Почтовый круг - Валерий Хайрюзов

Барахолку Сережка увидел не сразу. Вначале, заслоняя небо, показалась красная кирпичная церковь, затем он услышал приглушенные голоса, крики. Около ворот продавали пиво. Вдоль забора стояла длинная очередь. В конце ее бабочкой-капустницей порхала в окошке накрашенная продавщица.

Погодин прошел было мимо, но придержал шаг, облизнул пересохшие губы, снял фуражку, вытер рукавом вспотевший лоб, посмотрел на Сережку, на солнце и пристроился в очередь.

Неподалеку от пивного ларька сидели калеки. На земле лежали фуражки, на дне их Сережка увидел мелочь, смятые рубли. Поскрипывая кожаной курткой, прошел летчик, скользнул взглядом вдоль забора, еще куда-то в толпу.

— Эй, летун, отбомбись! — крикнул сидящий с краю инвалид. — Если нет денег, рядом садись.

Летчик достал из кармана мелочь, не глядя бросил в шапку. Из очереди со смятым в улыбке лицом выскочил Погодин.

— Мишка, Худоревский! Мать твою за ногу. Какими судьбами?

— Алексей, ты что здесь делаешь? — удивленно воскликнул летчик.

— Понимаешь, ищу латунные планки. Который раз приезжаю, и все впустую.

— Все на гармошке играешь. А почему не в аэропорту?

Погодин смущенно пробормотал:

— Тут, знаешь, такое дело: ездить далеко, а квартиры нет. Да и хозяйство у меня — корова, поросенок, куры.

— Вот оно что, — протянул Худоревский. — Тебя я, считай, с самого начала войны не видел.

— Ага, точно, — радостно зачастил Погодин. — Вас тогда в Забайкалье перевели, а меня на фронт заграбастали. Тебе, я слышал, не пришлось повоевать.

— Мы тоже зря хлеб не ели, — заметил Худоревский. — Хлебнули мурцовки. Меня, может, слышал, на Кадарском перевале чуть не сбили. — Он достал пачку папирос, вышелушил одну. Погодин торопливо вытащил зажигалку, высек огонь.

— Трофейная, — похвалился он.

Летчик взял зажигалку, с интересом оглядел.

— У меня тоже есть, японская. В Харбине в сорок пятом я у китайцев выменял. Мы туда летали. Так что ты ищешь?

— Планки. Планки латунные.

— Могу подсобить. Есть тут у меня один знакомый мастер.

— Да чего мы тут стоим, — радостно воскликнул Погодин. — Пойдем пивка выпьем! У меня как раз очередь подходит.

Сережка зашел за угол пивного ларька, присел у забора на фанерный ящик. От нечего делать стал смотреть на снующих мимо людей, на ржавый, побитый камнями купол церкви, на темные, залитые голубиным пометом окна. Карнизы обросли полынью, из трещины, вкось расхлестнувшей кирпичную стену, свесилась крохотная березка. По крыше бродили голуби, время от времени падали в гущу людей, что-то хватали там и взмывали обратно.

Качнулась доска, отошла в сторону. На территорию барахолки пролез толстый мальчишка. Засунув руки в карманы драного пиджака, он равнодушно посмотрел на сидящего неподалеку Сережку. Черные плутоватые глазки будто из рогатки стрельнули в сторону калек и тут же спрятались, скрылись в заплывших щеках.

Не по себе стало Сережке от такого соседства, почувствовал надвигающуюся опасность. Он хотел, пока не поздно, улизнуть за угол пивного ларька, но откуда-то сверху, с забора, горохом высыпали ребятишки, обступили его. Сбоку змеей скользнула чья-то рука, сухо щелкнула булавка. Резко обернувшись, он поймал за рубаху тощего, одни кости, огольца. Тот головой боднул Сережку в лицо, хотел взять, как говорили ребятишки, на калган. Сережка успел увернуться, голова мальчишки скользнула по щеке. Увидев, что пацан вытащил деньги, он повалил его на землю.

— Отдай! — безнадежно заорал он.

— Федька, наших бьют! — взвыл пацан, пряча под живот руки.

Тут налетели остальные, замолотили кулаками по Сережкиной спине. Рядом закричали люди. Шпану как рукой сняло, затрещали доски в заборе. Сережка бросился за мальчишками, но они были уже далеко. Серый косяк летел по пустырю, пузырились на ветру рубашки, мелькали грязные босые пятки.

Все произошло быстро и грубо. Ограбили средь бела дня, при народе. Наметанный глаз увидел булавку, значит, там что-то спрятано, зря застегивать карман не будут. А теперь, когда дело сделано, ищи ветра в поле.

Размазывая по щекам слезы, Сережка вернулся на барахолку. Неожиданно он натолкнулся на Ваську Косачева — сына бакенщика. Жили они недалеко от Погодиных, на берегу Ангары. Васька стоял за прилавком, размахивая цветастым ситцевым мешочком:

— Покупайте табак Самсон, — громко кричал он. — Табак Самсон, как курнешь, так заснешь, как вкочишь, так еще захочешь!

Он заметил Сережку, рука с мешочком крутанулась в воздухе и исчезла за спиной.

— Серега, ты чего здесь делаешь? Чего ревешь?

— Деньги отобрали, — всхлипывая, признался Сережка. — Скопом кинулись, поодиночке я бы им всем навтыкал.

Косачев шмыгнул носом, что означало: не разевай, мол, рот, но все же не утерпел, поинтересовался:

— Много денег?

— Мать на ботинки положила, пятьдесят семь рублей.

— О-о, дело серьезное. Кто такие?

— А, толстый такой пацан. Морда кирпича просит.

— Федька Сапрыкин, его работа, — уверенно заявил Васька.

— Ты чё, его знаешь?

— Да он из нашего предместья. С бабкой живет. В последнее время больше в городе промышляет.

Васька на секунду задумался, затем предложил:

— Вот что, пошли со мной, я знаю, где они собираются. Заберем деньги.

Последние слова Косачев произнес неуверенно.

— Так они и отдадут тебе, — буркнул Сережка.

— А куда он денется!

— Я с отцом. Потеряет он меня.

— А так выдерет.

Протискиваясь сквозь толпу, они двинулись в сторону церкви. От старого тряпья, кучками разложенного по земле, несло затхлостью, нафталином; торговки настороженно следили за ними, не стащили бы чего.

— На барахолке два дурака — один продает, другой покупает, — на ходу говорил Васька. — Сейчас мыло в цене, иголки. Эх, если бы кремней для зажигалок достать, озолотиться можно.

Возле церкви он быстро оглянулся по сторонам, затем легко юркнул в окно. Над головой просвистели голуби. Пахнуло сыростью, известкой, битым кирпичом. Васька цепко схватил его за руку, повел куда-то в темноту. Через несколько секунд они очутились в маленькой, напоминающей чулан комнате. Возле стены стояли две кровати, на чурочках лежали доски. Косачев пошарил по углам глазами, выглянул на улицу.

— Смылись, — разочарованно протянул он. — Но ничего, деньги он сам принесет. Вот увидишь.

Они вернулись к ларьку, но Погодина там уже не было.

— Ничего, одни доедем, — уверенно сказал Васька. — На трамвае до вокзала, а там на попутной.

Сказано — сделано. Побродив еще немного по барахолке, они сели в трамвай, на этот раз в почти пустой. Вот наконец-то Сережка увидел город. С домов на дорогу смотрели каменные львиные морды, каменные люди держали балконы.

— Ты в торгсине был? — спросил Васька. — Классный магазин! Все можно купить. Только на золото.

— Нет, не был, — ответил Сережка. — А где это?

— Там, — махнул в сторону домов Васька. — Если хочешь, можем сходить.

— Нет, мне домой надо.

— Приходи с ночевой, — сказал, прощаясь, Васька. — Сходим на рыбалку.

Сережка уже спал, когда приехал отец. Сквозь сон слышал, как он заглянул в комнату, о чем-то шепотом спросил мать.

— Напился, бросил ребенка, — принялась она ругать мужа. — Беззаботная твоя головушка. Только о себе, о своих железках думаешь. Когда ты будешь жить, как все люди? Вон все мужики как мужики, на производстве работают. Один ты, неприкаянный, с места на место летаешь. Мне людям в глаза стыдно смотреть.

Скукой наливается лицо Погодина. Каждое лето на этой почве у них с Анной скандалы. Ни к чему не лежит у Николая душа, мотается он с одного предприятия на другое, в трудовой книжке уже нет свободного места. Это лето просидел на чердаке: там у него оборудована мастерская, где он делает совки для сбора ягод, гнет из фанеры легкие как пушинка горбовики, вытачивает охотничьи ножи. Да хоть бы с этого был доход, а то придут к нему мужики, покажет им Николай свою работу, те начнут охать да ахать, а он, чудак-человек, по простоте душевной отдаст им все за так. Хорошо, если кто догадается бутылку поставить, но через нее еще больше скандал. Тут баян надумал собрать, для этого деньги нужны, а где их взять? Семья большая, весь доход — зарплата Анны да Сережкина пенсия.

— Не могу я, Аня, без самолетов, — признается Погодин. — Вот увидел сегодня Мишку Худоревского. Посидели поговорили. И, ты знаешь, захлестнуло сердце, будто кипятком окатило. Так к ребятам потянуло! Давай, может, в аэропорт переедем?

— А жить где будем? Ты об этом подумал? — остановила Анна мужа. — Видите ли, окатило его! Водка тебя окатила. Ты хоть знаешь, парнишку хулиганы избили и деньги вытащили. Приехал — живого места нет. В чем ребятишек в школу отправлять будем?