Место назначения неизвестно - Агата Кристи

Известно, что некоторые виды заболевания излечимы. Но есть и такие, которые лечению не поддаются. Поэтому здесь повседневно, непрерывно идет исследовательская работа, и мы уже получили хорошие результаты. В действительности, проказа не так заразна, как это принято считать. Ветряная оспа, тиф, чума — гораздо опаснее. И все же, если произнесено слово «лепрозорий», люди шарахаются в сторону. Страх перед лепрой культивировался долгие века. Вы можете прочесть об этом даже в библии… Поэтому я и основал это учреждение здесь.

— И вы создали его только из этих соображений?

— Да. У нас, кроме того, работает противораковый научно-исследовательский отдел, важная работа проводится также по изучению профилактики туберкулеза. Производятся всякие вирусологические исследования — все это только в лечебных целях. Само собой разумеется, что о войне биологическими средствами и разговора быть не может. Все в плане гуманности, все законно и способствует укреплению моего авторитета. Время от времени известные физики, хирурги и химики приезжают сюда, чтобы ознакомиться с результатами нашей работы. Вот, например, приехали они и сегодня. Здание это построено в достаточной мере хитроумно, а многие помещения устроены прямо в недрах гор. Во всяком случае, я нахожусь вне всяких подозрений. — Он улыбнулся и простодушно добавил: — Видите ли, ведь я очень богат.

— Но почему? Скажите мне, почему у вас такая тяга к разрушению?

— У меня нет никакой тяги к разрушению, мадам. Вы несправедливо судите обо мне.

— Но тогда я просто ничего не понимаю!

— Видите ли, я бизнесмен, — еще более простодушно проговорил Аристидис. — Кроме того, я коллекционер. Когда богатство начинает давить, единственное, что остается — это что-нибудь собирать. В течение моей жизни я коллекционировал разные вещи. У меня лучшее собрание картин в Европе. Я собирал керамику, увлекался филателией — моя коллекция марок одна из известнейших в мире. Когда надоест собирать одно, переходишь к другому. Я стар, мадам, и мне уже ничего не осталось. И вот последнее, к чему я пришел сейчас: я коллекционирую мозги.

— Мозги? — содрогнулась Хилари. Ее собеседник спокойно кивнул.

— Да. Это самое интересное из того, что можно собирать. Мало-помалу я соберу здесь все мозги мира. Моя коллекция — молодые ученые. Я привожу сюда только многообещающих молодых ученых, тех, которые могут многого достичь в науке. Однажды опустошенные государства прозреют и поймут, что все их ученые постарели и выдохлись, а самые молодые мозги мира — все врачи, химики, физики — все находятся в моем распоряжении. И если какой-нибудь стране понадобится ученый, допустим, специалист по пластической хирургии, она должна будет купить его у меня.

— Вы хотите сказать… — Хилари наклонилась вперед и испытующе взглянула на Аристидиса. — Вы утверждаете, что это — всего лишь гигантская финансовая операция?

И опять Аристидис спокойно кивнул.

— Да, — медленно проговорил он, — конечно. В ином случае все это не имело бы никакого смысла. Не так ли?

Хилари глубоко вздохнула.

— Пожалуй, что и так, — ответила она. — Что-то в этом роде я и предполагала… Но…

— Видите ли, в конце концов, это моя профессия, — Аристидис говорил извиняющимся тоном, — ведь я финансист.

— И вы пытаетесь меня убедить, что все это не имеет под собой абсолютно никакой политической подкладки? Что вы не стремитесь к мировому господству?

— Отнюдь, — ответил он спокойно, — я совсем не стремлюсь стать богом, я человек религиозный, — в его голосе слышался упрек. — Такой болезнью поражены диктаторы, это они стремятся занять место бога. Пока я этим еще не заразился. — Аристидис помолчал. — Хотя, это может прийти. Да, да, может прийти. Но пока еще, к счастью, этого нет… Я покупаю ученых, мадам. На вольном рынке. Все происходит, так при любой другой торговой сделке. Я покупаю их за деньги. Иногда они попадаются на какую-нибудь идейную приманку. Молодые — всегда мечтатели. Они начинены разными идеями. У них есть идеалы… Попадаются и такие, которых можно купить гарантией безопасности.

— Это кое-что объясняет, — задумчиво проговорила Хилари. — Объясняет, я хочу сказать, одно удивительное обстоятельство, которое я отметила во время нашей дороги сюда.

— Вас что-нибудь удивило тогда, мадам?

— Да. Меня поразило, как различны цели у всех тех людей, которые ехали со мной. Вот, например, американец Энди Питерс, у него совершенно определенные левые взгляды. А возьмите Эрикссона, он — фанатик, верящий только в сверхчеловека. У фрейлин Нидхейм настоящие фашистские убеждения. Что касается доктора Баррона… — Хилари замялась.

— Вы хотите сказать, что он приехал сюда только из-за денег? Доктор Баррон образован и циничен в одинаково высокой степени. У него нет иллюзий, но своей работе он предан, как никто. Ему нужны были неограниченные денежные средства, чтобы беспрепятственно проводить свою исследовательскую работу. Поэтому он здесь.

И Аристидис добавил, не меняя интонации:

— А вы умная женщина, мадам. Это я сразу заметил в Феце. Вы, конечно, не знаете, мадам, но в Фец я приехал только затем, чтобы посмотреть на вас или, если говорить точнее, велел сделать так, чтобы вас привезли в Фец показать мне. Я рад вашему приезду в Организацию. Поймите меня правильно, здесь мало интересных людей, просто не с кем поговорить. — Он пренебрежительно махнул рукой. — Все эти ученые, эти биологи, химики и всякие другие… Они могут быть гениальными в своей области, но как собеседники никуда не годятся. Их подруги также скучны. Женам некоторых ученых я иногда разрешаю приехать сюда. И по одной-единственной причине.

— Какая же это причина?

Аристидис ответил как-то сухо и раздраженно:

— Такое разрешение дается только в тех редких случаях, когда человек не справляется со своей работой из-за тоски по жене. Кажется, именно так получилось с вашим супругом. Ученый мир знал Беттертона как молодого гениального ученого. Тем не менее, все работы, которые он выполнил здесь, не поднялись выше среднего уровня. Да, я разочаровался в нем.

— А разве это не обычное явление? — удивилась Хилари. — Ведь все ученые, они же здесь просто как в тюрьме. Наверное, они как-то протестуют? В самом начале хотя бы?

— Да, — проговорил Аристидис. — Это вполне естественно, и этого не избежать. Так обычно бывает и с птицей. Но если в клетке достаточно воздуха, если у нее есть все необходимое — супружеская половина, зерно, вода, ветка — все, что нужно для жизни, тогда эта птица в конце концов забывает, что она когда-то была свободна.

Хилари содрогнулась.

— Вы меня просто пугаете! Мне страшно слышать это!

— Постепенно вы многое поймете, мадам. Уверяю вас, что хотя вновь прибывшие ученые с различными убеждениями поначалу и будут протестовать, в конце концов все они превратятся в оловянных солдатиков. — Как вы можете с такой уверенностью говорить это?!

— В бренном нашем мире ни в чем нельзя быть уверенным. С этим я могу согласиться. Тем не менее я убежден, что будет именно так.

Хилари смотрела на Аристидиса с ужасом.

— Это кошмарно! — воскликнула она. — Сборище живых автоматов, автоматически работающих мозгов! Мозги-автоматы! Вот во что вы мечтаете превратить людей!

— Абсолютно верно. Вам удалось подыскать более чем точное определение, мадам.

— И этими автоматически работающими мозгами вы намереваетесь однажды начать снабжать тех, кто заплатит за них подороже?

— Это, пожалуй, грубо сказано, но, тем не менее, именно этот принцип лежит в основе всего предприятия, мадам.

— Но ведь вы не сможете отослать отсюда ученого так же просто, как это делается с настоящим автоматом.

— Почему же?

— Как только ученый попадет в нережимные условия, он может отказаться от работы на нового нанимателя. Ведь он будет тогда свободным.

— До некоторой степени вы правы. Но ведь предусматривается осуществление некоторого, я бы сказал, вмешательства.

— А это еще что за вмешательство?

— Вы слышали что-нибудь о лейкотомии, мадам?

Хилари нахмурилась.

— Это какая-то операция на живом мозге?

— Совершенно верно. Сначала врачи предложили ее как средство излечения от меланхолии. Я умышленно избегаю медицинских терминов, чтобы вам легче было меня понять. После операции больной больше не покушается на самоубийство, никогда уже не испытывает чувства вины. Он делается беззаботным, бессовестным и, в большинстве случаев, необыкновенно покорным.

— Но вряд ли такое хирургическое вмешательство всегда проходит успешно.

— В первое время были неудачи. Но мы продвинулись в изучении этого вопроса. У меня здесь есть три блистательных хирурга. Делая различного вида операции на мозге и экспериментируя, они постепенно добились того, что теперь могут производить необходимые изменения в психике человека. Причем все это абсолютно не затрагивает качеств их пациентов как ученых.