Дело о вещих снах - Даниэль Клугер

Тем не менее Ницан мог с уверенностью сказать, что и здесь конь был белоснежным, одежды всадника – тоже, острие копья – красным, уздечка – черной.

Лицо же всадника было точно таким же, что и в копии, полученной от жрецов Нергала. И точно так же оно обрело конкретные черты лишь на несколько мгновений. И тогда же в голове Ницана прозвучало: «Я – Ошеа Бен-Апсу, Ошеа Бен-Апсу! Берегись меня…» Правда, слова казались растянутыми, а голос прерывался в двух местах.

Выйдя из транса, он обнаружил себя в прежнем кресле, напротив воришки. Тот спал уже своим, не наведенным сном. На лице играл здоровый румянец, губы были чуть приоткрыты.

– Даже жаль будить, – Лугальбанда хохотнул. – Спит как младенец. Ну, а что у тебя? Что ты видел?

Ницан коротко описал картину.

– Черная уздечка… – задумчиво повторил Лугальбанда. – Не могу вспомнить, толкование снов – не мой профиль. Но что-то это означает… Ладно, попробую проверить. Иди, Ницан, у меня тут полно работы.

Попрощавшись с магом-экспертом, Ницан вышел из управления, остановил такси и назвал адрес виллы Барроэсов. Водитель ярко-зеленого «рахава-4» посмотрел на него с откровенным недоверием: куртка сыщика не походила на наряды обитателей загородных вилл.

Впрочем, среди них встречались всякие чудаки. Ницан вспомнил, как выглядел автомобиль вдовы. Он еще раз повторил адрес и безмятежно откинулся на высокую спинку потертого кресла. После короткого замешательства, водитель повернул ключ зажигания, и через час Ницан поднимался по ступеням крыльца загородного дома госпожи Нурит Барроэс.

Как ни странно, он вовсе не испытывал неловкости на званых приемах, напротив: в присутствии сильных мира сего его охватывал азарт, окрашенный веселой злостью. Это чувство позволяло ему не смущаться в разговорах, есть с аппетитом, а главное – пить в привычных количествах.

Вот и на памятном вечере, устроенном вдовой Барроэс, Ницан почувствовал себя примерно так же.

Примерно, но не совсем.

Госпожа Нурит Барроэс стояла на террасе, а немногочисленные гости поднимались к ней по ступеням. Кто-то невидимый произносил: «Господин Ишти Балу... Госпожа Ишти Балу… Господин Нуррикудурр Барроэс… Господин Нуррикудурр Барроэс-младший… Госпожа Барроэс-Лилли… Господин Апсу Баэль-Шуцэрр. Госпожа Сарит Нир-Баэль…» Голос невидимки был вкрадчивым, мягким – словно он говорил исключительно для Ницана. А Ницана вкрадчивые, интимные интонации духа-глашатая семьи Барроэс (именно он представлял гостей) безумно раздражали.

Впрочем, гостей было немного, так что дух-глашатай вскоре умолк.

Ницан прогуливался по гигантскому залу, присматриваясь к директорам «Хаггай Барроэс» и друзьям дома (последние, собственно, были представлены всего лишь двумя парами, чья человеческая блеклость скрашивалась золотыми ожерельями и бриллиантовыми перстнями). Наряды собравшихся были в изобилии снабжены белыми траурными лентами. Ницан удовлетворенно покосился на ленту, нашитую на его собственную куртку, к левому плечу. Он уже забыл, что явился без всяких признаков траура, и только благодаря расторопности хозяйки обзавелся подобающим знаком.

Госпожа Барроэс представила сыщика как давнего друга, почти что друга детства. Ни у кого это не вызвало особого удивления, из чего Ницан сделал вывод, что семейство Барроэс вело достаточно замкнутый образ жизни. Правда, двоюродные братья Нурит Барроэс, из вежливости, попытались заговорить с ним о школьных годах, но Ницан быстро улизнул от них.

Заметив одиноко стоявшую госпожу Сарит Нир-Баэль, сыщик словно случайно остановился перед нею. Директор по финансовым вопросам была ровесницей госпожи Барроэс и чем-то походила на клиентку Ницана. Это сходство не было сходством родственников. Общими были жесты, манера поведения, походка.

И, разумеется, манера одеваться. Туалет госпожи Нир-Баэль казался копией туалета госпожи Барроэс. Правда, ухудшенной копией, не копией даже, а подражанием. И сшил его портной классом пониже, нежели портной, обслуживавший наследницу Хаггая Барроэса.

Ницану пришло в голову, что эти женщины соперничают друг с другом.

Или, по крайней мере, Нир-Баэль соперничает с Барроэс. При этом Барроэс, возможно, ничего не замечает.

Меж тем, директор по финансовым вопросам удивленно смотрела на него. Ницан напомнил, что их уже представляли друг другу.

– Ах, да, вы – друг детства нашей Нурит… – при этом госпожа Нир-Баэль почему-то помрачнела. Но на приветствие вяло ответила, а когда Ницан приглашающее поднял свой бокал, подняла свой и даже осушила его – чем вызвала у Ницана немедленное уважение.

– Очень удачно, – сказал Ницан. – Вы ведь специалист по инвестициям, верно?

Госпожа Сарит Нир-Баэль посмотрела на сыщика с большим подозрением.

– И что же? – хмуро спросила она.

– Ничего особенного, – ответил Ницан с невинным видом. – Просто, знаете ли, давно хотел вложить деньги в солидное предприятие, но вот Нурит не советует полагаться на рыночные сводки… – назвав вдову Барроэс панибратски, сыщик все-таки закашлялся. Он бы, наверное, даже покраснел, если б смог. Но третий бокал лагашской горькой этого не позволял. При обретенном в последние полчаса цвете лица, от смущения Ницан мог только почернеть. Чернеть ему не хотелось.

– Курорты Греции, – после короткой паузы ответила госпожа Нир-Баэль. – Сегодня там тихо и дешево. Так сказать, патриархальная тишина, простые нравы. Для богачей, в том числе, шенаарских, – ничего привлекательного. Но это пока. Последним проектом покойного Шу-Суэна была рекламная кампания греческих курортов. Туда уже вложили деньги крупные фирмы. Так что ценные бумаги тех предприятий, которые сделали ставку на греческую перспективу, будут только расти.

Ницан удивленно воззрился на собеседницу. Его по-настоящему заинтересовали ее слова. О Греции он знал лишь, что там варят пиво из ячменя. И еще – что там более двадцати лет живет чокнутая миллионерша Шошана Шульги[3], пытающаяся привить тамошним дикарям цивилизованные нормы жизни, а также обеспечивающая их лекарствами и медицинской помощью.

И вот, оказывается, есть вполне нормальные миллионеры, вкладывающие деньги в эту забытую богами страну и уверенные в перспективах ее развития.

– И вы можете назвать эти фирмы? – спросил сыщик.

Госпожа Сарит Нир-Баэль улыбнулась.

– Вряд ли это уместно сейчас, – ответила она. – Но если вы приедете в мой офис завтра… Нет, лучше – послезавтра… Я с удовольствием обеспечу вас всей информацией. Даже той, которой мы обычно не делимся с посторонними. Но друг детства госпожи Барроэс, разумеется, не может считаться посторонним, – она еще раз улыбнулась и отошла, оставив Ницана гадать: послышалась ли ему насмешка в последних словах Нир-Баэль, или она действительно не поверила в сказку о детской дружбе.