Ловушка - Ли Чайлд

Поэтому они решили обсудить ситуацию. Впрочем, они знали, как следует поступить. Они сделали несколько остановок и провели разумное количество времени в придорожном кафе. Так что к тому моменту, когда они, справившись с проблемами движения, въехали на южную окраину Манхэттена, у них была готова вполне достоверная история.

— Мы столкнулись с серьезной проблемой, — сказал первый. — Прождали несколько часов и поэтому вернулись так поздно. А проблема заключалась в том, что там оказалась целая куча военных, какая-то церемония, и все они были вооружены.

— Сколько? — спросил Хоби.

— Военных? — спросил второй. — По меньшей мере дюжина. Может быть, пятнадцать. Они постоянно перемещались, и сосчитать точно мы не смогли. Какой-то почетный караул.

— Она уехала с ними, — сообщил первый. — Судя по всему, они сопровождали ее от кладбища, а потом она отправилась с ними в какое-то другое место.

— Вам не пришло в голову последовать за ними?

— Мы не могли, — сказал второй. — Они ехали очень медленно, выстроившись длинным строем. Как в похоронной процессии. Они бы нас сразу заметили. Не могли же мы взять и пристроиться в хвосте похоронной процессии.

— А тот парень из Ки-Уэста?

— Он убрался раньше остальных, и мы не стали его трогать. Мы следили за миссис Джейкоб. К тому моменту мы ее уже вычислили. Сначала она была в доме, а потом уехала в окружении военных.

— И что вы сделали?

— Проверили дом, — сказал первый. — Он был намертво закрыт. Тогда мы поехали в город и выяснили, кому он принадлежит. В публичной библиотеке все есть. Дом записан на некоего Леона Гарбера. Мы спросили у библиотекаря, что она о нем знает, и она дала нам местную газету. На третьей странице имеется статья, посвященная ему. Он только что умер от сердечной болезни. Вдовец, единственным живым родственником является дочь Джоди, бывшая миссис Джейкоб, молодой, но очень талантливый финансовый адвокат, работает в «Спенсер, Гутман, Риккер и Талбот» на Уолл-стрит и живет на Нижнем Бродвее здесь, в Нью-Йорке.

Хоби едва заметно кивнул и принялся постукивать острым концом крюка по столу.

— И кто такой этот Леон Гарбер? С какой стати почетный караул и все такое?

— Военная полиция, — сказал первый.

Второй кивнул:

— Вышел в отставку с тремя звездами и таким количеством медалей, что и не сосчитать. Сорок лет на службе. Корея, Вьетнам и все такое.

Хоби перестал стучать по столу крюком и замер. Кровь отхлынула от его лица, и он смертельно побледнел, только в тусклом свете ярким пятном выделялись розовые шрамы.

— Военная полиция, — еле слышно повторил он.

Хоби долго сидел молча, уставившись в пространство, затем поднял крюк и принялся медленно вертеть его перед глазами, разглядывая, подставляя под тонкие лучи света, отражавшиеся от изгибов и поверхностей. Крюк дрожал, и Хоби схватил его левой рукой.

— Военная полиция, — снова проговорил он, не сводя глаз с крюка.

Затем перевел взгляд на двух мужчин, сидевших на диване.

— Выйди, — сказал он второму.

Тот бросил мимолетный взгляд на своего партнера, вышел и аккуратно закрыл за собой дверь. Хоби отодвинулся от стола и встал. Обошел стол и остановился за спиной первого, который сидел на диване, боясь пошевелиться и оглянуться на своего шефа.

Агент носил рубашки с воротниками шестнадцатого размера, то есть его шея в диаметре была чуть больше пяти дюймов, если считать, что человеческая шея — это своего рода цилиндр, — Хоби всегда с удовольствием представлял подобные вещи. Его крюк, простой стальной крючок в форме буквы J, был довольно внушительных размеров. Хоби резко выбросил крюк вперед и захватил воротник рубашки сидевшего на диване мужчины. Затем сделал шаг назад и изо всех сил потянул. Мужчина дернулся вверх и назад, отчаянно цепляясь пальцами за холодный металл, чтобы хоть чуть-чуть ослабить давление. Хоби улыбнулся и потянул сильнее. Крюк крепился к тяжелой кожаной чашке и чехлу такой же формы, чашка прикрывала остатки предплечья, а чехол плотно пристегивался к бицепсу над локтем. Чашка являлась стабилизатором, а верхний чехол, меньшего размера, чем локтевой сустав, принимал на себя всю нагрузку и удерживал крюк на обрубке. Хоби тянул на себя до тех пор, пока несчастный не начал задыхаться и синеть. Затем он немного ослабил хватку и наклонился к уху своего агента.

— У него на лице большой синяк. Откуда?

Несчастный тяжело дышал и размахивал руками. Хоби повернул крюк, ослабив давление на голосовые связки, но при этом наставил острый кончик в самое уязвимое место под ухом.

— Что там произошло? — спросил он.

Его агент понимал: крюк находится под таким углом, что любое, даже едва уловимое движение назад приведет к тому, что крюк разорвет кожу и вонзится в уязвимый треугольник под челюстью. Он не слишком разбирался в анатомии, но знал, что от смерти его отделяет всего дюйм.

— Я вам расскажу, — прохрипел он. — Я все расскажу.

Хоби продолжал держать крюк у него под ухом, слегка нажимая на него всякий раз, когда его жертва замолкала, так что вся история от начала до конца заняла примерно три минуты.

— Вы меня подвели, — сказал Хоби.

— Да, подвели, — выдохнул агент. — Но это его вина. Он застрял за дверью с экраном. Он оказался бесполезным.

Хоби надавил на крюк.

— Это в каком смысле? Вроде того, что он бесполезный, а ты очень даже полезный?

— Это он во всем виноват, — снова прохрипел агент. — А я очень полезный.

— Тебе придется это доказать.

— Как? — с трудом произнес агент. — Умоляю вас, скажите: как? Скажите же мне.

— Очень просто. Ты можешь кое-что для меня сделать.

— Да, конечно, все, что угодно, — не унимался агент.

— Привези ко мне миссис Джейкоб, — заорал Хоби.

— Да, — выкрикнул в ответ агент.

— И постарайся больше не испортить все дело, — завопил Хоби.

— Ни за что, мы никогда, я обещаю, — проверещал агент.

Хоби два раза надавил на крюк в такт своим словам.

— Не «мы». Только ты. Потому что ты можешь сделать для меня кое-что еще.

— Что? — прохрипел агент. — Я готов на все.

— Избавься от своего бесполезного партнера, — прошептал Хоби. — Сегодня, на яхте.

Его агент принялся рьяно кивать, насколько позволял ему крюк. Хоби наклонился вперед и убрал крюк. Агент повалился на бок, и его вырвало прямо на диван.

— И принеси мне его правую руку, — снова прошептал Хоби. — В качестве доказательства.

Они выяснили, что клиника, которую посещал Леон, была не отдельной самостоятельной больницей, а административной единицей, входящей в состав гигантского частного больничного комплекса, который обслуживал округ Патнам. В огромном парке стояло десятиэтажное белое здание, а вокруг него расположились всевозможные медицинские учреждения. Узкие извилистые дорожки вели по обустроенной со вкусом территории в маленькие тупички, где находились кабинеты врачей и дантистов. Если доктор не мог справиться с проблемой в своем кабинете, он отправлял пациента в главный корпус, в больницу, и занимался им там. Таким образом, кардиологическая клиника представляла собой довольно солидное заведение, в котором постоянно менялся контингент врачей и больных в зависимости от того, кто болен и насколько серьезно. Из бумаг Леона было ясно, что им занимались в нескольких местах: сначала в отделении интенсивной терапии, затем в послеоперационной палате, потом амбулаторно и снова в интенсивной терапии, когда он пришел сюда в последний раз.

Единственной постоянной величиной было имя лечащего врача, некоего доктора Макбаннермана, которого Ричер представлял себе добродушным седовласым стариком, опытным, знающим и сочувствующим, возможно с шотландскими корнями, пока Джоди не сказала ему, что встречалась с врачом несколько раз, что она из Балтимора и ей тридцать пять лет. Ричер вел машину Джоди по маленьким извивающимся дорожкам, а она поглядывала по сторонам в поисках нужного кабинета. В конце концов Джоди узнала низкое кирпичное строение, белое и очень аккуратное. Казалось, оно испускает антисептическое сияние, как и все медицинские заведения в мире. Снаружи стояло около полудюжины машин, и Ричер заехал задом на единственное пустовавшее место.

В приемной их встретила пожилая полная женщина, которая с сочувствием поздоровалась с Джоди. Она предложила им подождать во внутреннем кабинете доктора, за что они заслужили мрачные взгляды других пациентов. Здесь было тихо, стерильно и безлико, стоял обычный стол для осмотра пациентов, а на стене за столом висело большое изображение человеческого сердца в разрезе. Джоди смотрела на него с таким видом, словно задавала себе вопрос: «И какая же его часть в конце концов не выдержала?» Неожиданно Ричер почувствовал, как ровно бьется у него в груди его собственное сердце, огромное и сильное, как оно качает кровь и она пульсирует в запястьях и на шее.