Крылатый лев и лилия (СИ) - "May Catelyn"

— Я часто думаю, о том, что теперь обрела часть себя, узнав столь многое о своей матери. Но также меня не покидает мысль о том, кто мой отец…

Сеньора Гритти посмотрела на девушку с пониманием и сочувствием, сколько раз и она задавала себе этот вопрос. Марко не смог дать ей ответ на него тогда в поместье, он и сам находился в поисках и раздумьях. Когда в разговоре с ним Беатрис вполне логично предположила, что Виттория может быть его дочерью, реакция брата удивила и испугала ее. Лишь раз она видела его таким бледным и растерянным- когда жизнь его возлюбленной Вероники, ожидавшей суда, висела на волоске. Он сказал ей, что никогда не поверит в то, что Вероника могла скрыть от него факт рождения их ребенка. Его решимость и убежденность показались ей лишь щитом какой-то тщательно скрываемой тайны, но она не смела выпытывать у брата секреты, которые он пока не хотел или не мог раскрыть.

Все же, за время их с Витторией пребывания здесь, Беатрис невольно искала в чертах и повадках девушки наследие Веньеров. Однако ее подозрения так и не нашли подтверждения, а вопросов стало еще больше, когда ее воспитанница поведала о своей жизни на Джудекке, несостоявшемся браке с омерзительным стряпчим, попытке свести счеты с жизнью…Рассказывая о появлении в самый страшный момент на крыше Сеньора М, как она окрестила своего опекуна, его смелости и отваге, Виттория всякий раз заливалась краской. А у Беатрис в душе вспыхивала неясная, но вполне ощутимая тревога.

Виттория наконец стряхнула с себя нахлынувшие было воспоминания, оглядевшись вокруг, беззаботно сбросила верхнее платье и устремилась навстречу ласковым морским волнам, отдавшись их мерному ритму, что заставлял ее чувствовать себя, то легким перышком, то вольной птицей парящей в небесах. Все былые тревоги исчезли, сейчас она была свободна и почти счастлива. Но это "почти" всегда напоминало ей о том как далек и недостижим был тот, кто никогда не покидал ее мысли.

***

Марко пустился в путь еще на рассвете. Несколько человек охраны неотступно сопровождали советника дожа в его непростой одиссее. Инспекция доверенных его заботам крепостей, длившаяся более месяца, была почти завершена. Веньер спешил проведать один из древних бастионов на иллирийском побережье.

Он старательно внушал себе, что лишь веление долга обращает его мысли к юному созданию, что принесло ему столько тревог и столько чувств, о существовании которых почти забыл за годы холодного одиночества. Да, его постель иногда согревали пылкие венецианские Венеры, в их объятьях он тщетно старался найти хоть мимолетное напоминание о той страсти и нежности, что когда-то переполняла его сердце. Но то, что неожиданно воскресила в нем Виттория не поддавалось доводам рассудка, не стиралось из памяти, как и ее облик, слова и жесты, все, что он желал видеть слышать вновь. За время, проведенное вдали от нее, сенатор хорошо осознал, что находится во власти искушения, посланного ему в наказание за грехи прошлого. И он должен был вынести его не растеряв достоинства и чести, не совершив опрометчивых поступков, не поддавшись минутным слабостям и зову измотанного одиночеством сердца.

Крепость уже виделась всадникам во всей своей могучей суровой красоте, возвышаясь, словно древний великан на вершине каменистого утеса. Комендант радушно встретил советника дожа и его небольшую свиту. Здесь их всегда ждали. Конюхи быстро увели лошадей, а слуги накрыли в зале для трапез простой, но сытный обед. Однако вид у сенатора был хмурый и напряженный. Сестра не вышла встречать его, как и ее подопечная.

— Потрудитесь оповестить сеньору Гритти, что ее брат прибыл в крепость и желает ее увидеть, так же как и воспитанницу, — приказал он коменданту.

— Сеньора Гритти и сеньорита Виттория на берегу, они часто проводят там время.

— Одни?

— Нет, что Вы. Их служанка — Симона, всегда с ними.

— И это вся охрана! — Марко почти взревел.

Комендант сглотнул и отер со лба капли проступившего пота.

— Но, сеньор Веньер, ваша сестра просила меня не отправлять за ними солдат. Они ведь ходят к морю чтобы купаться…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Марко подумал, что грузный комендант сейчас похож на растерянного толстощекого ребенка, которого в чем-то несправедливо обвиняют.

Возможно, его гнев, вылившийся на голову несчастного Маттео Урци, был напрасен, ведь крепость находилась в почти необитаемом месте. Даже рыбацкие деревни были в нескольких днях пути отсюда. Но отпускать женщин одних к морю все равно было непростительной халатностью.

Он снял дорожный плащ, отдав его подскочившему мальчишке — слуге и направился к дикому берегу. Марко преодолел несколько каменистых уступов и приблизился к небольшой лагуне, которая была самым удобным здесь местом для отдыха и купания.

Остановившись в отдалении за скальным выступом он увидел, как служанка раскладывает на ковре принесенную в корзинке провизию, Беатрис сидела рядом в легком светлом платье. Впервые за много лет он увидел сестру без траурного одеяния, а ее лицо — озаренным спокойной и светлой улыбкой. Это преображение было чудом, которое Веньер не надеялся когда-нибудь увидеть собственными глазами. Он оказался прав — забота о Виттории стала для самой Беатрис спасением, лучом надежды в том мраке, что окружал ее столь долгие годы.

Он решил еще несколько минут сохранить это волшебное видение, не нарушая покой сестры, но тут громкий и заливистый как колокольчик девичий смех, доносившийся из моря, завладел его вниманием.

Повернувшись к воде, он на секунду был ослеплен ярким солнцем, плясавшим на волнах миллионами солнечных зайчиков, но потом поднес руку ко лбу, получив возможность разглядеть, что там происходит.

Ему показалось, что он видит юную сирену, поднимающуюся из морских вод, в сиянии солнечных лучей, золотивших лазурь набегающих волн. Ее волосы, ниспадавшие до талии, отливали темной медью, а мокрая сорочка, прилегающая к телу почти не скрывала манящих очертаний точеной фигуры, будто сотворенной резцом легендарного Праксителя. Марко казалось, забыл как дышать, завороженный прекрасным зрелищем. Ему все еще было плохо видно лицо «сирены» выбравшейся на берег, но этот переливчатый смех он бы не спутал ни с чем на свете.

Виттория… неужели это она — худенькая, испуганная девочка с Джудекки, появившаяся не так давно в его жизни и перевернувшая ее с ног на голову!? Непослушное дитя, доставлявшее столько хлопот и переживаний своими порывистыми, необдуманными порой совершенно дикими поступками, продиктованными лишь ее страстной и неугомонной натурой, которую она унаследовала от матери…

Капли морской воды алмазной россыпью покрывали нежную кожу, что под здешним солнцем приобрела южный оливковый оттенок. Белизна сорочки, схваченной объятьями корсета на тонком стане, делала эту восхитительную перемену в облике Виттории еще ярче. И все ее черты казалось приобрели ту чувственную силу и магию женственности, перед которой в скором времени будут склоняться самые искушенные мужчины. Эта мысль пришла неотвратимо, вслед за открытием, что заставило сердце сенатора совсем по юношески ускорить свой бег, и тут же ударила острым жалом непрошенной и внезапной ревности. А ведь он, казалось бы, продумал дальнейшую судьбу девушки, доверенной его заботам, даже рассматривал возможные кандидатуры для ее будущего счастливого замужества…Так что же это, Господи Всемогущий?! Зачем?! Почему сейчас больше всего на свете ему хочется любоваться ее улыбкой, грациозными взмахами тонких рук, отправляющих ввысь искристые брызги воды, слушать ее смех и вдруг… невольно представлять ее хрупкую фигурку в своих объятьях…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Веньер понимал, что ему лучше уйти, так и не обнаружив своего присутствия, чтобы не смутить медноволосую русалку, в которую за какой то месяц у моря превратилась его подопечная и прекратить наконец наваждение, что овладело им так пугающе легко. Но все еще совершенно преступным образом не мог отвести взгляд от кромки брега, где Виттория отряхивала от морской воды густую копну разметавшихся волос.