Зонтик для террориста - Иори Фудзивара
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты что, по-английски понимаешь?
— Ну, так. Когда-то был там. А ты?
— Я в языках совсем не силен.
— Да? А с виду вроде интеллигент.
В это время к нам заглянул один старик. Волосы серебристого цвета свисали до плеч. Выглядел он, как старина Хэм, если бы дожил до восьмидесяти. В руке — книга в твердой обложке. Он вежливо обратился к Тацу:
— У вас не осталось какой-нибудь лишней еды?
— О, профессор. Вчера был плохой урожай?
Старик медленно кивнул:
— Последнее время и здесь не осталось никакого порядка. Вчера отсек, куда выбрасывают мусор из ресторана, — а я там собираю еду, — закрыли на ключ. Кто-то стал раскидывать объедки. Не закрывал крышку бака. Я боялся, как бы работники ресторана не приняли меры. И мои опасения оправдались.
— Поэтому-то новичков и не любят, — сказал Тацу, обращаясь ко мне.
А потом небрежным жестом выдал лишнюю коробку старику.
Старик поблагодарил его и добавил:
— Можно я возьму ее в долг?
— Да о чем вы?!
Старик еще раз склонил голову в вежливом поклоне и ушел, шаркая ногами. Походка у него была неуверенная. Я спросил, смотря ему вслед:
— Кто это такой?
— Самый большой интеллигент из всех. Где-то с полгода здесь, постоянно читает какие-то труды. Хотя и на английском, но я ничего понять не могу, до того запутанные. Поэтому его все и зовут профессором.
— Он врач?
Тацу взглянул на меня:
— Не знаю. С чего ты взял?
— У него с собой была книга «Клинические исследования в судебной медицине».
Тацу вытаращил глаза:
— Так ты сечешь по-английски? А я этого прочитать не мог. «Форенсик джуриспруденс»? Откуда ты слова такие знаешь?
— Немного читаю и пишу. Только знания мои ржавчиной покрылись. И на слух я ничего понять не могу, и с разговорным дело плохо. Мы с тобой разных поколений. Слушай, а хозяин моего домика, дедушка Гэн, с ним на самом деле все в порядке?
Тацу нахмурился:
— Да, откровенно говоря, я тоже немного волнуюсь. В его-то возрасте вряд ли кто-нибудь на стройку возьмет. И вчера вечером холодновато было.
— А с пропитанием у него проблем не было?
— Я ему давал. Последнее время он ослаб немного. Но давай еще денек подождем. Если не вернется, пойдем поищем. От Уэно к Санъя и до Окубо. Наверняка там где-нибудь болтается. Сразу найдем.
Я не стал возражать. Я новичок. Никаких прав не имею. Тут я кое-что вспомнил:
— Тацу, а здесь есть где помыться?
— А зачем тебе?
— Ну, мне вообще-то сегодня надо с одним человеком встретиться. Пять дней не мылся уже. И не брился.
— Ничего не получится, — бросил Тацу. — Среди нас нет любителей чистоты. А те, что и были, пользовались водопроводом в парке Тюо. Только его теперь перекрыли. Еще минимум на пару дней. Но с таким видом, как у тебя, в магазины пока пускают, помочи полотенце и протрись в кабинке туалета. В туалетах на вокзале мыться будешь, когда совсем грязью зарастешь.
— Вот как? — спросил я. — Что ж, помоюсь в туалете универмага.
Я дошел до станции «Синдзюку» пешком. По дороге столкнулся с двумя полицейскими в штатском, но ни один из них не обратил на меня внимания. Будто я был частью городского пейзажа. Похоже, на данном этапе я попал в яблочко. Непонятно, правда, надолго ли.
Перед кассами, где продавались билеты на поезда «Джей Ар»,[48] стояло штук двадцать телефонов-автоматов. Я выбрал самый крайний и набрал по памяти номер.
— Салют, выпускник Токийского универа. Как самочувствие?
Я огляделся по сторонам. Через два автомата двое служащих держали в руках трубки и громко разговаривали. Я повернулся к ним спиной.
— Самочувствие неплохое. Только универа я не заканчивал. Отчислен. Знаешь, за что?
— В одном месте что-то происходит. В то же самое время что-то происходит в другом месте. И в двух этих событиях есть что-то странное. В большинстве случаев это означает, что оба события связаны друг с другом. — Голос Асаи звучал бодро.
— Надо же. Это твоя философия жизни?
— Правило, выведенное на основе собственного опыта. У меня еще кое-что есть. Ты, наверное, пока не читал утренних газет? Когда последний раз новости смотрел?
— Вчера вечером. Семичасовые. По «Эн-эйч-кей».
Асаи скорей всего решит, что я смотрел их в какой-нибудь столовке.
— Я тоже смотрел. Сначала в полседьмого по частному каналу. Сразу после твоего звонка. Объявили результаты пресс-конференции. Я тогда подумал: ошибки нет. Но я каждое утро просматриваю девять газет. Читаю от «Никкэй рюкю» до «Никкан когё».[49]
— Я еще не читал, и что там?
— Похоже, копы поменяли стратегию, успев до верстки утренних газет. Во всех изданиях говорится, что тебя объявили в розыск. Не по старому преступлению, а по новому. Так что там дается твоя настоящая фамилия.
— И в чем меня подозревают?
— Угрозы.
— Угрозы?
— А ты никому не угрожал, что убьешь? Сразу после взрыва во время суматохи.
Я вспомнил рыжего сектанта. Он еще толком не пришел в себя, когда я поручил ему девчонку. И все равно не забыл моих слов. «Понял меня? Если с ней что-нибудь случится, я тебя пришью…» Точно, я так и сказал.
— Понятно.
— Ты теперь не бывший подозреваемый А., как тебя называли по телевизору, а Тосихико Кикути. Подарочек от копов для журналюг. Вот и оправдание готово, и не надо себя контролировать при публикации настоящего имени.
— Или во время открытого расследования.
— Ну да. Но за угрозы дают максимум два года ссылки. А тут в розыск объявили. Ну и методы. Мельчают власти. Хоть плачь. И куда катится Япония?
— Вот уж не знаю. Спроси у политобозревателей. Фотографию показали?
— Да, показали. Наверное, еще студенческих времен. Прямо красавец-мужчина, даром что в участке снимали. Но беспокоиться тебе особенно не о чем. Вряд ли найдется хоть один умник, который в этой фотке узнает тебя нынешнего.
— Понял. Лучше скажи, ты не передумал? Помнишь, мы вчера договорились, что ты ответишь на мой вопрос?
После небольшой паузы он тихо сказал:
— У меня и в мыслях нет становиться порядочным человеком до мозга костей. Но если пообещал, то слово свое держу.
— Прости, — извинился я.
— Только это не телефонный разговор. Где встретимся?
— Давай в парке.
Он ответил испуганно:
— Эй, ты в своем уме? Копам известны твои привычки. В хорошую погоду ты любишь пить виски в парке средь бела дня. Вот и сегодня солнце светит. Могу с тобой поспорить: во всех парках города сегодня дежурят ребята в штатском. На планерках, посвященных расследованию, они необычайно внимательны ко всем подробностям. Так что, уверяю тебя, стоят у каждых качелей. Непременно направят дежурить из районных участков.
— Ты сейчас один? — спросил я.
— Один.
— Я имел в виду не городской парк, а парк Ямасита. Тот, что в Йокогаме.
Асаи засмеялся:
— Сакурадамон и полицейское управление префектуры Канагава? Я смотрю, ты тоже хорошо разбираешься во внутренних делах полиции.
Отношения между токийским и канагавским полицейскими управлениями с большим трудом можно было назвать дружескими. Региональная администрация огородила себя таким высоким забором, что и представить сложно. Асаи это знал. В подобных вопросах он слыл экспертом. В течение долгого времени собирал по кусочкам различную информацию.
— О таких вещах не так тяжело догадаться.
— Да уж, — пробормотал он. — А ты все-таки ас.
Он спросил, во сколько встречаемся.
— В два, — ответил я.
— Хорошо, где конкретно в парке Ямасита? Он довольно большой.
— У «Нагакава-мару».
Вновь послышался смех.
— У корабля же одна деревня собирается. Нет ничего поблагороднее на примете?
— Нет. Я Йокогаму плохо знаю, — сказал я и добавил: — У меня к тебе просьба. Приходи один. И никому не говори о нашей встрече. Даже, к примеру, Мотидзуки.
— А у тебя что, есть какие-то подозрения?
— Нет, просто лучше перестраховаться.
— Ладно. До встречи.
Я положил трубку и вернулся в картонный домик. Тацу нигде не было. Магнитофон и плитка остались внутри. Наверное, никто не смеет прикоснуться к его имуществу. Вдалеке виднелась фигура профессора: он сидел у себя и читал книгу. Я достал бутылку виски. Первый глоток за сегодняшний день. Я опустил взгляд и заметил стопку книг без суперобложек. Я взял одну, из нее выпал желтый листок бумаги.
Я поднял его и стал разглядывать. Листовка. На тонкой бумаге крупными буквами был написан заголовок-обращение к читателям:
«Поговорим о Боге?»
9
На Синагаве я пересел на линию Кэйхин-Тохоку. В вагоне было свободно. Я сел и стал читать газеты, которые подобрал в мусорке на станции «Синдзюку». Все шесть газет, выходящих в столичном округе. Я положил их в бумажный пакет вместе с бутылкой виски, а теперь доставал и читал по одной. В центре первой страницы красовался заголовок: «Взрыв в парке Тюо в Синдзюку. Все больше загадок. Есть ли связь со взрывом автомобиля?» На странице событий в обществе рассказывалось о происшествии семьдесят первого года и о том, что меня объявили в розыск. С реальностью статья имела мало общего. Впрочем, ничего удивительного. Были даны наши с Кувано биографии. Говорилось, что мы прекратили участие в студенческом движении, потому что решили заняться терроризмом в одиночку. Эти выводы соответствующих органов опубликовали во всех газетах. И только в одной рассказывалось о рыжем сектанте. Его называли господином А., настоящее имя не давалось. Единственная его реплика: «Полиция попросила меня ни о чем не говорить». В газете высказывались сомнения по поводу официально обнародованных обвинений в столь незначительном преступлении и давалась моя фотография студенческих времен. Именно такая, как и сказал Асаи.