Восемнадцать часов дурдома - Владислав Картавцев

От Гриши разило дешевым тройным одеколоном – каждые два часа санитар тщательно обрызгивал себя, утверждая, что только так можно отогнать злых духов, которые, как известно, сидят на плечах психов – на правом и левом – и так и норовят переметнуться на сладенькое – т. е. на нормальных людей.

– Опять на себя полведра вылил? – Андрей сморщил нос и отошел к окну, – лучше бы ты его пил, не так бы воняло!

– ЫК! – Перельман невольно икнул, – нельзя нам, Изольдыч, могут с работы попереть, да еще и с записью! Вот то ли дело было при прежнем режиме – заложил за воротник полтинничек, и никакие психи не страшны! А сейчас – так одно расстройство! Да к тому же и нормального тройного днем с огнем не сыскать! Вот раньше чего только не было! Любой парфюм – отечественный, высший сорт! А если парфюма нет, то люди помогут! Правда, встречались и такие, что морду воротили от пролетариата!

– Вот был у меня сосед! – Перельман заговорил быстро-быстро, словно опасаясь, что его могут прервать, и он не успеет поделиться наболевшим. Андрей миролюбиво кивнул и закурил сигарету. Всё! Его смена в «первичке» на сегодня подошла к концу, можно никуда не торопиться – до трех часов дня он совершенно свободен.

– Так вот, был, значит, сосед! Фамилия у него была интересная – Нежопа. А звали Олесь Михайлович. Мерзкий был мужичонка, я его не любил. Слишком жадный. Бывало, придешь домой после работы, шланги горят, и на душе ересь огненная, что хочется немедленно залить. Придешь и чувствуешь – Нежопа гонит самогон.

Он тогда на плодоовощной базе работал, так по ночам вывозил домой гнилые фрукты и из них гнал. Ну, поначалу, понятно, брагу – бутыли у него прямо в ванной стояли, а потом уже первач – на даче. А летом – так прямо дома на плите. Поставит аппарат на огонь, трубу в окно выкинет и начинает коптить. А ментам, что приходили по его душу, пару червонцев сунет и штоф, они и уйдут! Времена-то, помнишь, какие были, жидкая валюта тогда ох как ценилась – не то что сейчас!

Так вот, пришел я как-то летом домой с работы. Злой, как черт, и шланги горят огнем. А все потому, что отпахал две смены – да не просто, а на приеме! Союз разваливался, у народа крышу совсем сорвало, так мы месячный план по пациентам в декаду делали!

Дурки все были переполнены – то экстрасенса привезут, то почитателя речей Горбачева, а то и самого министра иностранных дел Российской империи. В общем, конвейер – горбатили почти задарма, зарплату не платили, зато стимулировали розовой водой. Она хоть и не тройной, но если ее через песок пару раз пропустить, а после прокипятить и осадить в эмалированной кастрюле – то ничего, пить можно!

Так вот, пришел, значит! Руки трясутся, а от самого розовой водой на всю ивановскую разит. А мне вчерась жинка (а мы с ней были только год как женаты) говорит: «Гриша, еще раз я от тебя бабский аромат учую, так три месяца давать не буду, чтобы ты, кобель, знал, как чужих сучек брюхатить – в то время как своя дома неласканная прозябает!»

Ну, думаю – что делать? Хотел мыла немного съесть, чтобы запах, значит, розовой воды отбить изо рта, так мыло, как назло, кончилось! Потом еще «Поморин» помогал, но в то время и его не стало. В общем, выход один – ломиться к Нежопе за стаканом. У его первача такой мерзкий запах был, что напрочь перебивал весь парфюм. Ну и что, что пьяный, главное, родной кровинушке не изменил, верность сохранил и пришел домой с деньгами – хоть с какими-то!

Да, Андрюша! – ты не думай, что я алкаш какой-нибудь, уж ты-то меня знаешь! Просто времена были – ну, словно опричнина, куда податься бедному санитару? Вот и страдал, пытаясь заглушить внутреннюю боль розовым за неимением тройного! А тогда знаешь, как трудно было! Мужики вон – санитары постарше – те вообще «Дихлофос» дубасили. Чистый! Или прыснут в пиво пару пшиков и балдеют. Коктейль назывался «Трави таракана» А что, прикольно! Башка тупая-тупая, и все вокруг похожи на жуков – так и хочется убить! Но я им не злоупотреблял – мне ведь еще сына родить нужно было и дочь! А как я наследников делать буду, если сам на таракана похож? Я – человек с понятиями, не смотри, никакой не шалапутный! А с розовенькой-то что? Да ничего, и, вообще, для девушек она больше!

– Ну, так вот, звоню Нежопе, открывает. Я ему, типа: «Олесь, привет! Спасай, жена ругается, боюсь, утюгом по голове получу, если немедленно розовую первачом не осажу!»

Насупился! А ведь я ему рупь сую! Не даром ведь брать собрался!

«Нет! – говорит, – ты мне своим рублем в нос не тычь, поскольку, во-первых, стакан стоит треху, а во-вторых, ко мне сейчас должны прийти уважаемые люди! Они заберут всю партию оптом!»

Вот так, представляешь! Уважаемым, значит, всё, а мне – от ворот поворот! Значит, я совсем не уважаемый!

Перельман вытянул шею, встал на цыпочки и воззрился в потолок, словно пытаясь глазами просверлить в нем дыру. Бесполезно! Какой бы мощностью не обладал взгляд санитара, потолки в клинике были высокие, и исходящий от Перельмана оптический пучок рассеивался, не достигая цели – не в силах вызвать хоть какие-то повреждения. К тому же у Гриши были обычные глаза, а не боевые лазеры.

Андрей достал новую сигарету. Ему было лень – лень двигаться, лень думать, лень что-либо делать. Поэтому пусть Перельман рассказывает – он подождет. Сменщик на прием должен явиться минут через двадцать, так что время пока есть.

В шее санитара что-то отчетливо хрустнуло, и он схватился рукой за основание черепа:

– Вот так, вспомнишь эту скотину, тут же инвалидом становишься! А все потому, что человек плохой был, жадный! Отказал он мне в стаканчике, и тут меня такая злость разобрала – ну, думаю, сейчас я тебе устрою – мало не покажется! И устроил – будь спок! Это мы могем!

Домой, конечно, заходить не стал – жена у меня была будь здоров и слов на ветер не бросала! Спустился на этаж к знакомому (отличный мужик – звали Швов Изя – хоть и жид, но душа-человек, правда, мамаша у него была зверь), позвонил в клинику и говорю, мол, приезжайте, братцы, выручайте – тут один баклан разбушевался, беленькая у него, самогон гонит, вот до чертей и допился!

Пришлось, конечно, подождать! Пришлось! Но зато, когда скорая приехала, вот был цирк! Пошли мы, значит, к Нежопе со смирительной рубашкой, прозвонили в звоночек – он дверь открыл, а мы на него всем скопом и набросились, Быстренько упаковали – и в дурку, сразу пару укольчиков – стал, как миленький! Наш пациент! Супротив тогдашней медицины даже слон устоять не мог, что там говорить про какого-то Нежопу! Ну, а квартира, само собой, открытая осталось, так я оттуда весь самогон в больничку-то и отвез. А Нежопу мы потом выпустили, дали ему справку по месту работы, что он две недели провел в дурдоме по случаю белой горячки, и дубликат отправили заказным письмом – чтоб не смел, подлец, государство обманывать. И поперли его с базы, мигом попрели!

Перельман затушил чадящую беломорину о ноготь большого пальца и удовлетворенно причмокнул губами. Непонятно было, воспоминания о чем доставляют ему большее удовольствие – о самогоне и жене, что не выгнала его из дома, но отнеслась с пониманием, или о Нежопе, карьера которого с тех пор так и не восстановилась.

Время шло. Андрей вручил папку санитару и велел отвести Сивгородичевского с сопроводительными документами прямо по месту назначения – в «шестерку», а сам поднялся к себе в кабинет. Он уже привык к историям от Перельмана, и почти всегда они заканчивались одним и тем же – помещением обидчиков Гриши в дурдом и справкой по месту работы.

– Вот так бывает! – настроение у него гуляло, как девушка на выданье в поисках мужа-олигарха. Он представил себя на месте Нежопы и решил, что на его месте он никогда не окажется – во-первых, фамилии несравнимы, а во-вторых – чего-чего, а на Перельмана он управу имеет. Главное, чтобы так и оставалось в дальнейшем!

– Ах, Перельман, ах, Перельман! – Андрей сквозь зубы процедил мотивчик «Ах, вернисажа» Лаймы Вайкуле, потом расхохотался и дополнил уже во весь голос:

Ах, Перельман, ах, Перельман!Какой подлец, какой обман!Укольчик раз – и ты баран,Укольчик два – и ты дрова!

И помни, гнида,Перельман не шутит!Якорь тебе в печенку!

– В печенку якорь! – Андрей сел на кушетку и уставился на книжную полку, где у него хранились книги по психиатрии и психологии. – А вот что по поводу такого метода лечения сказали бы наши светила?

Андрей давно подумывал написать диссертацию. И не просто подумывал, но уже, можно сказать, начал ею заниматься. Перво-наперво, конечно, нужно было собрать материал. Но с этим проблем возникнуть не должно – обширная практика Андрея давала ему прекрасный шанс для самореализации. Плюс еще книги, коих у него скопилась прорва, и из которых можно многое почерпнуть.

Андрей быстро поднялся и достал из шкафа антикварное издание Крепелина и Сербского 1898 года по психиатрии в двух томах. Подарок богатых друзей (бывших сокурсников), которые немедленно после выпуска укатили в Израиль, прошли переаттестацию, получили лицензию по врачебной специальности и работали в одном из тель-авивских профильных учреждений. Прошлым летом они были в Москве на экскурсии – Андрей встречался с ними в ресторане неподалеку от Красной площади.