На родине предков - Джек Хиггинс

Джошуа открыл коричневый ранец и достал карту на матерчатой основе, которую разложил на кровати.

– Я нашел его, полковник, – сказал он немного погодя, – милях в девяти-десяти отсюда.

Клей придвинулся поближе:

– Где-то поблизости должно быть большое поместье. Оно принадлежит человеку по имени Марли.

Джошуа поднял удивленный взгляд:

– Сегодня вечером про него шел разговор в лакейской. Там был его кучер. Некоторые из историй оставляют дурной привкус.

Клей мрачно усмехнулся:

– Я имел сомнительное удовольствие познакомиться с этим джентльменом лично. И готов поверить всему, что про него говорят. А теперь седлай кобылу. Времени у меня в обрез.

Джошуа вышел из комнаты, и Клей всмотрелся в карту. Через некоторое время он довольно крякнул. Там была отмечена тропа, которая прорезала вересковую пустошь на задворках Драмор-Хаус, соединяясь с Голуэй-роуд за милю от Килина, что значительно укорачивало путь.

Он сложил карту и открыл кожаный дорожный сундук, стоявший у стены. Вскоре он нашел то, что искал, – свою старую фетровую армейскую шляпу и поношенную серую шинель-накидку, служившую ему верой и правдой на протяжении последних двух лет существования Конфедерации.

Он застегнул шинель до подбородка и повесил на пояс кольт «драгун» в черной кожаной кобуре. Наконец надвинул на глаза шляпу с полями и оглядел себя.

В тусклом свете масляной лампы из зеркала выглядывал призрак человека, который умер в ночь накануне Аппоматтокса. И – странно – это было все равно что встретить старого друга. На какой-то момент он испытал чувство, близкое к ностальгии, и устремился мыслями в прошлое, которое было столь близко и в то же время невероятно далеко.

Он вздохнул и, открыв ящик высокого комода, достал черный шелковый шарф, который завязал на шее и надвинул на лицо. Эффект был поразительный. Человек, который стоял теперь там, в полумраке, был незнакомцем, исполненным угрозы и чрезвычайно опасным.

Как будто другой человек смотрел на него из зеркала, кто-то, над кем он был не властен, и на какой-то миг Клей заколебался. Странный холод пронизал его, в то время как внутри едва слышный предостерегающий голос, казалось, уговаривал выйти из игры, пока еще не поздно. Но это было только мгновение. Клей сдвинул шарф, шутливо поклонился своему отражению и, повернувшись на каблуках, вышел из комнаты.

Джошуа ждал во дворе, одной рукой ласково поглаживая Пегин по морде. Она негромко заржала от удовольствия, когда Клей вышел и вскочил в седло.

– Я не берусь сказать, сколько времени меня не будет, – сказал он. – Все зависит от друга Марли.

– Прежде мне уже приходилось видеть на вашем лице такое выражение, – меланхолично заметил Джошуа. – Вероятно, в ваши намерения не входит нанести ему светский визит. – Он поколебался, а затем продолжил: – Простите меня, если я спрошу не к месту, полковник, но что там произошло? Мистер Марли оскорбил вас?

– Пожалуй, можно это так назвать.

– Значит, ваш визит не продиктован заботой о его здоровье?

– Я бы так не сказал, – ответил Клей. – Более того, очень может статься, что я пристрелю его прежде, чем закончится эта ночь. – Он прищелкнул языком, и Пегин быстро преодолела двор и вышла на тропу, ведущую к краю лощины.

Ночь была ясная и свежая, из темноты веяло ароматом дрока, и слабое, едва уловимое дыхание осени, приносимое из распростершихся внизу лощин подобно древесному дымку, окутывало землю, наполняя Клея лихорадочным волнением.

Тропа отчетливо белела в лунном свете, когда он предоставил Пегин самой выбирать дорогу и галопом помчался по вересковой пустоши к подножиям холмов.

Где-то в темноте раздался негромкий смех, веселый и беззаботный, вселивший в него завистливую грусть, и он повернул, пустив Пегин по торфу, продвигаясь вперед осторожным шагом. Драмор-Хаус лежал в лощине под ним, по-прежнему сияя огнями, и до него доносилась музыка.

На миг он остановился среди деревьев и прислушался. Это был старый, хорошо знакомый вальс, грустный и веселый одновременно, с любовью и ласковым смехом, сквозившими в каждой его ноте. Последний раз он слышал его за месяц до начала войны.

Время утратило всякое значение, и он снова перенесся в Джорджию, прибыв со значительным опозданием на бал по случаю совершеннолетия сестры своего лучшего друга. Впереди была неделя охоты и пирушек, а дальше – долгие «золотые» годы...

Как часто говаривал отец, неблагодарное это дело – полагаться на что-либо в этом мире. Клей вздохнул о том лете, которое прошло, и погнал Пегин между деревьями обратно на тропу. Когда музыка стихла в ночи, лошадь снова перешла на галоп.

Через полчаса он спустился на Голуэй-роуд и поскакал в направлении Килина. Затем переправился через широкий ручей и пустил Пегин шагом по спящей деревне.

Килин-Хаус находился в двухстах ярдах по другую сторону, черная громада, выступающая в ночи, и Клей свернул в ворота и остановился перед парадной дверью.

В холле горел свет, но весь дом был полностью погружен в темноту. Клей взошел по ступенькам и потянул за цепочку колокольчика. В скрытых недрах дома раздалось негромкое звяканье – отзвук другого мира.

Через некоторое время послышались приближающиеся шаги, он надвинул шарф на лицо и вытащил револьвер. Когда дверь приоткрылась, он протиснулся внутрь и закрыл ее за собой.

Человек, стоявший перед ним, был старый, сутулый, в поношенном халате, с кожей, пожелтевшей и сморщившейся от старости. Глаза его широко раскрылись от ужаса, рот распахнулся в тревожном вскрике.

Клей схватил его за горло и заговорил нарочито грубым голосом:

– Одно слово – и ты покойник. Кто ты такой?

Потом чуть отпустил руку, и старик надтреснутым голосом ответил:

– Всего лишь дворецкий, сэр. Господи помилуй, если вам нужен мистер Марли, так его нет дома.

– А кто еще здесь? – спросил Клей.

– Слуги, сэр, но все лежат в постелях в задней части дома.

– Ты забыл про молодую женщину, которая пришла повидаться с твоим хозяином сегодня днем, – сказал ему Клей. – Где она?

– Вы говорите про Эйтн Фоллен, сэр? – Трясясь от страха, старик взял лампу со стоявшего рядом стола. – Сюда, сэр. Вот сюда.

Клей двинулся по холлу следом за ним, и они поднялись по широкой лестнице. Старик прошел по лестничной площадке и остановился у двери в дальнем ее конце. Достал из кармана связку ключей и с нескольких попыток отыскал тот, что подходил к замку. Когда он открыл дверь, Клей втолкнул его в комнату.

Девушка, до этого, видимо, лежавшая на кровати, теперь стояла у стены с бледным и болезненным при свете лампы лицом, с глазами, опухшими от плача. Не старше пятнадцати лет, с молодым, еще не сформировавшимся телом, она была одета в поношенное коричневое платье.