Счастливые бывшим не пишут - Елена Лабрус

Он кивнул. Открыл пакетик, всыпал в рот содержимое и запил водой прямо из-под крана.

Выглядел Марк плохо, опухший, помятый, с головной болью, с перегаром.

И мне бы его пощадить. Но только не сейчас. Как говорил мой папа: «Больной, не занимайтесь самолечением! Врач сказал в морг, значит, в морг!»

В кармане у меня лежал кулон с балериной и красным камнем.

— Надо поговорить, — сказала я.

Марк обречённо кивнул и без сил прижался лбом к холодному стеклу окна.

Я физически ощущала, как ему тошно. Гадко. Противно. Стыдно.

А ещё больно.

Но это был его выбор.

— Гренки будешь? — выложила я на тарелку поджаренные с двух сторон ломти батона.

— Не сейчас.

— Кофе?

Он покачал головой.

— Давно ты здесь? — повернулся он с надеждой.

— Часа два, — ответила я. И тоже покачала головой: и не надейся.

Я всё видела. И бутылку из-под шампанского в красной помаде. И использованный презерватив. И чёртов кулон с балериной, что Завьялова забыла у кровати.

— Я должна тебе рассказать, — я выключила плиту. Аккуратно повесила полотенце и повернулась. — Про Михаила Беккера.

Марк болезненно скривился.

— Может, не сейчас?

— Нет. Именно сейчас, Марк. Наверное, я должна была рассказать тебе раньше, но как все изнасилованные девочки я старалась забыть. — Он замер. В глазах застыл вопрос и страх услышать ответ. — Надеялась перевернуть страницу, забыть и никогда не вспоминать. Как будто это возможно.

— Беккер тебя?..

— Да. То, что ты слышал во сне. Это был не оргазм. Когда мне было девятнадцать лет, Беккер меня изнасиловал, избил и заразил трихомонозом. Он был моим первым мужчиной. И как ты понимаешь, единственным, — развела я руками. — До тебя.

Марк в ужасе покачал головой.

— Четыре года после него у меня никого не было. Я ходила на психотерапию, пыталась справиться, пыталась жить дальше. Что-то у меня получилось, что-то нет. Но потом появился ты. И я влюбилась. Я очень любила тебя Марк. И сейчас люблю. Я никого никогда так не любила. Но…

— Между нами снова встал Михаил Беккер, — закончил за меня Марк.

— Увы. Ты ревновал, я не могла рассказать тебе правду. Мы стали ссориться. Обиды копились. А потом…

— Потом ты сказала: Марк, давай разведёмся, — сказал он с горечью.

Я покачала головой:

— Не всерьёз. Просто на высоте эмоций.

— Но ты не оставила мне выбора, Ань, — выдохнул Марк. — Что я мог ответить? Нет, давай не будем? Давай останемся вместе? Мне пришлось согласиться.

— И всё зашло слишком далеко, — кивнула я.

— Вот я дебил, — провёл он рукой по лицу. — Если бы я знал. Этот Беккер…

— Никто не знал, Марк. И я скорее умерла бы, чем призналась кому-нибудь или пошла в полицию. Я скорее позволила сделать с собой то же самое снова, чем допустила, чтобы кто-то догадался. Мне было стыдно и страшно даже представить через что придётся пройти моей семье, если они узнают. Я не могла сделать им настолько больно.

Марк сглотнул. Покачал головой, говоря: понимаю. Скулы вздулись желваками — так он стиснул зубы. Костяшки на кулаках побелели.

34

— Догадался только мой отец и прострелил Беккеру ногу. Но этого не знала я. Узнала только сегодня. Чёртов Беккер, наверное, не оставил бы меня в покое, если бы отец этого не сделал. Но это я тоже поняла только что — почему он отстал. Мне было не просто стыдно, я чувствовала себя виноватой за всё, что произошло.

— Но это ведь неправда, — сказал Марк с чувством.

— Сейчас я, конечно, это знаю. Но тогда… Мне было девятнадцать, и мой первый опыт был таким, что лучше бы его совсем не было.

— Убью его, суку!

— Думаю, мой отец думал так же, когда направил табельное оружие на его пах. И я очень благодарна отцу, что он этого не сделал. Иначе этой возможности не было бы у меня. Я справилась с Беккером сама, Марк. Не спрашивай, как, — я подняла руки, — я этим не горжусь, что поджарила его мошонку электрошокером, и пока он валялся в отключке, наделала фотографий его посиневших гениталий. Но теперь я точно знаю, если он ещё раз появится в моей жизни — я снова справлюсь. Не беспокойся за меня, я сильнее, чем кажусь. Пусть теперь он беспокоится и меня боится.

— Ты серьёзно это сделала? — опешил Марк.

— Да, я страшная женщина, но он напросился, — развела я руками. — И мне очень жаль, что я позволила Беккеру испортить наши с тобой отношения, Марк. Позволила ему встать между нами. А там уже многого было не надо. На тлеющие угли, что ни брось — разгорится пламя.

— Я тоже хорош, — сказал Марк.

— Мы оба хороши, — ответила я. — Но… что сделано, то сделано.

И я сейчас вовсе не развод имела в виду. И Марк понял.

— Ань, она ничего для меня не значит, — смотрел он взглядом больной собаки.

— Я знаю, Марк.

— Я был не в себе. Я увидел вас вместе и…

— Я понимаю, Марк, — снова кивнула я. Протянула руки, чтобы его обнять.

— Прости, — прижался он лбом к моему плечу. — Я дурак. Полный кретин.

Я погладила его по голове.

— Тебе очень идёт эта новая стрижка.

— Ты заметила, — поднял он голову.

— Трудно было не заметить, — взъерошила упавшие на лоб вихры и сделала шаг назад.

— Нет, Ань, — удержал он меня за руку. — Пожалуйста! Не уходи. Я не хочу без тебя. Я не могу. Я люблю тебя…

— Так будет правильно, Марк, — покачала я головой. — И не вини себя, пожалуйста! Всё это правда уже неважно.

— А-а-ань!

— Марк, я не в обиде. Мы развелись, — я вышла в прихожую. Марк вышел за мной. — Была она сегодня здесь или нет — уже не важно, — натянула пальто. — Это уже не про нас, это про тебя. Ты ничего мне не должен. Зина в принципе-то неплохая баба. Дурная, и какая-то по-бабски несчастная: кого любит, тому не нравится, кому нравится, тот не нравится ей, но если тебе с ней хорошо…

— Да не хорошо мне с ней! — выдохнул Марк.

Он стоял в проёме, пока я натягивала сапоги.

— В любом случае ты вправе делать что хочешь, не оглядываясь в мою сторону, — разогнулась я.

— А ты? Чего хочешь ты?

— Жить дальше. Береги себя, Марк, — чмокнула я его в щёку и ушла.

35. Марк

Вот теперь действительно всё.

Она ушла.

Первый раз за долгое время они по-настоящему поговорили и снова стали так близки.

Но он всё испортил.

Она ушла и больше не