Древние - Дэвид Гоулмон

Карл Эверетт был копией Джека во всем, кроме характера. Именно к нему Коллинз обращался за советом в самых сложных ситуациях: например, когда не знал, как обращаться с новыми подчиненными.

— Если ты решил, что Джек ищет смерти, то это не так. У него просто сумасшедшее стремление все сделать как надо. В армии ему долгие годы этого не позволяли: вместо «как надо» заставляли делать «как положено». Здесь у Джека есть свобода действий. Мы не справлялись с врагами в открытом бою, а он покончил с ними, как только вы разрешили ему действовать по собственному усмотрению. Должна отметить, это самый лучший приказ, какой только можно отдать полковнику Джеку Коллинзу.

Найлз положил очки на стол, поднял глаза на Элис и кивнул.

— Неужели я всегда не замечаю очевидного?

— Джек поехал лично вручить Менденхоллу лейтенантские лычки. Вы же знаете, как он рад за Уилла. Отпуск и рыбалка — просто для отвода глаз.

— Поехал на рыбалку и спас группу студентов!.. Недопустимый риск.

— Мир все еще жесток, Найлз, а Джек знает, как обуздать жестокость.

Прошло восемнадцать часов, и уже сам Коллинз стоял перед столом директора по стойке «смирно». Найлз предложил ему сесть, но Джек отказался. Пусть лучше шеф сначала выскажет все, что накипело.

— Что привезли с рыбалки, полковник? — спросил Найлз, разглядывая папку с докладом об операции, который Джек подал наравне с остальными.

— Похмелье, да еще полевую группу из Эфиопии.

Директор перевернул страницу и поднял глаза на Коллинза, затем бросил папку и кивнул на стул.

— Садись, прошу тебя.

Джек наконец смягчился и сел. Серебряный орел на воротнике сверкнул в мягком свете лампы.

— Ты слишком рискуешь, — монотонно проговорил Найлз, в упор глядя на собеседника.

Коллинз хотел ответить, но шеф поднял руку.

— Помолчи. Таким, как я, поглощенным наукой и цифрами, даже не вообразить всех твоих способностей. Нам сложно понять, каково это — рисковать собственной жизнью, чтобы спасти незнакомого человека. Просто не укладывается в голове. Я только прошу: не бросайся никуда сломя голову. Для группы «Событие» ты бесценен. И для меня тоже.

Хотя Джек с Найлзом никогда не были близкими друзьями, они уважали друг друга куда сильнее, чем простые коллеги по работе. Может, ему следовало бы при случае побеседовать с директором по душам, но одно Джек знал точно: педантичный ученый Комптон — умнейший человек из всех, кого он встречал. Вдобавок, им отлично работалось вместе: оба в первую очередь заботились о подчиненных.

— Вы, Найлз, как и многие в нашей команде, себя недооцениваете. Мои способности ничуть не лучше, чем у остальных пяти сотен сотрудников «События». Я помню, вам приходилось принимать решения, о которых мне и подумать страшно: от них зависела жизнь или смерть наших людей, — и должен сказать, вы всегда справлялись. Солдату нужно только одно — командир, который прикроет ему спину. Так вот, мы не сомневаемся: вы — прикроете.

Найлз кивнул, что означало конец дискуссии, расстегнул верхнюю пуговицу и ослабил узел галстука, после чего снова взял папку с отчетом.

— Эта экспедиция из Аддис-Абебы… она была вроде нашей?

— Насколько известно, просто разведка. Ничего конкретного не искали.

Найлз повернулся в кресле и ввел команду с клавиатуры компьютера. Ожил большой экран размером десять на четырнадцать футов, возникло изображение пустой комнаты на сорок третьем уровне, в секции сортировки находок.

В кадре появился суровый мужчина лет тридцати — профессор Алан Франклин.

— Доброе утро, господин директор.

— Ну, что там у вас?

— Находки очень любопытные. Мало того, в этих местах таких вещей просто не должно быть. Вот, например… — Он очень осторожно, двумя пальцами в лабораторной перчатке, взял какой-то черепок. — Мне еще не принесли результат радиоуглеродного анализа, но я и так могу сказать: это самая древняя из всех подобных находок. На вид почти как фарфор, да и вообще керамики из такого материала никогда не делали. Судя по первоначальным анализам, это толченое вулканическое стекло.

— А как…

— Загадочней всего вот что: этому черепку вообще не место в Эфиопии. Мы подозреваем, что его занесло из Средиземноморья очень сильным наводнением, причем против течения Нила. Скорее всего, перед нами осколок карафе — считается, что такие сосуды появились в результате симбиоза древнегреческой и египетской культур.

— К чему вы ведете?

— Неужели не ясно? Это невозможно в принципе. Контакты между Древним Египтом и Грецией начались около три тысячи семисотого года до нашей эры. — Профессору передали распечатку. — Как я и предполагал. Согласно датировке по углероду-четырнадцать, наш черепок относится к одиннадцатому — четырнадцатому тысячелетиям до нашей эры плюс минус тысяча лет. Потрясающе!

— Пусть проведут повторный анализ. И сделайте датировку всех находок нашей экспедиции.

— Да, сэр, мы этим уже занимаемся.

Найлз обернулся к Коллинзу.

— Ну вот, Джек, ты с головой окунулся в историю. Слыхал когда-нибудь о таких древних предметах?

— Нет.

— А знаешь почему?

Джек догадывался, что ответ ему не понравится.

— В то время никаких греков и египтян еще не существовало.

— Кто же тогда сделал эту штуковину, которая обнаружилась в двух тысячах миль от места изготовления? И что должно было случиться, чтобы Нил потек в обратную сторону?

— Да, вопрос. И еще: что искали там бандиты?

— Наверное, стоит подключить наших новых людей из ФБР. Не зря же мы им платим. Заодно выяснят, откуда поступил звонок на тот мобильник.

Комптон кивнул. Пусть Джек свяжется со специальным агентом ФБР Уильямом Монро и передаст ему всю информацию о событиях в Эфиопии.

— Эта находка перевернет историю человечества. Она старше всех известных нам цивилизаций по меньшей мере на четыре тысячелетия.

У группы «Событие» появилась цель.

Здание «Госсман метал верк»

Осло, Норвегия

Огромный конференц-зал скрывался под зданием одного из старейших производств Европы на глубине ста шестидесяти футов. За столом собрались мужчины и женщины почти из всех стран Запада, а также из Японии, Индии и Гонконга.

Стены зала были увешаны ярко-красными флагами, и на каждом с незначительными вариациями повторялась эмблема, сохранившаяся со времен Цезаря, — большой золотой орел. На одних полотнищах он сжимал в могучих когтях что-то вроде изогнутой свастики, на других красовались совсем причудливые древние символы, но общая тема оставалась неизменной — золотой орел на алом поле.