Дело о бархатных коготках - Эрл Гарднер

Глава 11

Перри Мейсон надвинул шляпу на лоб и стал натягивать не успевший просохнуть плащ.

– Надо ковать железо, пока горячо, – сказал он Делле Стрит. – Рано или поздно мне начнут наступать на пятки, и я уже ничего не смогу сделать. Мне нужно узнать как можно больше, пока у меня еще есть свобода движений. Ты сиди и сторожи крепость. Не скажу тебе, где я буду: не хочу, чтобы ты мне звонила. Я сам буду звонить время от времени и спрашивать мистера Мейсона. Скажу, что меня зовут Джонсон, что я его старый знакомый. Спрошу, не оставлял ли мистер Мейсон какого-нибудь сообщения. Постарайся как-нибудь дать понять, если будут новости, не выдавая того, с кем говоришь.

– Думаешь, что наши разговоры могут подслушивать?

– Все возможно, я не знаю, до чего может дойти дело.

– Думаешь, что прокурор даст ордер на твой арест?

– Может быть, и не даст, но наверняка они захотят меня допросить.

Она посмотрела на него с нежностью и сочувствием, но ничего не сказала.

– Будь осторожна, – предупредил он и вышел.

Было еще темно, когда он вошел в отель «Рипли» и попросил номер с ванной. Он записался в книгу отеля как Фред Б. Джонсон из Детройта и получил комнату под номером пятьсот восемнадцать, за которую ему пришлось заплатить вперед, так как у него не было багажа.

Оказавшись в комнате, он закрыл окна шторами и заказал четыре бутылки имбирного пива и побольше льда. Слуга, который принес ему заказ, доставил также литровую бутылку виски. Мейсон уселся в мягкое кресло, положил ноги на кровать и закурил сигарету. Двери на ключ он не закрывал.

Он ждал больше получаса, прикуривая одну сигарету от другой, когда дверь вдруг открылась и в комнату без стука вошла Ева Белтер. Она повернула ключ в замке и послала ему улыбку.

– Я рада, что нашла вас.

Мейсон даже не встал с места.

– Никто не следил за вами? – спросил он.

– Нет, никто. Мне сказали только, что я могу быть нужна в ходе следствия, поэтому я не должна уезжать из города и никуда не уходить, не сообщив в полицию. Вы думаете, что меня арестуют?

– Это зависит…

– От чего?

– От множества вещей. Я должен с вами поговорить.

– Хорошо. Я нашла завещание.

– Где?

– В сейфе.

– И что вы с ним сделали?

– Принесла с собой.

– Покажите.

– Все точно так, как я предвидела. Я думала только, что мне достанется больше. Думала, что он оставит мне средств хотя бы на выезд в Европу, чтобы я могла немного осмотреться и… как-нибудь снова устроиться.

– Вы хотели сказать: найти себе нового мужа.

– Ничего подобного я не говорила.

– Нет, не говорили. Но вы именно это имели в виду, – ответил Мейсон равнодушным тоном.

Она сделала высокомерное лицо:

– Мне кажется, мистер Мейсон, что разговор начинает принимать нежелательный оборот. Вот завещание.

Он посмотрел на нее пронзительным взглядом и сказал:

– Мало того, миссис Белтер, что вы втягиваете меня в дело об убийстве, так вы еще пробуете со мной свои театральные штучки. К сожалению, они на меня не действуют.

Она выпрямилась с достоинством, но не сдержалась и фыркнула от смеха.

– Конечно, я имела в виду новое замужество. Что в этом плохого?

– Ничего. Тогда почему вы отрицали это?

– Сама не знаю. Это сильнее меня. Терпеть не могу, когда люди обо мне слишком много знают.

– Вы терпеть не можете правды. Предпочитаете прятаться за занавесом лжи.

Ева Белтер покраснела.

– Это недостойно вас, мистер Мейсон! – взорвалась она.

Он, не отвечая, протянул руку, взял у нее завещание и медленно прочитал.

– Оно написано мужем?

– Не думаю.

Он посмотрел на нее с подозрительностью.

– Похоже на то, что оно написано одним почерком, – заметил Мейсон.

– Но это не похоже на его почерк.

– Это вам ничего не даст, – рассмеялся адвокат. – Ваш муж показывал завещание Карлу Гриффину и Артуру Этвуду, адвокату Гриффина. Сказал им, что написал его полностью от руки.

Она нетерпеливо тряхнула головой.

– Может быть, он и показывал им завещание, написанное от руки. Но это не помешало Гриффину уничтожить то завещание и положить фальшивое.

Он смерил ее холодным взглядом:

– Послушайте, миссис Белтер, как ваш адвокат, я не рекомендовал бы вам бросаться такими словами. Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?

– Конечно.

– Это опасное обвинение, если у вас нет доказательств. У вас они есть?

– Пока еще нет, – медленно ответила она.

– Что ж, тогда воздержитесь от необоснованных обвинений, – предупредил он.

В ее голосе звучало нетерпение:

– Вы постоянно повторяете, что вы мой адвокат, что я должна все говорить вам. А когда я начинаю говорить, вы на меня кричите.

– Хм. Извините, если я несколько погорячился. – Он отдал ей документ. – Ваши слезы оскорбленной невинности приберегите для суда. Теперь расскажите об этом завещании. Как вы его нашли?

– Оно было в кабинете, – осторожно ответила она. – Сейф был открыт. Я достала завещание и захлопнула сейф.

– Вы знаете, это даже не смешно.

– Вы мне не верите?

– Конечно…

– Почему?

– Потому что кабинет, вероятно, охраняется полицейскими. И уж наверное, если бы сейф был открыт, полиция заметила бы это и описала его содержимое.

Она опустила глаза.

– Вы помните, как мы вошли наверх? – тихо спросила она. – Вы осматривали тело, заглянули под халат…

– Да, – сказал он, и глаза у него прищурились.

– Именно тогда я достала завещание из сейфа. Он был раскрыт, я его закрыла. Вы все время были заняты телом.

Мейсон заморгал глазами.

– Боже мой, вы действительно могли сделать это, – выдохнул он. – Вы были между столом и сейфом. Зачем вы это сделали? Почему вы не сказали мне, что намереваетесь сделать?

– Я хотела убедиться в том, что завещание выгодно для меня, и если нет, то, возможно, уничтожить его. Вы считаете, что я должна его уничтожить?

– Нет! – снова повысил голос Мейсон.

Она молча смотрела на него, потом спросила:

– У вас есть ко мне еще какие-нибудь дела?

– Да. Сядьте на постель, чтобы я вас хорошо видел. Я должен узнать несколько вещей. Я не хотел вас спрашивать перед допросом, чтобы случайно не вывести вас из равновесия. Я хотел, чтобы вы были как можно спокойнее. Теперь положение изменилось. Мне необходимо знать, как все происходило на самом деле.

Она раскрыла глаза, придавая лицу свое отработанное выражение детской невинности.

– Я ведь все рассказала вам, мистер Мейсон!

Он потряс головой:

– Вы мне ничего не сказали.

– Вы обвиняете меня во лжи?

– Ради бога, – вздохнул Мейсон, – прекратим эти игры и посмотрим фактам в глаза.

– Что вы, собственно, хотите сказать?

– Для кого вы так приоделись вечером?

– О чем вы говорите?

– Вы прекрасно знаете, о чем. Вы были одеты, как на бал, в вечернее платье с голыми плечами, в атласные туфельки и шелковые чулки.

– Да.

– А ваш муж принимал ванну.

– И что из этого?

– Вы нарядились для мужа?

– Конечно нет.

– Вы одеваетесь так каждый вечер?

– Иногда.

– Я не сомневаюсь в том, что вы выходили из дома и вернулись перед тем, как ваш муж был убит. Вы не сможете мне возразить.

Она снова приняла высокомерно-ледяной вид и отрицательно покачала головой:

– Я была весь вечер дома.

Мейсон холодно посмотрел на свою клиентку и вздохнул.

– Я был на кухне, пил кофе и разговаривал с экономкой, – рискнул он. – Она слышала, как горничная говорила вам о том, что кто-то звонил, сообщая о каких-то туфлях.

Было заметно, что эти слова застали ее врасплох. Она с трудом взяла себя в руки.

– Что в этом плохого?

– Вначале ответьте. Горничная передавала вам такое сообщение?

– Откуда я знаю, – уклончиво ответила она. – Может быть, и было что-то такое, я не помню. Мне очень нужны были одни туфли, припоминаю… Кажется, Мери звонили по этому поводу, она что-то мне говорила. Но я не помню. Подобные пустяки вылетели из головы из-за всех этих событий.

– Вы знаете, как вешают людей? – неожиданно спросил Мейсон.

– Что?

– Я вам сейчас расскажу, как вешают убийц. Экзекуция происходит обычно на рассвете. Приходят в камеру и читают осужденному приговор. Потом связывают ему руки, а к спине привязывают доску, чтобы он не упал, потому что у него отказывают ноги. Начинается длинный марш по коридору. Под виселицу поднимаются по тринадцати ступенькам. Ставят человека на крышку люка. Вокруг стоят тюремные служащие, которые являются свидетелями казни, а сзади, за люком, в маленькой комнатке, стоят наготове трое заключенных с острыми ножами, чтобы перерезать веревки, держащие люк. Палач накладывает петлю и черный мешок на голову, потом связывает ноги…

Она издала испуганный возглас и закрыла рот ладошкой.

– Именно это, – с нажимом сказал Мейсон, – ожидает вас, если вы не скажете мне правды.

Лицо у нее было белым, губы синими и дрожащими, глаза стали черными от ужаса.

– Я-я сказала правду.