Что рассказал убитый - Владимир Величко

Написал, заклеил в конверт и положил в стол! После этого я пошел по избитой тропинке многих поколений мужиков: приложился к бутылке, а если попросту — запил. По-черному запил. Ведь тормозов-то у меня не осталось. Не было Валерии, не было друзей по спорту: я еще в прошлом году бросил его, порвал все связи с командой. В общем, я допился до ручки. Помните, как в фильме «Москва слезам не верит» один из героев, бывший хоккеист, совсем опустился и бродил по пивнушкам, рассчитывая, что ему нальют на халяву. Вот так же делал и я. Опустился совсем. И не знаю, как бы я кончил, если бы не Алена. Просто она меня нашла в затрапезной пивнушке, где я сидел с самого утра, подошла прямо ко мне и просто сказала: «Митя, пойдем домой!»

Вы знаете, эти три простых слова меня как будто огнем опалили. Домой! Господи, какое давно забытое слово. Домой! Вот этот голос, эти слова я запомнил на всю жизнь. К своему большому удивлению, я встал и смирно пошел за Аленкой. Так я стал жить у нее. Не с ней, а у нее. Квартира у Аленки была большущей: четырехкомнатная «сталинка» осталась от родителей; они, выйдя на пенсию, уехали куда-то на юг. Я, наверное, с полгода был в квартире как постоялец. Сначала тупо лежал на диване, не имея ни сил, ни желания двигаться. Мне вообще не хотелось жить. Временами ругался с Аленой: типа, зачем меня подобрала, если бы не ты — сдох бы уже, и всем стало бы от этого только лучше. Услышав это, она заплакала и тихо-тихо ответила:

— Дурак ты, Дима. Я ж тебя люблю! Давно люблю…

Вот эти слова меня окончательно вылечили… Или, вернее, не так: они меня подняли на ноги. К этому времени я физически от пьянки отошел совсем, и только жуткая депрессия не давала мне жить, душа была больна. В общем, Алена меня вернула к жизни и поставила на ноги.

Со спиртным я завязал. В институте восстановился на заочное отделение, а днем работал на заводе. С помощью Алены я довольно быстро наверстал упущенное и вскоре получил диплом, а еще через пару лет меня перевели на должность мастера на нашем номерном заводе. Тогда же мы зарегистрировались. Вскоре Алена родила первого сына, а еще через год — второго. Петра и Павла. В общем, наша жизнь потянулась неторопливо и достаточно размеренно! Того, что было с Валерией: всех этих безумств, бессонных ночей, полных огня, страсти, — больше не было. С Аленой все проще, спокойнее. Аленка меня любила. Любила она как-то тихо, незаметно, я бы даже сказал, равномерно. Она была матерью и женой в одном лице. Знаете, она из тех женщин, которые при всей своей мягкости, уступчивости всегда умеют настоять на своем. Про таких жен говорят: муж — голова, но жена — шея! Куда шея повернет, туда та голова и будет глядеть! Это — про нас.

Тут Дмитрий замолчал, уйдя в свои мысли. Огурцов взял бутылку и постукал ею о край стакана. Он глянул на них и сделал отрицательный жест.

— Знаете, что самое удивительное? Я, как встретил Аленку, Валерию не вспоминал. Вернее, думать — иногда думал, даже с Аленой обсуждали ее исчезновение, размышляли, куда она могла деться. Но вот той боли, тоски уже не было. Я ее вспоминал тихо, как и спорт: без надрыва, с неким умилением, что ли, и не более того. Ведь у меня были дети, была Аленка, образ которой давным-давно затмил образ Валерии. А может, просто срабатывал некий психический предохранитель.

— М-да, — сказал доктор, — а как же вы все снова оказались вместе? И вы, и Валерия, и Аленка? И, судя по всему, в хороших отношениях…

Дмитрий несколько смутился и, налив капельку коньяку, неторопливо выпил и, шумно выдохнув, сказал:

— А это и есть то, о чем я вам, попутчику, и хотел рассказать. — После этого Дмитрий задумался, и Огурцову показалось, что он не решается дальше говорить.

— Послушайте, — сказал тихо доктор, — я же не настаиваю, чтобы вы рассказывали. Может, спать, а?

— Да нет! Я именно хочу рассказать то, о чем никто, кроме нас троих, не знает, понимаете? Хочу. Только не знаю, как об этом рассказать — вот сижу и в голове строю рассказ.

Потом он откашлялся, выпил немного коньяку и тихим, ровным голосом стал рассказывать:

— С тех пор прошло уже десять лет… Сыновья наши учились в одном классе, и буквально за три дня до последующих событий они отправились на Черное море, к бабушке и дедушке.

Глава 3. Валерия и Алена

Я к ней вошел в полночный час.

Она спала, — луна сияла

В ее окно, — и одеяла

Светился спущенный атлас.

Звонок в дверь раздался поздно вечером, совсем поздно.

— Кто бы это мог быть? — недоуменно спросил я Аленку. Она пожала плечами:

— Понятия не имею… К тебе, наверное. Может, с работы?

— Да ну! Если б там что-то случилось, позвонили бы, заранее предупредили!

Аленка накинула халат и пошла к двери. Я, открыв книжку, вполуха слушал привычные звуки: вот Алена идет к двери, вот она что-то спросила, вот защелкали — как показалось, торопливо! — замки, брякнула цепочка — и тут же раздался ее короткий невнятный вскрик и голос:

— Митя, Митя, иди скорей!

Я вихрем в одних плавках промчался к двери, почему-то холодея от страха. В дверях Аленка с трудом удерживала в руках какую-то женщину, которая оседала все ниже и ниже.

— Помоги… держи же, держи! — И я только успел протянуть к ней руки, как она повалилась прямо на меня. Я ее успел подхватить в последний момент и, подняв на руки, понес в комнату, а Аленка побежала впереди:

— На диван… неси осторожно… клади… так.

И только положив ее, я понял, что это была Валерия. Валерия! Валерия!!! Но, боже мой, в каком виде?! На лице ее растекался сплошной и, как мне показалось, черный кровоподтек, и все оно было перепачкано кровью, тонкой струйкой сочащейся из носа… Я в растерянности замер, как соляной столб: мне хотелось одновременно и бежать, что-то делать, что-то предпринять, и в то же время не знал, что делать…

— Я позвоню… «Скорая помощь»… — наконец-то что-то сообразив, сказал я и кинулся к телефону…

— Нет! — каким-то высоким и незнакомым голосом вскрикнула Валерия и закашлялась. — Нет, не надо, все пройдет и так… только не гоните меня: мне некуда идти, — прошептала она и замолкла. Из глаз ее катились слезы и, перемешиваясь с кровью, капали на подушку, расплываясь по ней бурыми пятнами. Эти слезы, первые в жизни слезы, увиденные на ее лице, потрясли сильнее всего! Может, сильнее, чем само ее появление в таком виде…

Понимаете, — сказал Дмитрий, прервав свой рассказ, — плачущая Валерия — это из области фантастики! Валерия? Плачет? Ее никогда и никто не видел плачущей. Даже я, в моменты… ну, когда мы расстались. А она ведь это сильно — очень сильно! — переживала. Это я тогда, после ее отъезда, очень отчетливо понял. А тут — избитая (!) плачущая (!) Валерия!!! Это было из области запредельного.

Он ненадолго замолчал, и, воспользовавшись паузой, Огурцов капнул себе коньячку, и они с Дмитрием, глянув друг на друга, одновременно кинули в рот коричневую жидкость. Он шумно подышал и через пару минут продолжил.

— Я стоял посреди комнаты и топтался, не зная, что предпринять. Впрочем, Аленка все быстро взяла в свои руки, и я был незаметно вытеснен в зал, а она деловито сновала по квартире: то в комод, доставая какие-то женские причиндалы, аптечку, халат, то зачем-то в холодильник… Потом она мне дала команду приготовить чай и при этом не высовываться из кухни. Я все сделал, после чего сидел и тупо смотрел в темное окно, слушая вполуха, как Аленка с Валерией пошли в ванную комнату, где потом долго-долго шумел душ, слышался плеск воды в ванне; а в голове все металась и металась одна навязчивая, почти паническая мысль: «Валерия… Господи, Валерия… моя Валерия рядом… сколько же лет… Аленка… дети… Валерия… что будет?!»

Затем прибежала Аленка, забрала чай с пирожками и унесла в гостевую комнатку, куда уже ушла Лера. Выходя, жена мне сказала, чтоб я шел спать и что она через полчасика тоже придет. Еще сказала, что с Валерией все в порядке, что ничего страшного…

И я поплелся к себе. Проходя мимо двери, я услышал до боли знакомый и, казалось, давно забытый ее голос — Лера, всхлипывая, что-то рассказывала Аленке. Затем я услышал тихий грудной Аленкин смех и ее шаги. Испугавшись, что увидят и подумают, что подслушиваю, я юркнул в спальню и притих. Сердце почему-то колотилось так, будто я стометровку за 12 секунд пробежал!

Аленка пришла не ранее чем через час. Я лежал под покрывалом, старательно притворяясь спящим. Аленка прошла к окну и замерла. Я, приоткрыв глаза, украдкой посмотрел на нее: жена стояла у окна, вглядываясь в ночную темень.

— Митя, — не оборачиваясь, сказала она, — Валерия у нас поживет, пока не поправится — это недели три, я так думаю. Ей сейчас очень плохо. — Потом она немного помолчала и так же, не поворачиваясь, спросила: — Что молчишь? Я ведь знаю, что не спишь!