Психология манипуляции. Феномены, механизмы и защита - Евгений Леонидович Доценко

Эти два начала не могут существовать в чистом виде, они постоянно перетекают одно в другое. Очевидно, что человек не может жить без познания и использования других, но в то же время человеческие отношения не могут быть сведены только к этим или каким-либо другим конкретным функциям» [Смирнова 1994, с. 10]. Указанные тенденции образуют шкалу отношений, в которой один полюс задается отношением к другому как к самоценности, а другой — отношением к человеку как средству удовлетворения собственных интересов. «Наша мысль и наша практика, не техническая, а моральная (то есть наши ответственные поступки), совершаются между двумя пределами: отношениями к вещи и отношениями к личности. Овеществление и персонификация. Одни наши акты (познавательные и моральные) стремятся к пределу овеществления, никогда его не достигая, другие акты — к пределу персонификации, до конца его не достигая» [Бахтин 1979, с. 370—371].

Поэтому каждый человек в силу такого положения вещей оказывается перед проблемой выбора своей собственной позиции, своего личного участка на этой шкале отношений.

Ближе к субъектному (личностному) полюсу — но уже на нем — оказывается позиция «ты ко мне по-человечески — и я к тебе по-человечески». В этой фразе заключен девиз отношений, в котором уже содержится компромисс между личностным и вещным: взаимовыгодный обмен тем, что не должно бы иметь цены — гуманностью. Два ключевых элемента — выгода и цена — те новообразования, которые предоставляют возможность «освоить» всю шкалу. Критическим (достаточным) условием выступает готовность к нарушению симметричности соотношения между выгодой и ценой (приобретением и платой). Отсюда открывается дальняя перспектива движения в двух направлениях: во-первых, усиление тенденции к наращиванию собственной выгоды, и во-вторых, девальвация гуманности, размен предельно крупной купюры на более мелкие и дальнейшее их дробление. Соответственно, за большую выгоду требуется больше платить — огромным количеством мелкой монеты. А как известно, «пряников вечно не хватает на всех», что и ведет к соперничеству — стремлению переиграть того, кто мог бы называться партнером, но теперь получает статус соперника. Добавьте сюда чуточку вполне понятных эмоций — получим враждебность. Ну а здесь-то уж все средства хороши: не только явные, но и тайные, не только честные, но и коварные. Манипуляция возникает на том этапе, когда открыто переиграть соперника уже не удается, а полностью подавить еще нет возможности.

Для полноты картины нам остается описать, каким образом эти тенденции срабатывают на уровне механизмов формирования установки на применение хитрости и уловок в межличностных отношениях. Сделаем это для двух процессов — актуалгенеза и онтогенеза.

На уровне актуалгенеза такая установка возникает при выполнении двух условий. Первое состоит в столкновении противоречащих друг другу устремлений, одно из которых лежит вне данного конкретного человека. Это может быть либо конфликт устремлений различных людей, либо конфликт между желанием и социальной (или культурной) нормой. В первом случае речь идет о противоречиях типа: «я хочу сделать одно, а он — другое», «я хочу сделать нечто, но он противится», «я намерен сделать по-своему, но он будет недоволен». Во втором случае — о стандартном соотношении по типу хочу — нельзя: «хочу, чтобы все было по-моему, но как на это посмотрят другие?», «я бы сделал, но это нехорошо», «мне нужно> но за это накажут», то есть общепринятые нормы не позволяют (или не та ситуация, в которой это допускается).

Второе условие заключается в стремлении получить максимум выигрышей по всем направлениям сразу. Вместо выбора между альтернативами, вместо взвешенного компромисса (за что-то всегда приходится чем-то платить) возникает детское, никакими обязательствами не ограниченное, желание получить и то, и другое сразу (больше, чем «заплачено», вложено ). В общем, это естественная реакция, эволюционный смысл которой проистекает из полимотивированности поведения человека. Состоит она в том, чтобы найти общую результирующую совокупности побуждений в таком действии, в котором бы находили свое (хотя бы частичное) удовлетворение возможно большее количество устремлений. В рассматриваемом случае, как и в большинстве других, по общему правилу мотивационной интеграции человек стремится найти пути, которые позволяют максимизировать одновременно оба выигрыша:

· получить то, что хочется, но при этом выглядеть хорошо с точки зрения социальных норм,

· получить то, что хочется, и одновременно по возможности избежать гнева (недовольства, обиды, мести и пр.) со стороны своего партнера.

В результате возникает запрос на поиск средств, с помощью которых можно решить столь непростую задачу. Но при всей непростоте, похоже, ее с успехом решают дети, начиная с самого раннего возраста. Поэтому естественно с нашей стороны рассмотреть также и онтогенез готовности к манипулированию. Не претендуя на полноту реконструкции (лишь приблизительной и носящей предварительный характер), укажем некоторые из факторов, вероятнее всего играющих существенную роль в этом процессе.

Первый из таких факторов — сладкий опыт управления взрослыми, приобретаемый в весьма раннем возрасте. Плач младенца как просьба о помощи — один из самых ярких примеров таких средств управления. С первых мгновений жизни мама и другие взрослые выступают по отношению к беспомощному ребенку в инструментальной функции — выполняют роль средства удовлетворения его потребностей (достаточно лишь голос подать). Специалисты (вслед за всеми родителями, как я понимаю) различают «плач-жалобу, плач-требование, плач-каприз, плач-недовольство, гнев, протест» [Кушнир 1994, с. 19]. При этом отмечается, что чем чаще мать реагирует на плач ребенка и удовлетворяет его нужды, тем скорее первый громкий крик заменяется специфическим покрикиванием [Исенина 1983]. Глубокая смысловая фиксация такого типа отношений с другими людьми способна при последующей актуализации стать мощным эмоциональным обоснованием стремления помыкать и прибирать к рукам. В таком свете выглядит неудивительным тот факт, что пассивный манипулятор (тот, который подчеркивает свою слабость и неспособность управлять) оказывается более эффективным в манипулировании, чем активный [Шостром 1992].

Вторым фактором можно признать потребность внести определенность и стабильность в окружающий мир, в частности, сделать стабильным и предсказуемым поведение окружающих. Угрожающая неопределенность мира предъявляет требования не только к способности ребенка прогнозировать, но и к его умению этот мир структурировать. Накал и размах борьбы за стабилизацию Мира грандиозны и впечатляющи. Сама сущность сознания — а вслед за этим и всей культуры — в одной из своих функций заключается в том, чтобы остановить процесс, втиснуть его в форму знаков, понятий, шаблонов, привычек, стереотипов и пр. В этот грандиозный проект на правах новообращенного включается и ребенок. Стоит в семье появиться младенцу, его поведение начинают означивать, истолковывать, подводить под ту или иную категорию.

Общую установку взрослых относительно поведения ребенка можно было бы выразить девизом: «Хорошее