «Боже ж ты мой!.. Что ж это такое делается?!»
В 9:30 из гостиницы приехал Гуревич. Спустившись в зал со сцены и осмотрев наше детище, он сказал мне:
— Эдуард, у нас с вами всё получается!
Где — то за полчаса мы с ним проверили все смены картин, то есть повторили техническую репетицию. С 10:00 до 11:30 удалось управиться с направкой света и грубо записать его процентовку. Тем временем привезли наших выборгских героев, выдали им костюмы и распределили по уборным.
В 11:30 начался актёрский прогон в костюмах с корректировкой света и окончальной его записью. Вся сборная постановочная часть Москвы работала как часы. Отмуштрованные Григуром с помощниками артисты выкладывались на все сто. Прогон закончился где — то в 14:30. Главный спектакль начинался в 16:30. После прогона мы с рабочими навели окончательный марафет на сцене, с осветителями уточнили свет и режиссёр с радистами выставил на зал запись шумов и музыки. Так как от нас уже ничего не зависело, мы с Григорием Израилевичем оставшееся время провели в кремлёвском коммунистическом буфете, взяв на грудь по 150 граммов прекрасного десятилетнего армянского коньяка, закусив чёрной икоркой и осетровой рыбой.
Конкурсный спектакль прошёл блистательно. Зал полностью забила публика. В первых рядах сидели партийные начальники и «удавы» — члены комиссии, известные театроведы, режиссёры, артисты. Они спектакль принимали с восторгом. Мы с Григуром своё детище смотрели с боковых лож.
