Манускрипт египетского мага (СИ) - Тегюль Мари

— Так, — протянул Ник. — Чего не знал, того не знал. Французская революция подарила России немало выдающихся французов. Преклоняюсь перед дюком Ришелье, де Рибасом. Оказывается, и Тулуз-Лотреки послужили России. Но что же за история с этим, как его звали?

— Эразм Николаевич, — отозвался Кикодзе. — Его знали в Тифлисе многие, он был вхож во все дома, куда желал бы быть вхожим. Правда, какие-то слухи о его авантюрных проделках доходили до нас, но этому не придавали никакого внимания, кто же не грешен из тех, кто наверху. Ну вот еще, очень смутно до нашего департамента доходили известия о его карамболях в Париже. Да, известно было также что он претендовал на болгарский престол. Все это было как-то несерьезно, нас и наших подопечных это не касалось. Видимо, мы что-то крупно проглядели.

— Да, — задумчиво произнес Ник, думая о чем-то. — Давай-те ка восстановим всю канву событий этой недели.

И он положил перед собой лист бумаги и тонко отточенный карандаш.

— Во-первых, давайте по порядку о всех персонажах. Так. Персидский консул, его дочь Фарханда. Португалец и его компаньон. Некие посетители компаньона в гостинице. «Призрак» Куртэне и сам Куртэне. Пропавший Виктор, которого надо искать с утра. Во-вторых, потери. Пока граф. И чуть было не ставший жертвой тот же португалец. О котором «призрак» Куртэне думает, что тот утонул в Куре, если я правильно понял то, что сказала Лили.

Кикодзе молча кивнул.

— По этой фразе следует полагать, что «призрак» не только осведомлен о происходившем с португальцем, но и замешан в этой истории. Если сюда присовокупить и ваши сведения о том, что призрак встречался с компаньоном португальца, этим доном Педро, в Ботаническом саду, и что несомненно он каким-то образом участвовал в событиях в доме персидского консула, то тогда можно думать о том, что не жемчужину ли искали в доме персидского консула? И не скрыл ли консул это от нас? Но тогда, почему? Ведь его дочери грозила опасность. Значит, сведения о жемчужине были еще опаснее. Мне кажется, что вот тут надо искать какие-то нити, которые помогли бы нам прояснить эту тайну. Но не надо пренебрегать и второстепенными сведениями. Нужно мне будет сегодня встретиться с Марией Яковлевной, попросить ее рекомендовать врача для де Куртэне, а то он на грани нервного срыва, и поговорить с ним о его родственниках. Кто же этот «призрак», если он носит ту же фамилию? Родственник? Ведь сходство же разительное. Но пока, надо признать, мы смотрим в мутную воду и ничего не видим. Что-то надо подсыпать в нее, чтобы она стала прозрачной. Итак, план на завтра. Для вас — поиски Виктора и сведения о нем и его связях с Тулуз-Лотреком. Ну, а все остальное, что само будет идти в руки.

Да, и еще. Вы могли бы навести справки об отце Лили, господине Таирове? И почему, по ее словам, ее вырастила няня? А ее мать? Почему Лили говорила об отце, няне и ни слова о матери?

— Хорошо, Николай Александрович, все выясню. Что-то эта история становится все запутаннее.

— В этом вся ее прелесть!

И Ник откинулся в кресле и сладко потянулся. Чем запутнее была история, которую он брался разгадать, тем больше она ему нравилась. А эта тифлисская история пока была вся клубком загадок.

Уже стало светать, когда ушел Кикодзе. А Ник лег на диван думать и искать пути разгадки этой истории, которая с каждым днем, как верно сказал Кикодзе, становилась все запутанней.

Глава 14

Наутро, проспав всего лишь около пяти часов, Ник проснулся с твердой мыслью обязательно заняться делами Куртэне и исподволь выяснить, нет ли у того каких-либо сведений о его двойнике. Поэтому Ник с утра отправил с Петрусом письмо Марии Яковлевне с обязательным поручением сразу же принести ответ. Ответ не замедлил себя ждать — Мария Яковлевна просила Ника приехать к ней к трем часам дня. Она обещала, что к этому времени у нее будет известный тифлисский врач Серебряков, большой друг ее мужа, с которым можно будет обсудить состояние больного. Но, с другой стороны, Ник понимал, что лихорадочное состояние Ивана Александровича заставляет его воспринимать и реальности как галлюцинации. Поэтому он решил прежде, чем Иван Александрович встретится с врачом, навестить его и постараться узнать что-нибудь существенное. И, кроме того, он хотел как-нибудь предупредить Куртэне, что о галлюцинациях не стоит расссказывать посторонним, ибо сам был твердо уверен, что эти галлюцинации были реальностью. Поэтому он без предупреждения отправился на Петра Великого в тот дом, где накануне развернулась трагедия.

Дойдя до угла Сололакской, Ник свернул направо и остановился, чтобы издали взглянуть на всю улицу. Тут же на углу стоял городовой, зорко оглядывающий прохожих. Сновали деловито чиновники, затянутые в мундиры, время от времени проезжали экипажи, няньки выгуливали детей — словом вполне мирная картина респектабельной улицы, на которой располагались государственные учреждения. И трудно было предположить, что еще ночью тут кипели такие страсти. Ник вздохнул и медленно пошел по Петра Великого к шестому номеру. На противоположной стороне он остановился еще раз, постоял, разглядывая странные барельефы, скульптуры и маскароны на фасаде дома и снова его охватило недоумение. Откуда, зачем? И тут Ник вспомнил, где он видел нечто подобное. Вернее, то что он видел здесь, в этом странном городе, было отзвуками того. Ник был ошеломлен, сделав для себя такое открытие. Это требовало осмысления. Мотнув головой, чтобы отогнать наваждение, Ник перешел на другую сторону и вошел в подъезд дома.

Ник медленно поднялся на третий этаж. На лестничной площадке второго этажа он немного замедлил шаг, неожиданно для самого себя тая где-то в глубине души надежду, что сейчас он может увидеть Лили. Но тут же отругал себя мысленно за слабость и уверенно поднявшись на третий этаж, позвонил в дверь. Дверь тотчас же открылась и пожилой слуга с пышными бакенбардами и такой же пышной и ухоженной бородой лопатой провел Ника в переднюю.

— Как прикажете доложить? — успел только спросить слуга, как из глубины комнаты раздался голос Ивана Александровича.

— Кто там, Данила?

— Это Кефед-Ганзен, — громко сказал Ник и увидел как стремительно открыв дверь навстречу к нему кинулся Иван Александрович.

— Я счастлив, безмерно счастлив, пройдемте в гостиную. — и Иван Александрович провел его в небольшую гостиную, обитую зеленым штофом, обставленную изящной мебелью, но плотно зашторенную так, что солнечный свет едва проникал в нее. В комнате царила полутьма и чувствовался слабый запах лекарств. Иван Александрович хлопотал вокруг протестующего Ника, усаживал его поудобнее, сам располагался так, чтобы было удобно разговаривать, звал Данилу, приказывал ему принести легкое вино, печенье и шоколад, словом был рачительным и гостеприимным хозяином.

Ник рассказал Ивану Александровичу очень осторожно, в общих чертах, о том, что произошло ночью в доме. Но тот отнесся к этому равнодушно.

— Да я никого не знаю из артистического мира, — сказал он. — Так сложилось, что с самого раннего детства я жил в Европе, вначале в пансионах, потом учился в Сорбонне. Мое увлечение с детства лингвистикой сделало меня отчасти нелюдимым. И так продолжалось, пока я не уехал в Индостан. Из затворника я превратился почти что в искателя приключений. В Тифлис я наезжал редко и это меня мучило. Матушка была все время одна после смерти моего отчима.

— Вашего отчима? — переспросил Ник.

— Да, князь Аргутинский, усыновивший меня после гибели отца, а это произошло когда мне не было и пяти лет, скончался рано. Детей у него не было. Я единственный наследник.

— Но вы носите другую фамилию, — осторожно заметил Ник.

— Да, это имя моего настоящего отца, которого я не знал. Матушка и отчим считали, что в Европе мне будет так удобнее. Так и осталось. Но в Тифлисе меня знают по имени отчима. Здесь я князь Аргутинский.

— А при каких обстоятельствах погиб ваш батюшка, — продолжал спрашивать Ник, — простите меня, если мой вопрос причиняет вам боль.