Господин Адамсон - Урс Видмер

Индеец стоял на невысоком, всего в две ладони высотой, земляном холме, вроде плоского кургана, на котором отпечатались следы шин. Когда я остановился перед ним, он посмотрел на меня индейским взглядом, который я так хорошо знал, но прежде никогда не встречал. Непроницаемым. Я часто тренировал этот взгляд перед зеркалом, но у меня плохо получалось. Моя мать его вообще не замечала, а Мик смотрел на меня еще более непроницаемо, да так долго, что мои ресницы начинали дрожать и я не мог удержаться от смеха.

— Добрый вечер, — сказал я индейцу на атабаскском языке, стараясь говорить как можно лучше.

Он бесстрастно глядел на меня. Долго. Наконец скрестил руки на груди и ответил:

— Добрый вечер, брат.

— Вы меня понимаете? — воскликнул я, разумеется, опять на языке навахо. — Я лаю, ты лаешь, он лает?

— Кто лает? — спросил индеец.

— Никто. — Сердце мое затрепетало. — Я хочу сказать, это замечательно, что вы понимаете меня. Вы первый навахо в моей жизни. Я выучил язык по книгам.

— Ты умеешь читать?

— Он меня понимает! — выкрикнул я в небо, на котором уже появились звезды. — Навахо, настоящий навахо, и он понимает, что я говорю! — Я исполнил что-то вроде танца радости, прыгая вокруг индейца. — Вы меня понимаете! — Я остановился перед ним.

— Конечно, я понимаю тебя, брат, — пробурчал он. — Хорошо понимаю. Вот только не могу сразу сказать, из какого ты племени.

И действительно, он произносил глоттализованные звуки иначе, чем я. Собственно, он вообще не делал глоттальных взрывов.

— Мое племя маленькое, — сказал я. — Два воина, две скво. Я — вождь, меня зовут Бегущий Олень.

— Я вижу твои знаки отличия в волосах. Бегущий Олень. — Индеец указал на мое перо. — Я тоже вождь племени. Меня зовут Рычащий Лев.

Он сказал dloziłgaii — вне всяких сомнений, лев с гор. Рычащий. Но он произнес это слово настолько иначе, чем я, что я расхохотался. И не мог остановиться.

— Dloziłgaii, — проговорил я сквозь смех. То, как он произнес свое имя, — он повысил интонацию на последнем гласном звуке, — означало скорее Белая Белочка. Прошло много времени, прежде чем я успокоился.

А у вождя навахо даже уголки губ не дрогнули. Он смотрел, как умеют смотреть только индейцы. Я смахнул с глаз слезы. Несколько минут мы молчали. У индейцев время другое, так что и мое время изменилось.

— Эти люди там, у стены, — я показал на темное в ночи здание мэрии, — они из вашего племени?

— Ты их видел?

— Разумеется.

Мы снова помолчали несколько минут.

— Я умираю от жажды, — наконец сказал я и указал на освещенный вход в бар, откуда доносилась музыка, что-то в стиле кантри. — Могу я пригласить вас на кружку пива?

Индеец покачал головой. Он отвернулся, прошел размеренным шагом к зданию мэрии и растворился в стене. Исчез. На площади не было ни души. Я сглотнул и толкнул вращающуюся дверь в бар. Музыка в стиле кантри оглушила меня.

На следующее утро я встал очень рано. Еще не было девяти. И все равно опоздал. Миссис Миллер в сапогах со шпорами сидела на ступеньках перед входом и вскочила, как только увидела меня.

— Ну наконец-то, — сказала она. Энергия снова била из нее ключом. С палкой в руке она, широко шагая, пустилась в путь. Я поспешил за ней, размахивая костью динозавра. Эх, сейчас бы кофе, хоть из автомата.

Городишко был всего-навсего кучкой домов и походил на давно заброшенный склад реквизита для фильмов о Диком Западе. Деревянные дома с дверями, открывающимися в обе стороны, колодцы с журавлями, загоны с оградами, к которым были привязаны лошади. Разумеется, нам встретилось несколько машин — или с вмятинами, или с разбитым задним стеклом, или криво висящим бампером. Может, и та развалюха перед мотелем еще ездила.

В конце города миссис Миллер подрулила к хижине с крышей из гофрированного железа, одиноко стоявшей среди крапивы и сухих кустов; на террасе в качалке неподвижно сидел, закрыв глаза, мужчина. Костлявый старик, почти лысый, с полуоткрытым беззубым ртом. Непонятно, дышал он или нет. Мы поднялись на террасу и остановились прямо перед ним.

— Капитан Бриггс! — заорала миссис Миллер таким зычным голосом, какой разбудил бы и мертвого.

Капитан Бриггс не был мертв, во всяком случае, не совсем, он подскочил и встал по стойке «смирно», даже не успев открыть глаза. Кресло у него за спиной раскачивалось взад и вперед.

— Я! — рявкнул он.

— Вольно! — скомандовала миссис Миллер, на этот раз намного тише.

Капитан Бриггс моргал, он был еще наполовину в мире грез, не знаю, что ему снилось, наверно, плац перед казармой. Проснувшаяся половина подозрительно изучала нас.

— Меня зовут Миллер, — сообщила моя спутница. — А это, — она обернулась ко мне, — вы никогда не называли мне своего имени.

— Never mind,[11] — ответил я.

— Невер Майнд. Красивое имя. — И она снова обратилась к капитану Бриггсу: — Мистер Майнд и я решили изучить беспорядки тысяча девятьсот тридцать восьмого года в Уиндоу-Роке. Миссис Джейми из бара «У Джейми» говорит, что вы принимали в них участие.

— Я?

— Вы — последний очевидец.

— Очевидец? — Капитан Бриггс упал в свою качалку и сильно качнулся назад и вперед. Его пальцы, тощие, с голубыми жилками, вцепились в подлокотники. — Никогда!

Миссис Миллер выудила десятидолларовую бумажку из складок своего платья и положила ее на левое колено капитана.

— Не могу вспомнить. — Он прикрыл один глаз, а вторым косился на свое левое колено. Кресло больше не раскачивалось.

Миссис Миллер положила вторую банкноту на правое колено капитана. На этот раз пятидолларовую. Капитан Бриггс открыл и второй глаз.

— Давно это было, — пробурчал он.

— Ну все, хватит! — заявила миссис Миллер таким голосом, каким, наверное, разговаривают солдафоны в Вест-Пойнте,[12] с лысыми черепами и подбородком лопатой. — Выкладывайте! Я хочу слышать все. От начала и до конца. Немедленно.

— Вы же знаете этих навахо, — пробормотал капитан Бриггс. — Им обязательно надо время от времени убить нескольких белых. Без этого они не могут. Нам пришлось обеспечить покой и порядок.

— Каким образом?

— Мы показали им, этим свиньям, — ответил капитан Бриггс и так быстро выпрямился в своей качалке, что спинка стукнула его по затылку. Но он даже не заметил. — Целое племя, в полной боевой раскраске. Перья, томагавки, луки, стрелы. Убивали всех, кто попадался им на пути. Мужчин, женщин, детей. Устроили кровавую баню. Даже Джейми, первой Джейми, пришлось в этом убедиться. Вождь лично разрубил ее на куски. Ах, битва при Уиндоу-Роке, такого не забудешь.

— Однако вы чуть было не забыли, — заметила миссис Миллер.

— Вы работаете в газете? — Капитан окончательно проснулся. — В «Флэгстоун ньюс»?

— Вроде того.

— Да. Так точно. Истина должна стать известна истории. — И он стукнул кулаком одной руки по ладони другой. — Я последний! Тут вы совершенно правы, мадам. Самое время рассказать о героической битве при Уиндоу-Роке. А кто знает правду, кроме меня?

— Тогда рассказывайте, — сказала миссис Миллер.

— Мы окружили навахо на площади. Знаете, там, где бар «У Джейми». Оттуда ни один не вышел. У нас было только холодное оружие. Мы тоже потеряли много людей, но в конце концов — в честном бою — уничтожили всех этих мерзавцев. В живых оставался только вождь. Он стоял посреди трупов своих бандитов. Огромного роста, правда-правда, великан с кроваво-красными зубами. Он один убил с десяток моих ребят. Так что отряд был конечно же рад, когда я вызвался сразиться с ним в одиночку. Это была борьба один на один, по обычаям старой Америки. Я со штыком, он с томагавком и ножом, оба в крови погибших товарищей. Неудивительно, что я тоже рассвирепел и кинулся на эту скотину. Мои товарищи, те, кто остался в живых, окружили нас. Короче, бой продолжался несколько часов. Но в конце концов последний навахо пал на поле брани. Мои соратники кричали «Ура!». Они на руках пронесли меня вокруг площади. Фуражки летели в воздух. Благодарное население осмелилось наконец выйти из домов и устремилось к площади. Разумеется, я напомнил отряду, что бой никогда не выигрывает одиночка, всегда только все солдаты вместе. Просто у меня была своя роль в этой битве, так назначил Бог. «Любой из вас, — кричал я, — действовал бы так же!..» Все бесполезно. Я стал героем. Я, кстати, и был им, несколько солдат от страха наложили в штаны… Рычащий Лев, вот как звали этого парня. Даже мертвым он оставался исполином. Он и впрямь был жутко изувечен, когда отправился на свою Вечную Охоту. Мы закопали его в центре площади.

Он замолчал. Потом положил руку на плечо миссис Миллер.

— Ручные гранаты, — прошептал он, словно поверяя ей страшную тайну. — Ручные гранаты способны творить чудеса, это все, что я могу сказать.

Капитана охватил приступ хохота, оказавшийся слишком большим напряжением для старческого тела. Он свистел и хрипел, его лицо налилось кровью, вены на висках набухли. Так он и сидел, хрипя от восторга. Мы немного подождали в надежде, что он придет в себя, а потом ушли, не попрощавшись. Даже на площади мы все еще слышали его хохот. Словно лошадь сошла с ума.