Дирижабль - Кирилл Викторович Рябов

штаны. Окно до сих пор было открыто. Сквозняк колыхал занавеску.

– Жень, вставай, он ушел.

Карцев сел, продолжая держать руку в штанах.

– Я не успел сказать, я знаю этого человека. Он у бабушки Биби снимал комнату когда-то. Наверно, из дурдома выпустили раньше времени.

– Пошли выпьем, – сказал Фёдор.

– Тебе договор надо подписать. И вообще, завязывал бы ты уже.

– Я же не предлагаю тебе нажраться, как свиньи. Выпьем и разойдемся. Договор подпишу и отвезу.

– Ты слишком раздражен. Успокойся. В рюмочную?

– Ага.

Фёдор быстро переоделся. Когда вышли на улицу, позвонил Зофии.

– Можем встретиться через час и подписать договор, – сказал он.

Карцев тронул за локоть и показал пальцем на лужу крови, застывшую на асфальте, будто клякса. Фёдор скривился от подступившей тошноты.

– А вы драться не будете? – спросила Зофия.

– С вами – нет.

– Ну хорошо. Я скину вам адрес, куда приехать.

– Лады.

– Ха, лады! Ну лады так лады.

В рюмочной было свободно. Фёдор заказал по двести грамм водки на нос и стаканчик яблочного сока.

– Ну много же, Федь, – сказал Карцев.

– Что не допьешь, я допью.

– Об этом-то я беспокоюсь.

Выпив половину, Фёдор сказал:

– У меня, Жень, ощущение, что я стал пленником всеобщего идиотизма.

– Ты это только сейчас понял? – хмыкнул Карцев.

Он выпил совсем немного.

– Меня на дуэль вызвали.

– Кто?

– Этот мудозвон Каргополов, которому я поджопник дал.

– Дуэли запрещены, тебя посадят.

– Это будет боксерский поединок, как я понял.

– Тогда ладно.

– А еще меня моя баба бросила. Приревновала к Зофии.

– Был повод?

– Нет, конечно!

– Значит, вернется.

– Думаешь?

– Я уверен! Если баба говорит, что уходит навсегда, значит, скоро вернется. Если баба говорит, что будет любить тебя до конца своих дней, готовься, что скоро свалит.

Фёдор вспомнил: Инна действительно как-то раз заявила, что будет любить его всю жизнь и никогда не бросит, как бы худо ни было. У них в тот раз случился странный разговор. Фёдор попросил, чтобы она его убила, если вдруг однажды он не сможет о себе заботиться. А она заплакала и произнесла эти слова.

Он допил водку, и все, что случилось с ним вчера, сегодня да и когда угодно, показалось вдруг полной ерундой. Короткий самообман, который будет длиться, пока работает водка. Фёдор повернулся к раздаче. Карцев тронул за руку:

– Федь, придержи коней.

– Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее.

– Вот-вот.

– Я тебе сказал, что этот мудак читал мне свой рассказ?

– Какой мудак? Который прыгнул?

– Который мент.

– А он что, тебя знает?

– Я ведь звезда. Меня на улице узнают. Не часто. Примерно раз в три года. И обычно с кем-то путают.

– Ты когда последний раз ел?

Фёдор пожал плечами.

– Пошли, пожрем нормально. Тут недалеко есть приличный армянский ресторан.

– А коньяк там есть?

– Перестань. Возьмем шашлык, лаваш, зелени.

– Мне ехать надо, договор подписывать.

– Ну как хочешь. Маленький, что ли, уговаривать тебя.

Карцев с заметным отвращением допил свою водку. Сок остался нетронут. Они вышли на улицу. Фёдор заглянул в смартфон. Зофия написала: «Зоологический музей. Встречаемся у входа через полчаса». Фёдор ответил: «Опять к животным?»

– Федь, – сказал Карцев. – Завязывай. И берись за работу.

– Подпишу договор и возьмусь за работу, – ответил Фёдор.

Прочитал новое сообщение: «Они уже мертвые. И в норы не спрячутся». Он не нашелся что ответить. Посмотрел на Карцева и спросил:

– А ты помнишь, какое у меня отчество?

– Павлович вроде. А что? Решил экзамен мне устроить?

– Да просто так спросил.

Фёдор вдруг почувствовал пьяную нежность, обнял Карцева и слюняво поцеловал в щеку.

– Федь, – сказал Карцев, смутившись. – Федь, ты правда прекращай. Помрешь же.

– В восемьдесят умру. А знаешь как? Меня убьет двадцатидвухлетняя любовница. Зарежет из ревности.

– Почему не восемнадцатилетняя?

– Чего наглеть-то?

Фёдор вызвал такси и поехал к мертвым животным.

22

Зофии еще не было. Фёдор посмотрел на часы. Он приехал раньше. И пока ехал, немного протрезвел. Привычно ощутил тоску и легкую панику. Во рту появился травяной привкус. Закурив, он осмотрелся. Солнце скрылось за тяжелой тучей. Тихо плескалась о гранитные берега Нева. Рядом с Дворцовым мостом прогуливался мужик с медвежонком на поводке и монотонно звал прохожих фотографироваться. Те обходили его стороной.

Фёдор лениво представил, как медвежонок хватает поводыря когтями, сваливает на землю и отгрызает ногу по колено. Это, пожалуй, немного развеяло бы тошнотворную скуку. Он хмыкнул. Кто-то тронул его за локоть. Фёдор вздрогнул.

– Вы чего такой нервный? – спросила Зофия.

– Читали Кафку? – сказал он.

– Допустим.

– Больше всего мне нравится его письмо к невесте. Он там просит, когда они встретятся, не подходить сзади, чтобы не напугать его.

– Я же не ваша невеста, – пожала плечами Зофия.

– И то верно. Но, может…

– Нет уж, – засмеялась она.

Фёдор кинул окурок в урну.

– У вас, случайно, нет с собой какой-нибудь фляжечки?

– Фляжечка-то есть. Но от вас и так разит за километр.

– Это старое.

– И все-таки вам бы стоило притормозить. Вы сценарий собираетесь писать?

– Конечно. Как только подпишем договор, получу аванс, так сразу и сяду.

– Придумали уже что-то?

– Идей у меня полно, – соврал Фёдор.

– А дирижабль там будет?

– Для вас хоть два.

– Ну раз так, то идемте.

Они зашли в музей. Запах напомнил квартиру бабушки Биби. Фёдор купил билеты. Зофия указала на скелет кита:

– Ему почти двести лет.

– Ровесник Толстого, – ответил Фёдор.

– Давайте посмотрим на мамонтенка, – предложила Зофия. – А потом с договором разберемся.

– Вы меня там хотели угостить чем-то, – сказал Фёдор, когда поднимались по лестнице.

Зофия на ходу порылась в сумочке и достала фляжку виски.

– Знаете, если будете бухать и не напишете сценарий, Панибратов из вас сделает колбасу.

Одним глотком Фёдор отпил половину и сунул фляжку в карман.

– Фигурально выражаясь? – спросил он.

– Почему фигурально? – сказала Зофия.

Мамонтенок – черный, сухой, сплюснутый – был похож на огромный кусок гематогена. Фёдора затошнило. Он отвернулся и торопливо допил. Услышав всхлипывания, оглянулся. Зофия вытирала глаза бумажным платочком.

– Вы чего? – удивился Фёдор и тронул ее за локоть.

– Ничего, – ответила она и отдернула руку. – Сами не понимаете? Не чувствуете?

Он пожал плечами:

– Не особо. А надо что-то понимать?

– Это же ребенок, – сказала Зофия. – Он упал в яму и там замерз насмерть. Лежал под землей сорок тысяч лет, пока его случайно не откопали. Вас это разве не трогает?

Виски еще не подействовал. Фёдор чувствовал тоску, смятение и страх. Эта красивая девушка, плачущая над мумией, растрогала его. Сердце сжалось, к горлу подступил комок. Фёдор смахнул накатившую слезинку.

– Я часто к нему прихожу. Так хочется прижать