Пещера. Ведьмин век. Долина Совести - Марина Дяченко

Потом она окончательно выскользнула из того счастливо-сомнамбулического состояния, в которое ее ввел ресторанчик «Ночь». И как-то ненароком вспомнила, что ей предстоит встреча не столько с постановщиком «Девочки и воронов», сколько с этим…

С саагом, сказала она себе, перешагивая через все второстепенные размышления. С саагом, дорогая, с твоим персональным саагом.

Сам собой подобрался живот. Хорошо, что был в ее жизни ресторанчик «Ночь» – страшно подумать, если бы всю вторую половину дня ей пришлось бы сосредоточенно ждать предстоящей встречи…

Часы над театром показывали без пяти десять, когда на улицу высыпала насладившаяся зрелищем публика; воодушевленная молодежь, степенные пары, считающие посещение премьер своим первейшим долгом, даже какие-то детишки с родителями – Павла стояла и смотрела, как все эти беззаботные люди растекаются по улице вверх и вниз, переходят дорогу, сворачивают за угол, спускаются в метро… Почти все они были уверены, что здорово провели время – Павла же считала «Коровку» дурацкой поделкой, больше ничем. И человек, поощряющий таких «Коровок» на сцене вверенного ему театра, глубоко презирает публику. И оказывается прав – потому что публика, обманутая, в восторге…

Без пяти десять Павла позвонила Стефане и просила не волноваться, выслушала лекцию об «этих дурацких ночных поручениях» и обещала вернуться к одиннадцати; ровно в десять она переступила порог служебного входа и глухо обратилась к старичку на вахте:

– Мне господин Кович назначил встречу. Подскажите, куда мне пройти.

Старичок засуетился, поднял трубку старенького телефона, заговорил почтительно, чуть ли не подобострастно, потом кликнул парнишку, скучавшего на скамеечке, и велел проводить.

Парнишка проводил. И указал Павле на дверь кабинета со строгой табличкой – указал издали, будто само приближение к логову главрежа было чем-то для него чревато.

Шествуя к этой двери – по красной ковровой дорожке, будто Администратор к самолетному трапу – Павла успела подумать, что ничего страшного, что вся эта история с кровожадным саагом закончится через десять минут. Она возьмет кассеты, поблагодарит…

Разумнее было бы, если бы Кович догадался оставить кассеты вахтеру. Разумнее… и удобнее. И гуманнее, между прочим.

А ПОЧЕМУ он захотел именно личной ВСТРЕЧИ?!

Такой простой вопрос, такой важный, сам собой напрашивающийся, такой естественный – пришел к ней только сейчас. Когда она подняла руку, чтобы стучать.

И потому рука повисла в воздухе. Со стороны могло бы показаться, что посреди пустынного коридора Павла голосует, пытаясь поймать такси.

Столько мусора в голове… Раздолбеж… Расплавленный пластилин Митики, Дод Дарнец, центр психологической реабилитации, «лягушки очень противны»…

О такой забавной мелочи не успела подумать. А теперь поздно.

Она перевела дыхание. И подумала – все равно. Возьму кассеты и уйду, и больше никогда не увижу…

Эта мысль придала ей смелости.

Павла стукнула в черную дермантиновую обивку – звука не получилось никакого, ее палец будто утонул в вате, но не бить же кулаком; она постояла, раздумывая, как еще можно сообщить о своем приходе – в этот момент дверь распахнулась.

Почему-то Павла воображала, что Кович встретит ее все в том же свитере и в тех же спортивных штанах; теперь он стоял на пороге в белой рубашке и мятых летних брюках, а вместо ворсистых тапочек были желтые спортивные туфли. И опять-таки ничего саажьего не было в аскетичном, слегка желтоватом лице – но Павла отступила. Невольно. Автоматически.

Но и Кович отступил тоже. Будто в актерском упражнении под название «Зеркало»; Павла посмотрела на его руки, надеясь увидеть в них кассеты. Одно движение – протянуть руку – взять – попрощаться – повернуться – уйти…

– Привет, Павла, – режиссер Кович был, похоже, еще и неплохим актером, а потому слова его прозвучали совершенно естественно. – Входи…

– Я спешу, – сказала она быстро.

Он, кажется, помрачнел:

– А я не задержу тебя… Пять минут ведь у тебя есть?

Павла помедлила и вошла.

Рабочий кабинет Ковича разительно отличался от его квартиры – он был тесноват и содержался в порядке. Даже макеты декораций – а их, громоздких, было штук пять – наводили на мысль не о складе, а скорее о музее либо выставке.

– Я спешу, – повторила Павла, как заклинание.

Кович прошелся вокруг стола, где среди бумаг и самодельных переплетов возвышалось нечто, прикрытое белым полотенцем; вздохнул, смерил Павлу вопросительным взглядом, взялся за край ткани, будто намереваясь открыть памятник.

Под полотенцем оказалась бутылка коньяка, два изящных стаканчика и пара тарелок – одна с бутербродами, другая с конфетами. Везет мне сегодня, тупо подумала Павла.

Кович молча откупорил бутылку; Павла невольно потянула носом – она любила коньяк, но слишком мало разбиралась в нем и не могла считаться ценительницей.

– На.

Павла приняла из его рук наполовину наполненный стаканчик. Отказываться было неудобно… неблагородно было отказываться. У Ковича было сейчас такое болезненное лицо, будто он собирался пить на собственных поминках.

– Павла… Твое здоровье.

Она подумала, что в рамках сложившихся обстоятельств его тост звучит двусмысленно. Отхлебнула, как воду, раз, другой и третий – и на последнем глотке поперхнулась, закашлялась, краснея и стряхивая с глаз навернувшиеся слезы.

– Скажи честно, Павла… – Кович помолчал, ожидая, пока она откашляется. – Скажи честно, почему тебе не нравятся «Железные белки»?

Мне бы твои проблемы, подумала Павла устало.

– Отчего же не нравятся? Нравятся…

Кович вздохнул:

– Хорошо… За что тебе нравилась «Девочка…»?

Коньяк привольно разливался внутри Павлы, согревая и раслабляя, снимая стресс; сколько их было, стрессов, за сегодняшний длинный день?!

– «Девочка…» – она поискала, куда сесть, опустилась на низкую мягкую скамеечку. – Я смотрела раз двенадцать… В первом составе три раза, остальные во втором…

Кович напрягся:

– Почему?

– Потому что он был свободнее, – Павла смотрела в открытую форточку, туда, где горели в прямоугольном переплете две острые весенние звезды. – Как цепь… все звенья свободные, а держат крепко. Так и так ее поверни, она останется цепью… Не порвется… И приведет куда надо… Железная палка – тоже неплохо, но она… некрасивая… палка, и все. Она не танцует…

– А цепь танцует?

Павла огляделась в поисках своего «дипломата». Ах да, сегодня она взяла сумку… Потому что Митика…