Дитте - дитя человеческое - Мартин Нексе

Они ехали мимо большого барского имения Эллебек, через общественные луга и дальше по таким местам, которых бабушка никогда не видала.

— Да ведь ты и сейчас их не видишь, — ввернула Дитте.

— Ох, вечно ты цепляешься к словам, сущая придира! Как же не вижу? Я слышу, как вы разговариваете обо всем, что вокруг нас, и я как будто вижу это воочию. Поистине благодать божия, что мне приходится пережить такую радость на старости лет. Но чем это так вкусно пахнет?

— Должно быть, пресною водою, бабушка, — сказал Ларc Петер. — В полумиле отсюда налево большое озеро Арре. У бабушки нюх тонкий на напитки! — И он добродушно засмеялся собственной остроте.

— Это, видно, та самая вода, которую без вреда можно пить, — задумчиво произнесла Марен. — Сэрен мне рассказывал о ней. И мы всё хотели побывать там на ловле угрей ночью, да так и не собрались. А красиво это, должно быть, летней ночью — все эти огоньки на лодках и вблизи и вдали.

Ларс Петер, между прочим, сообщил кое-что о своих семейных делах. Свадьбы сегодня никакой не предстояло, они поженились вот уже скоро девять месяцев тому назад, потихоньку. «Пришлось поторопиться! — пояснил он в виде извинения. — А то мы непременно пригласили бы вас».

Марен на некоторое время притихла. Она ведь так радовалась было, что хоть одну из своих дочек увидит под венцом. И вот из этого ничего не получилось, но в общем поездка была чудесная.

— Что ж, и дети уже есть? — спросила она спустя некоторое время.

— Мальчишка, — ответил Ларc Петер. — Настоящий крепыш, буян! А лицом весь в мать! — Отец так и расцвел при мысли о малютке. — А теперь Сэрине опять в положении, — тихо добавил он.

— Вы, видно, не теряете времени даром, — отозвалась Марен. — А как она себя чувствует?

— На этот раз плоховато. Все жалуется, что в горле першит и жжет.

— Стало быть, родится длинноволосая девчонка, — решила Марен. — И, видно, скоро, раз ее волосы уже в горло матери лезут.

Этот сентябрьский день был на редкость хорош. Пахло созревшими плодами, воздух был напоен влагой, которая словно паром клубилась над озаренными солнцем полями, повисала голубоватою дымкою между деревьями и оседала в низинах и ложбинах, так что каждый лужок и каждое болотце казались серебристыми прудами.

Дитте не переставала удивляться, как безмерно велик мир. На горизонте появлялись все новые леса, селения, церкви; не показывался только ежеминутно ожидаемый конец всего света. Далеко-далеко на юге вдруг заблестели на солнце какие-то башни.

— Это королевский дворец, — сказал Ларc Петер.

И сердечко Дитте сильно забилось от этих слов.

— А прямо впереди что?

— Да, чем это опять запахло?! — воскликнула старуха, принюхиваясь. — По-моему, солью! Должно быть, близко море?

— Ну, еще не близко, до него больше мили. Неужто вы в самом деле почуяли море?

— Да, да! Никому не понадобится оповещать старуху Марен, что поблизости есть море. Слишком долго прожила я около него! А какое же тут у вас море?

— То же самое, что и около вас, — ответил Ларc Петер.

— Так не стоило, пожалуй, и тащиться сюда через всю страну, — заметила Марен смеясь.

Тут они и приехали. Совсем неожиданно Большой Кляус остановился, а Ларc Петер спрыгнул с повозки.

— Ну, вот! — сказал он и высадил их.

С мальчуганом на руках показалась Сэрине, такая полная, что ребенок упирался ножонками ей в живот. Вообще она стала на вид такою рослой и крепкой. Дитте испугалась этой крупной, краснощекой женщины и спряталась за бабушку.

— Она еще не знает тебя, — сказала Марен дочери. — Потом обойдется.

Но Сэрине рассердилась.

— Ну, не кривляйся, девчонка! — сказала она, вытаскивая Дитте. — Поцелуй свою мать сейчас же!

Дитте разревелась, стала отбиваться, и видно было, что Сэрине уже готова пустить в ход свои родительские права — отшлепать упрямицу. Муж быстро вмешался, подхватил девочку и посадил на спину коняги.

— Погладь Кляуса и поблагодари его за то, что так хорошо вез, — сказал Ларc Петер, и когда ему удалось успокоить Дитте, он поднес ее к Сэрине, говоря: — Теперь поцелуй маму!

Дитте послушно протянула губы, но тут уже не захотела Сэрине, она сердито поглядела на дочь и пошла накачать воды для лошади.

Сэрине зарезала для гостей двух цыплят и вообще не поскупилась на угощение, но сердечности, радушия не проявила. Она всегда была холодна в обращении, всегда больше всего занималась собой и с годами не стала мягче. Уже на следующее утро старая Марен заговорила о том, что им пора собираться домой.

И Сэрине не стала отговаривать ее.

После обеда Ларc Петер запряг конягу, усадил бабушку с внучкой в повозку, и они поехали домой с легким сердцем, довольные, что все кончилось. Сам Ларc Петер был в дороге совсем другой, нежели у себя дома, — пел и шутил, тогда как дома боялся неловко ступить. Бабушка и внучка нарадоваться не могли, очутившись опять в своей хижине.

— Слава богу, что не приходится нам есть хлеб у твоей матери, — сказала старуха, когда Ларc Петер Хансен распростился с ними.

А Дитте обняла старуху и поцеловала. Сегодня она по-настоящему оценила свою бабушку.

Все же они были несколько разочарованы: Сэрине обманула их ожидания, и домишко оказался плохоньким. Насколько бабушка могла понять из описания девочки, весь он состоял в сущности из нескольких землянок, которые назывались жилым домом, хлевом или еще как-нибудь. Он не выдерживал никакого сравнения с Хижиной на Мысу.

Но сама поездка была чудесной.

XII

ЖИВОДЕР

Все, кто знал Ларса Петера Хансена, сходились в мнение, что он чудак. Он всегда был в хорошем настроении, что вообще противоречит здравому смыслу, а уж ему-то было особенно не к лицу. Он происходил из рода переселенцев-угольщиков, и его ближайшие предки — насколько это сохранила людская память — всегда занимались такими делами, какими брезговали коренные жители. Они-то и дали им кличку «живодеры». Отец Ларса Петера ходил по окрестностям с тележкой, запряженной собаками, и скупал кости, тряпье и разные отбросы; если в каком-нибудь хозяйстве нужно было убить больную или зараженную скотину, то всегда посылали за Хансеном. Он был человек отчаянный и не гнушался запускать руки по локоть в самую скверную падаль, а затем мог сразу приниматься за еду, даже не ополоснув пальцев. Утверждали еще, будто он по ночам откапывает павшую скотину и сдирает с нее шкуру. А дед, по слухам, будучи мальчишкой, состоял в подручных у своего дяди, палача в Нюкэбинге. Про деда рассказывали, будто бы он, если петля недостаточно туго затягивалась, взбирался на перекладину виселицы, прыгал оттуда на плечи повешенному и, оседлав его, оттягивал вниз.

От таких предков ничего хорошего нельзя было унаследовать, во всяком случае, хвастаться этим не приходилось. Ларc Петер, видно, чувствовал это и еще совсем молодым парнем ушел из родных мест. Он переправился на другую сторону залива и нанялся работником где-то в Северной Зеландии. Ему хотелось стать землепашцем. Парень он был рослый, здоровый и сильный, как бык, любой хуторянин готов был взять его в батраки.

Но если Ларc Петер рассчитывал убежать от дурной славы, то ошибся. Слухи о его родне шли за ним по пятам и вредили ему. С таким же успехом он мог бы пытаться убежать от собственной тени.

К счастью, он принимал все это не слишком близко к сердцу. Человек он был по натуре хороший — ни единой капли зла не было во всем его существе. Даже непонятно было, почему он такой добрый и отзывчивый. Несмотря на свое бесславное происхождение, он добился равного положения с другими молодыми работниками благодаря своей физической силе и добросовестности; его даже полюбила одна состоятельная девушка, увлеченная его мужественностью и черными кудрями. Она порешила во что бы то ни стало выйти за него замуж, и, вопреки желанию ее родителей, они все-таки обручились. Но вскоре девушка умерла, и ее деньги так и не попали к нему.

Да, Ларса Петера преследовали неудачи, быть может, за грехи его предков. По-настоящему ему не везло ни в чем. Но он принимал это, как обычные удары судьбы. Ларc Петер копил деньги до тех пор, пока не удалось собрать достаточно, чтобы приобрести в собственность клочок земли на Песках. После этого он уже снова начал подыскивать себе жену. Вскоре он обручился с одной девушкой из рыбацкого поселка и женился на ней.

Встречаются на свете люди, на крыше которых любит гнездиться зловещая птица бед и машет своими черными крыльями. Обычно ее никто не видит, кроме самого несчастливца, но бывает и так, что ее видят все, кроме того, на чьей крыше она свила себе гнездо.

Люди думали, что Ларc Петер был из тех, с кем постоянно случается беда. Над его родом тяготели две страшные в мире таинственные силы: кровь и проклятие. И то обстоятельство, что он сам по себе был такой бодрый и веселый человек, только усиливало интерес к нему. От судьбы-то ему все-таки не уйти было! Все явственно видели на его крыше зловещую птицу.