Кавказский принц - Андрей Величко

Вечером я еще поразмыслил на данную тему. Какие другие неприятности могут идти снизу? Наверное, которые с национальным привкусом. Насколько я помнил, в России бузили в основном поляки и евреи. Ладно, евреев как-то можно понять, черта оседлости и прочие подобные вещи не способствуют впадению в нирвану, но поляков вроде никто особенно не притеснял. Так что я сделал еще пару пометок. Выяснить, есть ли сейчас какая-нибудь дискриминация поляков. Если нет, то при малейшем намеке на попытку организоваться – сразу оргвыводы. Узнать, есть ли на заводе евреи. Найдутся – намекнуть, что, если есть желание, можно создать что-то вроде ма-аленького такого Бунда.

Закончив с планами по отбиванию хлеба у борцов за освобождение труда, я взял ноутбук и, вздохнув, принялся читать статью про лечение тифа. Будем надеяться, что в результате моей терапии Николай не помрет, а то неудобно получится. Весь остаток вечера я пытался, продираясь сквозь медицинские термины, понять – при каком течении болезни левомитицин следует заменять бисептолом и коим боком тут оказался преднизолон, который вообще-то вроде как мазь от нарывов. Нет, пожалуй, всякие сильнодействующие, да еще и незнакомые препараты больному Николаю лучше не подсовывать. Поливитаминов ему, от этого точно вреда не будет. Тут меня осенила еще одна околомедицинская идея. Вот, предположим, приехал на завод какой-нибудь агитатор, неважно от кого, и его согласно моим указаниям надо бить. А если он будет женского пола, такое случалось, тогда что? Я сделал в склерознике еще пару записей: Посмотреть насчет сильнодействующих слабительных;

Поискать что-нибудь химическое, чтобы от него прыщи пошли по всей роже и долго не сходили.

На следующий день из Москвы, где он вел переговоры с англичанами, приехал Гоша.

– Берут, – сообщил он, – две штуки. Но не по, а за восемнадцать тысяч, с ценой ты уж очень загнул. Я вообще удивляюсь, как они и два-то за эти деньги взяли.

– Самому надо было коммерцию вести, – огрызнулся я. – Учти, если и со штатовцами мне придется решать финансовые вопросы, я им сразу миллион назначу. У меня случаются иногда приступы неконтролируемой алчности, чтоб ты знал.

– Ладно, посмотрим. Возвращаясь к англичанам – сюда на днях пять человек от них приедет, на предмет обучения полетам. Я сказал, что за месяц научим.

– Одного.

– Почему?

– Потому что мне, во-первых, лень. Во-вторых, если умеющих летать будет два или более, они смогут одновременно и проводить войсковые испытания, и готовить своих пилотов. Нефиг, пускай по очереди это делают.

– Я вообще-то уже пообещал…

– Ну и что? Не ты же их будешь готовить. А я скажу, что из этих пяти к полетам способен только один, остальные бездари, рожденные ползать. И кто оспорит мнение одного из двух лучших пилотов? Начнут возникать – привлечем Машу, она им объяснит, что таких, как они, все пятеро, к аэроплану вообще подпускать нельзя, и дальше комментарии в ее стиле.

– Кстати, хотел спросить – почему у тебя такие разные подходы? Англичанам втридорога, а Сантос-Дюмону за разумные деньги. Про Цеппелина не спрашиваю, тут все ясно, пусть дирижабли ваяет.

– Потому что Сантос-Дюмон – талантливый инженер, ему в принципе хватит того, что он и так увидел. Такому заломишь цену – еще сам чего-нибудь изобретать начнет. А у англичан сейчас никого подобного нет. И они помнят, небось, какое им недавно Максим позорище вместо самолета построил – за ничуть не меньшие деньги, кстати. Так что получат они нашу этажерку и начнут себе её копировать. А я еще их ученика напугаю до полусмерти – опущу нос чуть ниже обычного, тогда нас на первой же воздушной яме так дернет вниз, что мало не покажется. И потом на земле буду дрожащим голосом рассказывать, что самолет может летать только носом по горизонту! Чуть опустишь, сразу гроб.

– В заботе о ближнем главное – не перестараться, – философски заметил Гоша. Уже собираясь уходить, он вдруг спохватился.

– Тьфу ты, чуть самое главное не забыл. Знаешь, что мы с Машей изобрели? Ни за что не догадаешься!

– Неужели прокладки?

– И субъект с таким уровнем фантазии пытается открыть человечеству дорогу в небо… Ладно, помогу. Мультипликацию!

– А чем она принципиально от кино отличается?

– Гораздо проще. Не нужно съемочной камеры. И главное – можно обойтись без пленки! Маша рисовала тушью на бумажной ленте, потом ленту покрыли парафином – и все. Мы в Москве знакомым показали – полный восторг.

– Что-то мне кажется, что такую штуку Эдисон изобрел лет десять назад, – с сомнением сказал я, – хотя… Кажись, идея. Помнишь, мы хотели устроить бомбометание по настоящему кораблю? Но корабль может выделить только твой дядя, это который гибрид генерала с адмиралом. И чтоб дяде лучше думалось на эту тему, подари-ка ты ему такую игрушку, а Машу попросим нарисовать несколько мультиков порнографического содержания. Он же не только обжора и пьянь, но еще и б…дун каких мало, так что должно понравиться. Глядишь, после этого и про пароходик будет попроще договориться.

– Вот люди стараются, изобретают… Затем художник мучается, ночей не спит, все думает, как донести до зрителя свое видение прекрасного… А потом приходит такой, вроде тебя – и зритель получает свою долгожданную порнуху.

Глава 12

Как там у нас насчет обеда? Я достал из кармана часы-луковицу и в очередной раз чертыхнулся. До крайности неудобное устройство, да еще и заводить надо регулярно, а я опять забыл. Ладно, судя по солнцу, пора. Я сел на мотоцикл и потарахтел к резиденции великого князя.

– Немножко рано, – заметил Гоша. – Или аппетит прорезался, нет сил терпеть?

– Часы опять встали. Чуть забудешь завести – и стоят, собаки. И вообще, почему у вас тут наручных часов не носят?

– Потому что их еще нет. Но это ты вовремя подал идею, я тут как раз обдумываю новшество. Гоша подал мне папку. На титульном листе значилось:

Проект Георгиевское оптико-механическое объединение Секретно

Я заржал, потом, в ответ на вопрошающий взгляд Гоши, уточнил:

– Все хорошо, особенно название… Проект «Гомосек» – это звучит!

– Тьфу на тебя, ты дальше читай.

– Так, некоммерческая часть – прицелы, механические вычислители, авиафотокамеры, таймеры… да, пора. Коммерческая – кино-фото аппаратура, часы… Организация собственной киностудии… Как называться будет – «Г-фильм»?

– А хотя бы. Кроме тебя, все равно никто таких аналогий проводить не будет. Блин, вот ведь с кем поведешься – раньше бы мне и в голову не пришло задуматься, от какого слова происходит «аналогия».

– Растешь над собой, хвалю. И, значит, наручные часы тоже сюда? Патент пусть Маша не забудет, ведь золотое дно. И, кстати, их можно делать с автоподзаводом – от тряски через храповик какой-нибудь рычажок с грузом будет подкручивать пружину.

– Ладно, наручные часы внесем в программу. Дальше прочитал?

– Ага. Значит, радиомастерскую убрать с авиазавода и перевести в новое объединение… логично. Там же производить моторную электрику. А с чего стеклофабрика окажется аж в Лыткарино?

– Там песок нужного качества. А возить сюда заготовки несложно, объемы небольшие.

– Читаем дальше. Химзаводы один и два, так, первый… целлулоид – это пленка и линейки всякие, на втором – реактивы, только объемы уж очень внушительные. Значит, смотрим сырье – азотная и серная кислота, толуол, глицерин, аммониевая селитра… а, понятно, что там за реактивы. Свинец, натрий тоже есть… Этот где-то в стороне будет?

– На правом берегу Нары, в пяти километрах выше Георгиевска. Надо туда ЖД ветку проложить. Я еще полистал бумаги, повнимательнее, потом еще…

– Гоша, я совсем ослеп на старости лет или у тебя тут действительно нет ни полслова про патефоны?

– А это еще что такое?

– Тот же граммофон, только поразумней скомпонованный.

– Нет… и граммофонов тоже нет.

– Ну, вы даете… Ладно, ты с гор еще года нет как спустился, но Маша-то куда смотрела? Как можно двигаться в светлое будущее без патефона – народ не поймет. Значит, вот соберусь в две тысячи девятый, раздобуду образец, а вы уж заранее внесите его в программу. И над репертуаром надо подумать, песен там героических про летчиков и прочих насочинять. Или наадаптировать, если быть точным.

– Все-таки я до сих пор удивляюсь, сколько разных слов придумано в вашем времени для обозначения воровства!

Гоша взял папку, сделал несколько пометок и отложил. Потом вздохнул и поинтересовался:

– Не подскажешь, ты когда более добрый – до обеда или после?

– Во время. До – особенно если голодный – могу послать, чтоб не откладывать процесс насыщения. А после обеда мне спать хочется, а не исходить добротой. А вообще в чем дело?

– Да просьба у меня одна есть, личного характера. Пошли, там уже стол накрыт, вот в процессе и изложу.