Столичная штучка - Галина Гордиенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рита увидела на Лесином диване платье, и ей вдруг стало не по себе. Оно и правда оказалось очень красивым, малявка Машка не соврала. Или то Дашка сказала?
Рита судорожно вздохнула: ну и повезло Леське! Ослепительно белое, из натурального шелка, осязаемо легкое, невесомое, будто из воздуха сшитое… Тонкие и частые полосы на воротничке и на подоле едва различимы глазом, они смотрелись сиреневой дымкой.
Митридат на рассвете кутался в такую же. Леська называла это растение «тамариском».
Рита почувствовала себя преступницей и разозлилась. На Леську. Последнее время она почти постоянно мучалась угрызениями совести. И зря. Ленка Сахарова сто раз повторяла ей: «Каждый в этой жизни сам за себя. Только Бог за всех!»
Рита сдвинула брови: если ей нравится Богдан, почему она должна бездействовать? И смотреть, как они с Леськой шушукаются о своем? Или как Богдан улыбается ей? А противная Леська в ответ сияет так, что ослепнуть можно!
Рита где-то читала: за счастье нужно бороться. Вот она и боролась. Как умела. Кстати, все-таки откровенно не обманывала, придерживалась правды.
«Той, что хуже любого вранья!»
Рита мотнула головой, прогоняя назойливые, ненужные мысли. Они только мешали ей.
В двери дружно ввалились Маша с Дашей. Хихикая, они полезли на подоконник. Сели рядышком и зашептались о чем-то, изредка лукаво посматривая на москвичку.
Рита мрачно ухмыльнулась: два чучелка. Мордашки фиолетовые, банты снова едва держатся в косичках, передние зубы через один, белые гольфы гармошкой на тощих щиколотках…
Она отвернулась и стала кружить по комнате, насвистывая и мечтательно улыбаясь. Изредка останавливалась, забрасывала в рот очередную тютину и сладостно жмурилась.
И все ближе подходила к Леськину дивану.
«Хорошо, Леська стул так удачно поставила, – лихорадочно размышляла Рита. – Если от окна идти, запросто налететь на него можно. И упаду как раз на диван. Судьба, получается…»
Рита ойкнула. Она наступила на собственную босоножку, та валялась посреди комнаты.
Дальше все произошло мгновенно: Рита споткнулась, зацепила Лесин стул и с пронзительным, испуганным воплем ничком упала на Лесин диван, подминая под себя блюдце с шелковицей.
Она лежала и боялась пошевелиться. С подоконника мячиками скатились Маша с Дашей. Подбежали к ней и в панике закричали:
– Платье!
Рита выпустила из рук блюдце с ягодами и пробормотала:
– Какое платье?
– Лесино, – плачущим голосом сообщила Даша.
– Ты, дура, вставай давай! – гневно рявкнула Маша.
Рита невольно хмыкнула: в минуты волнения Машка переходила на бас. Что для такой малышки довольно забавно.
Кто-то из сестер дернул ее за шорты и жалобно пропищал:
– Помнешь же!
Рита стала подниматься и ахнула: блюдце развалилось на две половины. А шелковицы больше не существовало. Потому что чернильную кашицу на диване назвать ягодами у Риты не повернулся бы язык.
Девочки дружно заплакали: Лесино платье больше не было белым. Безобразные темные разводы, кляксы и потеки превратили его в грязную тряпку.
Впрочем, Рита выглядела не лучше. Дорогой терракотовый топик оставалось только выбросить, его цвет не имел названия. Да и светлые льняные шорты оказались в весьма плачевном состоянии.
Рита попыталась стряхнуть с груди раздавленную шелковицу, но только сильнее испачкала руки. Она убито простонала:
– Что я наделала…
Даша горько рыдала, сбрасывая пальчиком на пол остатки ягод. Маша обернулась и, размазывая по щекам слезы, воскликнула:
– Лучше бы ты не приезжала!
– Я же нечаянно…
– За «нечаянно» бьют отчаянно!
– Но я тоже пострадала! Знаешь, сколько мои шорты с топиком стоят?
– Ты дура, – заявила Маша, ее глаза мгновенно просохли и горели злым огнем. – Лесино платье вообще единственное!
– Ун-уникальное, – всхлипнула Даша. – Так мама ска… сказала.
– И что в нем такого уж уникального? – уязвлено спросила Рита.
Девочки переглянулись. Даша прижимала погубленное платье к груди. Маша сухо пояснила:
– Леся в прошлом году с Ванессой Ивановной познакомилась. Через дедушку…
– Нет, Ванесса Ванна сначала с дедушкой познакомилась, – перебила Даша, ее тоненький голосок еще срывался. – Она дедушкину картину купила. А потом с ним подружилась.
– И Лесю полюбила, – буркнула Маша.
– Ну и что? – фыркнула Рита.
– Ванесса Ванна – модельер, – пискнула Даша. – Она в Киеве живет. И костюмы нашим э-э-э…
– Для фигурного катания, – подсказала Маша.
– Да, для них, шьет.
– А для Леси платье сшила!
– И к Новому году прислала.
Девчонки возбужденно выкрикивали, мешая друг другу, Рита едва успевала вертеть головой.
– Сказала в письме – это платье экс… экл… – ой, я же учила!
– Вечно ты все забываешь! Эксклюзивное – вот.
– Оно только для Леси!
– Единственное в мире!
– Оно Лесину э-э… сущность показывает!
– Леся его, знаешь, как любит!
– А ты…
– Ты его испортила!
Девочки горестно запыхтели. Рита виновато пробормотала:
– Я ж не хотела…
Сестры неприязненно молчали.
– Я Лесе вместо него любое свое платье подарю, на выбор! У меня нет плохих. И дешевых нет.
– Леся не возьмет, – угрюмо буркнула Маша.
– Она… гордая, – Дашины глаза снова наполнились слезами.
– Ишь ты – на выбор! – зло прошептала Маша.
– Я… я ее уговорю! – воскликнула Рита. – Я… я ей самое любимое подарю! Бирюзовое! Оно тоже очень-очень красивое. И Лесе подойдет, у него лиф эластичный, тут размер не важен.
Девочки переглянулись. Рита жалко улыбнулась и выдохнула:
– Я ей насовсем подарю.
В эти минуты Рита искренне жалела испорченное эксклюзивное платье. У нее самой никогда такого не было.
Сейчас Рита не помнила, как именно все случилось. Рите казалось: она действительно споткнулась о босоножку. Все произошло случайно! В самом деле, случайно. Не так уж она и виновата.
Глава 8
Испорченный вечер
Леся стояла перед зеркалом. Невольные слезы мешали рассмотреть собственное отражение. Леся торопливо сглатывала их и деланно улыбалась. Больше, чтобы успокоить встревоженных зрителей. Девочки наотрез отказались оставить ее одну. Хотя чем они могли помочь?
Расстроенные Маша с Дашей чинно сидели на полу. Притихшие и на себя непохожие. Подавленные произошедшим несчастьем.
Рита топталась у окна и делала вид, что ничего страшного не случилось. Посматривала в сад и легкомысленно насвистывала. Вот только мелодию безбожно перевирала. От волнения.
Леся никогда не считала себя жадной. Раньше. Но сейчас… Она пыталась себя успокоить, пристыдить, называла «тряпичной» душой, но это не помогало. Сердце болезненно сжималось, шершавый комок перекрывал горло, мешая дышать: Леся жалела свое погубленное платье!
