Укради меня у судьбы (СИ) - Ночь Ева

— Нет-нет, что вы, — слишком поспешно, чтобы быть правдой. — Я просто испугалась. Не ожидала. А так он… нет. У меня очень тонкий нюх, и я очень скрупулёзная. Если бы где кот наделал, я бы увидела. Он уличный. Шлялся в округе. Не знаю, чей он. Но, думаю, домашний, если в доме сразу хозяином себя почувствовал. Дикие коты они, знаете ли, не терпят помещений. С ума сходят, в окна бьются, на волю хотят. А этот — котяра. Наглая морда. Может, из соседского села приблудился.

Не останови её, она, вероятно, ещё бы час мне о коте рассказывала.

— Там, наверху, вы сказали, что уже видели, как кто-то трогает вещи.

Соня поднимает на меня испуганные глаза. Губу прикусывает, головой мотает.

— Вы сказали, что чересчур скрупулёзны. Значит видите и замечаете, когда что-то меняется, — я настойчива. А Соня слишком слаба, чтобы сопротивляться.

Она вздыхает тяжело. Грудь у неё поднимается. Красивая полная грудь. Наверное, я смотрю на неё с некоей затаённой завистью.

— В общем… не подумайте ничего такого… Зоя меня ругает. Говорит, что я истеричка и вечно что-то придумываю. А я не придумываю. Просто у меня талант такой: вот всякие мелочи замечаю. Оно мне и не нужно, а я замечаю. Я бы и не обращала внимания, если бы могла. А оно в глаза лезет.

Пока тут Сергей Николаевич жил и бывал — ладно. Люди, гости… Он хлебосольный был, общаться любил. А потом его не стало. А месяц-то оплачен. Вот я и приходила убирать. Пыль смахивать. И кто-то шастал здесь — поклясться могу! Каждый раз вещи переложены, вроде и аккуратно, а не так стоят! Не на тех местах! Вы думаете, почему я вам предложила убираться здесь? Я точно знаю, что ничего лишнего не трону, а если переложу — аккуратно точно так и положу, как было, вы не сомневайтесь. У меня память фотографическая!

И вот сегодня… Всё не так лежит наверху. Может, это вы трогали — не знаю. Только мне кажется, вы бы не смогли так всё перетасовать быстро. Если что, я снова по своим местам всё расставила! Вы не переживайте! У меня память фотографическая, если что!

Я провела рукой по лбу. Слишком всё странно. А ещё ночные шорохи… Я не одна в доме?.. Здесь кто-то бродит помимо меня? В доме под сигнализацией, в доме, где я толком ещё расположение комнат не знаю. Да я тут могу год бродить и не натолкнуться на того, кто притаился за моей спиной. В привидения я не верила.

И вдруг совсем сумасшедшая мысль у меня в голове промелькнула. А может, мой отец вовсе не умер? Жив и спрятался у всех под носом? Может, поэтому ему нужен был кто-то, кто вдохнёт в пустые стены жизнь, наполнит его дыханием, светом, едой… Естественным способом, без всяких ухищрений и усилий?

Слишком много вопросов и догадок. Кажется, надо начинать постепенно заполнять пустые страницы воспоминаниями тех, кто знал и помнит моего отца. И, может, тогда я смогу понять, кто и зачем ведёт игру за мой счёт.

19. Андрей Любимов

— Добрый день, Андрей Ильич, — Самохин летел как торпеда — целенаправленно. Что несказанно меня удивило. Мы не настолько близко знакомы, чтобы разговаривать, да ещё и на улице.

— Здравствуйте, Дмитрий… — и тут меня переклинило: я не помнил его отчества. Совсем. Немудрено: знакомство состоялось давно, шапочно, поэтому мозг не удосужился запомнить «контактные данные». Нотариусами я пока что не интересовался, помирать вроде как рано, но, глядя в эти усталые, обведённые тёмными кругами, глаза, вдруг подумалось: Кудрявцев тоже был полон сил и здоровья, однако его уже нет. Аж мороз по коже прошёл.

— Давыдович, — напомнил мне мужчина без всякого и крепко пожал руку. Для пухлячка, рука у него, хоть и мягкая, а ладонь крепкая.

Глаза у Самохина пронзительно голубые. И я почему-то вспомнил Иву. Вздрогнул невольно — тело реагировало на это имя по-своему. Она совсем не похожа на Кудрявцева — тоже пришло в голову. Как будто она ему и не дочь вовсе. Он не был ни белокур, ни голубоглаз. А вот поди ж ты… Чудны твои дела, природа.

— Простите, — извинился за свою безалаберность, на что получил успокаивающий взмах рукой.

— Всё нормально, вы не обязаны помнить всех, Андрей Ильич. Тем более, мы едва знакомы. Прошу извинить меня за наглость, но не могли бы мы поговорить? Я не отниму у вас слишком много времени, но не хотел бы разговаривать здесь.

Странно. Вот что я испытывал — лёгкий дискомфорт. Я не люблю неожиданностей и вот таких внезапных «сюрпризов». Постоянно ждёшь от них какую-то подставу или что-то неудобное. Просьбы, которым трудно отказать и которые не хочется исполнять.

— Да, конечно, — я не мог послать его к чёрту. Не так воспитан, а зря. Быть сволочью намного выгоднее.

Я хотел предложить поговорить в машине, но Самохин меня опередил — повёл за собой в сторону скверика, что раскинулся неподалёку. Странный выбор, но не скандалить же из-за этого посреди улицы?

Его поведение раздражало, и я злился. К тому же, мне ещё детей у мамы забирать, новую няню по пути захватить, чтобы попасть в загородный дом до наступления сумерек. Там тоже хватает дел и забот.

Самохин тяжело плюхнулся на одинокую лавочку. Почти тихое место. Идеальное для бесед по душам.

— Я буду максимально краток, Андрей Ильич, — он, наверное, заметил, как я поглядываю на часы, — но начну издалека.

Он вздохнул, вытер лысину платком, небрежно поелозил чистым концом по стёклам очков. Внутренняя струна напряглась до отказа. Ненавижу подобные ситуации. Слишком уж Самохин серьёзен.

— Есть люди, которым ты бы доверил свой тыл. В разведку пошёл. Несмотря на то, что о вас ходят дурные слухи и сплетни, а человек вы жёсткий и неудобный, вы как раз из числа тех, на кого можно положиться.

Вот гад. Сплетни вспомнил.

— Премного благодарен, — не смог удержаться от сарказма. — Откуда только у вас такие сведения. Возможно, это ложное ощущение, а я как раз уродливое страшилище, о котором уже легенды слагают.

На губах у Самохина чуть обозначается улыбка. Тонкая и всезнающая.

— Я слушаю сплетни исключительно для того, чтобы составить своё личное мнение. Всегда, знаете ли, полезно о людях знать немного больше, чем нужно. Даже о тех людях, которых знаешь не очень хорошо. В любом случае, мне больше не на кого положиться.

Он делает паузу, рассеянно смотрит вдаль. Туда, где курят две молодые мамульки возле колясок. Меня передёргивает от отвращения. Хочется подойти, вырвать сигареты и затолкать им куда поглубже. Таким нужно трубы перевязывать и запрещать рожать.

Да, я нетерпим и категоричен. Сволочь, но меня не переделать. Особенно после всего, что нахлебался в последнем браке.

— Я к вам с просьбой, Андрей Ильич. Знаю: со странной просьбой. У вас недавно соседка появилась — Ива Кудрявцева.

Я снова вздрагиваю. Чёрт. Так и думал, что ничем хорошим эта беседа не закончится. Но мне всё же придётся дослушать до конца, что этот горе-нотариус придумал.

— Не сочтите за наглость. И… это очень важно, — Самохин выталкивал из себя слова медленно, словно пытался подчеркнуть высокую ноту самой просьбы. — Вы бы не могли… немножко приглядывать за Ивой?

Я каменею телом и лицом. Действительно странная просьба. Но он бы порадовался, узнав, что я и так за ней «приглядываю», мягко говоря.

— Ничего такого. Я не прошу следить, шпионить денно и нощно. Всего лишь обращать внимание. Возможно, немного общаться. По-соседски. И… если вдруг заметите что-то странное… вы бы не могли мне об этом сообщить?

Он лезет во внутренний карман пиджака и достаёт визитку.

— Здесь мои координаты и номер телефона. На обратной стороне. Не официальный, а тот, по которому меня можно достать в любое время суток.

Рука его дрожит. Да какой там. Трясётся, словно у алкоголика. Он что, пьёт? А я не спешу ухватить этот кусок картона.

— Вы хотите сказать, — я тоже умею разговаривать медленно, — в нашем посёлке небезопасно? Вашей протеже что-то угрожает?

Рука Самохина тяжело падает вниз. Он расстёгивает пару пуговиц на вороте рубашки, словно его душно. Хотя, возможно, всё так и есть.